Так уцелевшие гондолинцы, ведомые Туором, перешли горы и спустились в долину Сириона; пробираясь на юг по труднопроходимым и опасным тропам, пришли они в Нан–татрен, Край Ив; ибо власть Ульмо все еще была в водах великой реки и хранила их, там они отдохнули, исцеляясь от ран и усталости; но печаль их ничто не могло исцелить. И устроили они поминальное празднество в память о Гондолине и эльфах, погибших вместе с ним, о девах, женах и королевских воинах; и под ивами Нан–татрена на исходе года много песен спели они о милом их сердцам Глорфинделе. Тогда же Туор сложил для сына своего Эарендила песню, повествующую о явлении Ульмо, Владыки Вод, на берегах Невраста; и тоска по морю вновь пробудилась в сердцах Туора и его сына. Потому Идриль и Туор покинули Нан–татрен и спустились по реке на юг, к морю; там они поселились в устье Сириона, и их сородичи присоединились к Эльвинг, дочери Диора, и ее спутникам, что бежали туда незадолго до этих событий. Когда же Балара достиг слух о падении Гондолина и гибели Тургона, Эрейнион Гил–Галад, сын Фингона, был провозглашен верховным королем нолдоров в Средиземье.
Моргот же считал свое торжество полным, и не заботили его ни сыны Феанора, ни их клятва, которая никогда не вредила ему, но оборачивалась наилучшей помощью; и в черных своих мыслях смеялся он, нисколько не сожалея о потере одного Сильмарила, ибо думал, что благодаря тому остатки племен эльдаров исчезнут из Средиземья и более не потревожат его. Если он и знал о поселениях в устье Сириона, то не подавал виду, дожидаясь своего часа, когда начнут действовать клятва и ложь. А близ вод Сириона и у моря множился эльфийский народ, пришельцы из Дориата и Гондолина; с Балара приплывали к ним мореходы Кирдана, да и сами они тянулись все ближе к побережью Арверниен, под сень длани Ульмо.
Говорят, в те дни Ульмо поднялся из глубин моря в Валинор, и говорил там с вал арами о злосчастьях эльфов, и призвал простить их, спасти от всевозрастающей мощи Моргота и отвоевать Сильмарилы, в коих одних блистал ныне свет Благих Дней, когда Два Древа еще озаряли Валинор. Но Манвэ не шелохнулся. А какое преданье поведает о сокровенных глубинах его души? Мудрые говорили, что час еще не пробил и что лишь тот, кто будет взывать от имени и эльфов и людей, прося прощения их проступкам и милосердия к их бедам, — лишь тот сможет склонить к ним сердце Сил; от клятвы же Феанора даже сам Манвэ не в силах, быть может, никого освободить, пока она не будет исполнена и сыновья Феанора не обретут Сильмарилов, на коих объявили они жестокое свое право. Ибо свет, сияющий в Сильмарилах, сотворен самими вал арами.
Прошло время, и Туор ощутил, что старость подкрадывается к нему, и всегдашняя тоска по морю еще больше овладела его сердцем. Потому он построил огромный корабль и назвал его Эарраме, Крыло Моря; вместе с Идриль Келебриндал отплыл он на Запад, к закату, и ни одна песня, ни одно предание более не поминают о нем. Но впоследствии пели о том, что Туор, один из всех Смертных Людей, был причислен к более древнему народу и соединен с любимыми им нолдорами; и судьба его отделена от судьбы людей.
Глава 24 О путешествии Эарендила и Войне Гнева
Ясный Эарендил был вождем народа, жившего в устье Сириона; он взял в жены прекрасную Эльвинг, и она родила ему Элронда и Элроса, что зовутся Полуэльфами. Однако Эарендил не ведал покоя, и плавания вдоль берегов Ближних Земель не утоляли его беспокойства. Два стремления родились в его сердце, сплетаясь в тоску об открытом море: он желал отыскать Туора и Идриль, которые так и не вернулись; замыслил он также найти последний берег и, прежде чем настигнет его смерть, принести на Запад, валарам, послание от эльфов и людей, что склонит их сердца к состраданию бедам Средиземья.
Эарендил близко сдружился с Кирданом Корабелом, который обитал на острове Балар с теми своими соплеменниками, что спаслись после гибели гаваней Бритомбара и Эглареста. С помощью Кирдана выстроил Эарендил Вингилот, Пеноцвет, прекраснейший из всех воспетых кораблей. Весла его были золотые, борта сложены из белых берез, срубленных в Нимбретиле, а паруса сияли, словно серебряная луна. Песнь об Эарендиле много повествует о его приключениях в глубинах моря и в неизведанных землях, во многих водах и на многих островах; Эльвинг, однако, не было с ним, ибо она, печалясь, ждала его в устье Сириона.
Эарендил не нашел ни Туора, ни Идриль; и к берегам Валинора не приблизился он в этом плавании, побежденный тенями и чарами, отброшенный враждебными ветрами; и вот наконец, истосковавшись по Эльвинг, он повернул домой, к берегам Белерианда. Сердце велело ему торопиться, ибо сны навеяли страх; и ветра, с которыми он так яростно прежде сражался, несли его теперь назад, стремительные, как мысль.
Когда Маэдрос впервые услышал о том, что Эльвинг спаслась и, владея Сильмарилом, живет в устье Сириона, он сдержал себя, сожалея о совершенном в Дориате. Но потом сознанье неисполненной клятвы вновь стало мучить его и братьев, и, сойдя со своих скитальческих троп, они отправили в Гавань послания дружественные, но повелительные. Однако Эльвинг и ее сородичи не могли отдать Сильмарил, который добыл Берен и носила Лютиэн, из–за которого был убит Диор Прекрасный; менее всего могли они сделать это, пока вождь их, Эарендил, был в Море, ибо верили, что в Сильмариле заключено исцеление и благословение, снисходящее на их жилища и корабли. И так случилась последняя и самая жестокая резня меж эльфами; была то третья великая беда, причиненная проклятой клятвой.
Ибо уцелевшие сыновья Феанора внезапно напали на изгнанников из Гондолина и беглецов из Дориата и перебили их. Многие сородичи сыновей Феанора в той битве сражались на их стороне, другие же взбунтовались и погибли, защищая Эльвинг от своих же вождей — таковы были страданья и смятенья в те дни в душах эльдаров; однако Маэдрос и Маглор победили, хотя они одни остались в живых из сыновей Феанора, ибо Амрод и Амрас были убиты. Слишком поздно пришли на помощь эльфам Сириона корабли Кирдана и верховного короля Гил–Гэлада; сгинули и Эльвинг, и ее сыновья. Те поселенцы, кто уцелел в битве, присоединились к Гил–Гэладу и с ним приплыли на Балар; и рассказывали они, что Элронд и Элрос взяты в плен, Эльвинг же с Сильмарилом на груди бросилась в море.
Так Маэдрос и Маглор не завладели камнем; но он не сгинул. Ибо Ульмо вынес Эльвинг из волн и обратил в большую белую птицу, а Сильмарил сиял звездой у нее на груди, когда летела она над водой, разыскивая возлюбленного своего Эарендила. Эарендил же в ночи, стоя у штурвала своего корабля, узрел ее белым облаком над морем, бледным пламенем на крылах бури. И рассказывают песни о том, как пала она с воздуха на палубу Вингилота, лишась чувств, полумертвая от стремительного полета, и Эарендил прижал ее к своей груди; утром же он в изумленье узрел свою жену в ее истинном облике — она спала рядом с ним, а ее волосы рассыпались по его лицу.
Велика была скорбь Эарендила и Эльвинг о разорении гаваней Сириона и пленении сыновей; опасались они, что те будут убиты; но так не случилось. Ибо Маглор пожалел Элронда и Элроса и обращался с ними ласково, и меж ними возникла приязнь, как ни странно это казалось; но душа Маглора была измучена и иссушена тяготой страшной клятвы.
Для Эарендила, однако, не осталось надежд в Средиземье. В отчаянье он вновь повернул прочь и не возвратился домой, но поплыл опять в Валинор, и с ним была Эльвинг. Часто стоял он теперь на носу Вингилота, а на челе его сиял Сильмарил, и сияние становилось тем ярче, чем далее плыли они на запад. И говорят мудрецы, что именно мощью священного этого алмаза они наконец приплыли в воды, что не знали иных кораблей, кроме кораблей тэлери; они достигли Зачарованных Островов и избежали их чар, они приплыли в Затененные Моря и избегли их теней, они узрели Тол–Эрессеа, Одинокий Остров, но не остановились; и вот они бросили якорь в заливе Эльдамар, и тэлери увидели корабль, приплывший с востока, и изумились, узрев издалека Сильмарил — а был он ярок. Так Эарендил первым из живших людей приплыл к бессмертным берегам; и он обратился к Эльвинг и прочим своим спутникам — были то три морехода, проплывшие с ним все моря, звали их Фалатар, Эреллонт и Аэрандир. И сказал им Эарендил:
— Никто, кроме меня, не ступит на эту землю, чтобы не пал на него гнев валаров. Я один приму эту опасность во имя Двух Племен.
Эльвинг, однако, отвечала:
— Стало быть, наши пути будут разделены навеки; но все грозящие тебе опасности приму и я.
И она спрыгнула в белую пену и побежала к нему; но печалился Эарендил, ибо опасался гнева Западных Владык на пришельца из Средиземья, что осмелился пересечь границу Амана. Там они простились со своими спутниками и расстались с ними навеки.
Тогда Эарендил молвил Эльвинг: «Жди меня здесь, ибо лишь один может явиться с посланием, которое суждено нести мне». И он двинулся один в глубь края и вошел в Калакирию, и она показалась ему безмолвной и пустынной, ибо, как некогда Моргот и Унголианта, так ныне Эарендил появился во время празднества, и почти все эльфы ушли в Валимар либо собрались в чертогах Манвэ на Таникветиле, и лишь немногие остались нести стражу на стенах Тириона.
Были, однако, такие, что узрели его и свет, который он нес, и поспешили в Валимар. Эарендил же взошел на зеленый холм Туну, но никого не было там; он пришел на улицы Тириона и увидел, что они опустели, и тяжко стало у него на сердце, ибо он опасался, что неведомая беда приключилась с Благословенной Землей. Он шел опустевшими дорогами Тириона, и пыль оседала на его одеждах, а была то алмазная пыль, и он весь сиял и блистал, подымаясь по длинным белоснежным лестницам. И он громко воззвал на многих наречьях людей и эльфов, но никто не ответил ему. И в отчаянии Эарендил повернул к морю, но не успел ступить на дорогу, ведущую к берегу, как некто, встав на вершине холма, обратился к нему громким голосом:
— Привет тебе, Эарендил, славнейший из мореходов, долгожданный и пришедший нежданно, из отчаянья принесший надежду! Привет тебе, Эарендил, несущий свет предсолнечный и предлунный! Величье Детей Земных, звезда во тьме, алмаз заката и сиянье рассвета!
То был голос Эонвэ, посланника Манвэ; он явился из Валимара и призвал Эарендила предстать пред Силами Адры. И Эарендил явился в чертоги Валимара. Никогда не ступал он больше по землям смертных. Тогда собрались валары и призвали из глубин моря Ульмо; и Эарендил встал перед ними и передал им послание Двух Племен. Прощения просил он нолдорам и сострадания их неисчислимым горестям, милосердия людям и эльфам и помощи в нужде. И мольба его не была отринута.
Говорят эльфы, что, когда Эарендил ушел за женой своей, Эльвинг, Мандос заговорил о его судьбе и молвил так:
— Или Смертный ступит на Бессмертные Земли и останется жив?
И отвечал ему Ульмо:
— Для того он был рожден. И скажи мне, разве он не Эарендил, сын Туора из рода Хадора, сын Идриль, дочери Тургона из рода эльфа Финвэ?
Мандос возразил:
— Также и нолдор, по воле своей ушедший в изгнание, не вправе вернуться сюда.
Умолкли они, и промолвил Манвэ:
— Право суда за мной. Опасность, которой осмелился подвергнуться Эарендил из любви к Двум Племенам, не должна пасть ни на него, ни на жену его, Эльвинг, которая осмелилась на то же из любви к нему; но никогда не ступать им более по Внешним Землям, меж людей и эльфов. И решенье мое таково: Эарендилу и Эльвинг, а также сынам их будет дано право избрать, судьбу какого народа они пожелают разделить.
Между тем Эарендила долго не было, и Эльвинг стало боязно и одиноко; и, бродя вдоль берега моря, пришла она в гавань Альквалондэ, где стоял флот. Тэлери дружески приняли ее, а она поведала им о Дориате, Гондолине и злосчастьях Белерианда, и они дивились и печалились; и Эарендил, воротясь, нашел ее в Лебединой гавани. Очень скоро, однако, они были призваны в Валимар, и там объявили им волю Старейшины.
Тогда Эарендил молвил Эльвинг: «Выбирай ты, ибо я устал от мира». И Эльвинг, памятуя о Лютиэн, избрала судьбу Перворожденных Детей Илуватара, а Эарендил из любви к ней избрал то же, хоть сердце его и тянулось больше к людям племени его отца. Тогда, по велению Манвэ, Эонвэ явился на берег Амана, где ожидали вестей спутники Эарендила; взял он ладью и посадил в нее троих мореходов, вал ары же даровали сильный ветер и направили их на восток. А Вингилот валары благословили и перенесли через Валимар на крайнюю оконечность мира; он прошел во Врата Ночи и был поднят в небесный океан.
Стал этот корабль невыразимо прекрасен и наполнен живым светом, чистым и ясным, а на носу его сидел Эарендил Мореход, сверкая пылью эльфийских алмазов, и на челе его блистал Сильмарил. Далеко заплывал на этом корабле Эарендил, даже в беззвездные бездны, но чаще видели его утром либо вечером — мерцающим в лучах рассвета или заката, когда возвращался он в Валинор из своих путешествий за пределы мира.
В тех путешествиях Эльвинг не сопровождала его, ибо не могла она перенести ледяной бездорожной бездны и любила более землю и сладостные ветра, что веют с холмов или с моря. Потому для нее возвели белую башню на северном краю Разделяющих Морей: там иногда отдыхали морские птицы. Говорят, что Эльвинг научилась птичьему языку, ибо в их облике существовала когда–то; и птицы научили ее летать, а крылья у нее были белоснежные и серебристо–серые. Временами, когда Эарендил, возвращаясь, приближался к Арде, она летела навстречу, как некогда, спасшись из волн морских. Тогда самые зоркие эльфы из тех, что жили на Одиноком Острове, видели ее, подобную блистающей белой птице, чье оперенье розовело в закатных лучах, когда она радостно парила, приветствуя возвращение Вингилота в гавань.
Когда же впервые выплыл Вингилот в небесные моря, он взошел нежданно и ярко замерцал, а племена Средиземья узрели его, много дивились, и сочли это знамением, и нарекли его Гил–Эстел, Звезда Надежды. И когда увидали вечером новую эту звезду, молвил Маэдрос Маглору, своему брату:
— Не Сильмарил ли сияет ныне на западе?
Маглор же отвечал:
— Если и вправду Сильмарил, что на наших глазах сгинул в море, а возродился теперь властью валаров, то нам должно возрадоваться, ибо блеск его теперь виден всем и все же недоступен злу.
Эльфы смотрели в небо и не отчаивались более, а Морготом овладело сомнение.
Говорят, однако, что Моргот не ждал удара с Запада: ибо столь велика стала его гордыня, что казалось ему, будто никто уже не осмелится вступить с ним в открытое единоборство. Более того, полагал он, что навсегда отвратил нолдоров от Западных Владык и что, умиротворенные в своем блаженном королевстве, не обратят они более взора к его владениям во внешнем мире; ибо ему, не знающему милосердия, милосердные деяния изначально странны и непостижимы. Однако войско валаров готовилось к битве; и под белыми стягами шли ваниары, племя Ингвэ, а также те нолдоры, что никогда не покидали Валинор: вел их Финарфин, сын Финвэ. Немногие тэлери пожелали, однако, идти на войну, ибо помнили резню в Лебяжьей Гавани и похищение кораблей, но они вняли Эльвинг, что была дочерью Диора Элухиля и приходилась им родней, и послали корабли с мореходами, дабы переправить воинство Валинора за море, на восток. Однако они оставались на своих судах, и ни один из тэлери не ступил на Внешние Земли.
***
Немногое сохранило предание о походе воинства валаров на север Средиземья, ибо не было там ни одного эльфа из тех, кто жил и страдал на Внешних Землях и кто сложил о тех днях повествования известные до сих пор; о том, как это все происходило, узнали они намного позже, от своих сородичей в Амане. И все же мощь валаров явилась с Запада, и голос труб Эонвэ заполнил небо; казалось, что вспыхнул Белериаид от сверкания их доспехов, ибо воины валаров обликом были юны, прекрасны и грозны, и горы звенели под их шагами.
Битва воинств Запада и Севера названа Великой Битвой, или Войной Гнева. На ту битву вышла вся мощь владений Моргота, и были те силы столь огромны и многочисленны, что Анфауглит не мог вместить их: весь Север объяло пламя войны.
Но это не спасло Моргота. Балроги были уничтожены, и лишь малое число их бежало и скрылось в недоступных пещерах у самых корней земли; а бессчетные легионы орков гибли, как солома в огне, либо были сметены, как сухие листья огненным ветром. Немногие уцелели, дабы после тревожить мир. Те Друзья Эльфов, Праотцы Людей, что еще были живы, сражались на стороне валаров; и в те дни были отмщены Барагунд и Барахир, Галдор и Гундор, Хуор и Хурин, и многие другие вожди. Но множество людей из племени Ульдора и другие, недавние пришельцы с востока, присоединились к Врагу; и эльфы этого не забыли.