Из–за Запрета валаров дунаданы в те дни плавали не на запад, а на восток, от темного Севера до жаркого Юга и далее, в Запредельную Тьму; заплывали они и во внутренние моря, проходили на кораблях вдоль Средиземья и с высоких палуб видели на востоке Врата Утра. Приплывали дунаданы к берегам Великих Земель и сокрушались над покинутым Средиземьем; и вот в Темные Годы людей владыки Нуменора вновь пришли на западные побережья, и никто не осмелился им противостоять. Ибо люди той Эпохи, осененные Тенью, стали слабы и боязливы. Нуменорцы явились среди них и многому их научили. Привезли они ячмень и вино и обучили людей сеять семена и молоть муку, рубить лес и тесать камень, помогли обустроить жизнь, насколько это было возможно в краях скорой смерти и скупого блаженства.
Счастливей стала жизнь людей Средиземья, и вот уже тут и там на западном побережье отступили глухие леса, а люди освободились от власти выкормышей Моргота и перестали бояться тьмы. Они чтили память высоких Морских Владык и, когда те ушли, нарекли их богами, надеясь на их возвращение; ибо в те времена нуменорцы не жили подолгу в Средиземье и не возводили там своих поселений. Плавали они и на восток, но сердца их всегда были обращены к Западу.
С годами стремление это становилось все сильнее; и возмечтали нуменорцы о бессмертном городе, что виден был лишь издали: овладело ими желание жить вечно и избегнуть смерти и конца земных радостей; и вместе с мощью и величием росло их беспокойство. Ибо, хоть и продлили валары жизнь дунаданов, не могли они оградить их от неизбежного увядания, и даже короли семени Эарендила умирали; и краткой была их жизнь в глазах эльдаров. Так пала тень на Нуменор, и, возможно, была в том воля Моргота, все еще живущая в мире. И вот начали нуменорцы роптать, вначале в мыслях, а потом и открыто, против жребия людского, а более всего — против Запрета, что закрыл для них путь на Запад.
И так говорили они меж собою: «Отчего Владыки Запада восседают в вечном покое, мы же обречены умирать и уходить неведомо куда, покидая свои жилища и все, что сотворено нами? Ведь и эльдары не ведают смерти, даже те, кто бунтовал против валаров. Ныне мы покорили все моря, и нет вод столь широких и бурных, что не были бы подвластны нашим кораблям, — отчего бы не отправиться нам в Аваллонэ, не навестить наших друзей?»
Иные же добавляли: «Почему бы не приплыть нам в Аман, не вкусить, хоть на день, блаженства валаров? Или мы не могущественней прочих народов Арды?»
Эльдары передали валарам эти речи, и опечалился Манвэ, видя, как сгущаются тучи над полднем Нуменора. И послал он гонцов к дунаданам, чтобы рассказали королю и всем, кто желает слушать, об устройстве и судьбе Мира.
— Жребий Мира, — говорили гонцы, — может изменить лишь Тот, Кто его сотворил. И даже если, миновав в пути все ловушки и западни, вы достигли бы Амана, Благословенного Края, малая была бы вам от того польза. Ибо не земля Манвэ дарит бессмертие ее обитателям, но обитающие в ней Бессмертные освящают ее; и вы лишь скорее исчахли бы там и сгорели, как мотыльки во всепожирающем пламени.
Но ответил король:
— Разве не жив пращур мой, Эарендил? Или он не обитает в Амане?
На это они сказали:
— Тебе ведомо, что у него особый жребий, и причислен он к Перворожденным, не ведающим смерти; но судьба его такова, что ему нет возврата в Смертные Земли. Ты же и твой народ — не Перворожденные, но Смертные, сотворенные Илуватаром. Ныне же, сдается, вы пожелали обрести блага обоих племен: плавать в Валинор, когда вам вздумается, и возвращаться домой, когда захотите. Это невозможно. Не в силах валаров отнять дары Илуватара. Эльдары, говорите вы, не понесли наказания, и даже мятежники не смертны. Но для них это не наказание и не награда, а лишь суть их бытия. Они навеки связаны с этим миром и, пока он существует, не могут его покинуть, ибо его жизнь — это их жизнь. Вы же, твердите вы, наказаны за бунт людей, в котором приняли малое участие, и потому смертны. Но изначально смерть для вас — не наказание. Умирая, вы покидаете сей мир, и ни надежды, ни страхи ваши не связаны с ним. Должно ли нам завидовать друг другу?
И отвечали нуменорцы так:
— Отчего бы нам и не завидовать валарам или хотя бы последним из Бессмертных? От нас требуют слепой веры и доверчивой надежды, и не ведаем мы, что нас ждет впереди. А ведь мы так же любим Землю и не желаем терять ее навсегда.
И сказали тогда Посланцы:
— Истинно, что замыслы Илуватара касательно людей неведомы валарам: не открыл он также всего, что грядет. Верно лишь то, что дом ваш не здесь, и не в Амане, и нигде в пределах Кругов Мира. Жребий же людской изначально был даром Илуватара. Бедой он стал лишь оттого, что под тенью Моргота показалось людям, что они окружены безмерной тьмой, ужасающей их; а иные стали горды и алчны и не сдавались, пока не лишались жизни. Нам, несущим растущую с каждым годом ношу лет, это недоступно; но если беда эта, как говорите вы, вновь тревожит вас, верно, Тень возродилась снова и сгущается в ваших сердцах. И хотя вы — дунаданы, благороднейшие средь людей, в древности избегшие Тени и храбро против нее сражавшиеся, мы говорим вам — берегитесь! Воле Эру нельзя прекословить, и валары искренне молят вас не нарушать призвания своего и долга — а иначе превратится он в стеснительные оковы. Надейтесь, что когда–нибудь принесет плоды даже самое малое ваше желание. Любовь к Арде посеял в ваших сердцах Илуватар, а он ничего не свершает бесцельно. И все же пройдут эпохи и сменятся многие поколения людей, прежде чем замысел его станет ведом; и откроется он вам, а не валарам.
Случилось все это во дни, когда правили Тар–Кириатан по прозвищу Корабел и сын его Тар–Атанамир; были то гордые и алчные люди, и они наложили дань на жителей Средиземья, более отбирая, нежели отдавая. Это к Тар–Атанамиру явились Посланцы, а был он тринадцатым по счету королем, и в дни его правления Нуменор насчитывал уже две тысячи лет и наслаждался расцветом если не могущества, то величия. Атанамир, однако, был недоволен речами Посланцев и не внял им; а его примеру последовало большинство его подданных, ибо желали они избегнуть смерти уже на своем веку, не полагаясь на призрачные надежды. Атанамир жил долго и цеплялся за жизнь даже тогда, когда она не приносила уже никакой радости: был он первым нуменорцем, кто поступил так, отказавшись уйти добровольно, прежде чем потеряет доблесть и разум, и передать правление сыну, находящемуся в расцвете сил. Ибо было раньше в обычае владык Нуменора жениться поздно для долгого их века и уходить, оставляя власть своим сыновьям, когда те обретут зрелость тела и духа.
И вот стал королем Тар–Анкалимон, сын Атанамира, а мыслил он так же, как его отец, и в годы его правления народ Нуменора разделился. С одной стороны было большинство — те, кто называл себя Людьми Короля; они возгордились и отвернулись от валаров и эльдаров. Иные — их было меньше — звались элендили, Друзья Эльфов, ибо хоть и оставались они верны королю и всему роду Элроса, но желали и сохранить дружбу с эльдарами. Они вняли посланию Западных Владык. Но даже они, звавшие себя Верными, кое в чем разделяли заблуждения своих соплеменников, и мысли о смерти преследовали их.
Так угасло блаженство Западного Края; но мощь его и блеск все возрастали. Ибо короли и их подданные не отреклись от премудрости, и если более не любили валаров, то, по крайней мере, боялись их. Не осмеливались они открыто нарушать Запрет и заплывать далее дозволенного. Лишь на восток направляли они свои гордые корабли. Однако ужас смерти все более затемнял их сердца, и они как могли отдаляли ее; они начали возводить для своих мертвецов громадные гробницы; мудрецы же неустанно искали тайну бессмертия или, по меньшей мере, долголетия. Но они лишь научились в совершенстве сохранять нетленной мертвую плоть, и вот весь край наполнился безмолвными усыпальницами, где в священном мраке таилась смерть. Живые же все более страстно предавались наслаждению, выдумывая все новые роскошества и забавы: в годы правления потомков Тар–Анкалимона обычай приносить Эру первые плоды был забыт, и нечасто уже приходили люди в Святыню на вершине Менельтармы, в сердце страны.
В те времена нуменорцы основали на западном побережье прежних земель первые большие поселения; ибо их родной край казался им тесен, и не находили они там ни радости, ни покоя, а поскольку Запад был недоступен, они возжелали богатств и власти над Средиземьем. Возвели они надежные гавани и мощные крепости и во множестве поселились там, но из помощников и наставников превратились в господ и собирателей дани. На крыльях ветров уплывали на восток их корабли и возвращались груженными доверху, так что могущество и богатство нуменорских королей все росли; и они пили, и веселились, и с головы до ног одевались в золото и серебро.
Малое касательство имели ко всему этому Друзья Эльфов. Лишь они приплывали теперь на север, во владения Гил–Гэлада, храня верность дружбе и помогая ему в борьбе с Сауроном; их гавань, Пеларгир, была выстроена в устье Андуина Великого, а Люди Короля заплывали далеко на юг; и память о твердынях и княжествах, что они основали там, надолго сохранилась в людских преданиях.
Летописи гласят, что в ту Эпоху в Средиземье вновь явился Саурон, и окреп, и обратился вновь ко злу, в котором взрастил его Моргот. Уже в дни правления Тар–Минастира, одиннадцатого нуменорского короля, Саурон укрепил Мордор и возвел там твердыню Барад–дур, и с тех пор всегда стремился к владычеству над Средиземьем, дабы стать королем над королями и божеством над людьми. Саурон ненавидел нуменорцев за свершения их праотцев, за их древний союз с эльфами и служение валарам; не забыл он также и помощь, которую послал Гил–Гэладу Тар–Минастир в дни, когда было выковано Кольцо и в Эриадоре вспыхнула война между эльфами и Сауроном. Ныне же узнал он, что мощь и величие нуменорских владык возросли, и еще больше возненавидел их; и боялся он, что им вздумается захватить его земли и лишить его власти над восточными краями. Долгое время, однако, Саурон не решался бросить вызов Морским Владыкам и держался подальше от побережья.
Но коварен был Саурон, и говорят, что среди тех, кого поработил он Девятью Кольцами, были могучие витязи–нуменорцы. И когда вошли в силу улайры — Призраки Кольца, его верные слуги, а внушаемый им ужас и власть его над людьми стали воистину безграничны, он осмелился протянуть руку к прибрежным твердыням нуменорцев.
В те дни Тень все шире простирала крыла над Нуменором, а срок жизни королей из рода Элроса — из–за мятежности их — становился все короче, но тем более ожесточались души их против валаров. Девятнадцатый король принял скипетр своих предков и взошел на престол под именем Адунахора, Владыки Запада, отрекшись от эльфийских наречий и запретив говорить на них в его присутствии. И все же в Летописи Королей, по древнему обычаю, который короли нарушать опасались, покуда не воцарилось лихо, его имя было записано в наречии Высших Эльфов — Хэрунумен. Знаком величайшей гордыни казалось Верным именовать себя титулом валаров, и сердца их разрывались между верностью роду Элроса и почитанием Сил. Но худшее ждало их впереди. Ибо Ар–Гимильзор, двадцать второй король, был заклятым врагом Верных. В дни его правления Белое Древо было заброшено и начало увядать; он строго–настрого запретил говорить по–эльфийски и наказывал тех, кто встречал корабли с Эрессеа, все еще приходившие втайне к западным берегам страны.
Элендили большей частью жили на западе Нуменора; но Ар–Гимильзор велел всем Верным, что были ему известны, покинуть западные земли и переселиться на восток; и там они жили под надзором. Главное поселение Верных было возле Роменна; оттуда многие из них отплывали на север Средиземья, где во владениях Гил–Гэлада звучала еще речь эльдаров. Короли знали об этом, но большого значения не придавали, поскольку элендили уплывали и не возвращались; короли же хотели покончить с дружбой меж своими подданными и эльдарами Эрессеа, которых звали. Прихвостнями валаров, — таким образом надеялись они скрыть свои дела и замыслы от Западных Владык. Однако все, что они бы ни творили, становилось известно Манвэ; и отвернулись валары от королей Нуменора, и отказали им в совете и помощи; и не приплывали больше из закатных морей корабли Эрессеа, и гавани Андуниэ опустели.
Владетели Андуниэ более всех почитались в Нуменоре после королевского рода, ибо в их жилах текла кровь Элроса — они происходили от Сильмариэн, дочери Тар–Элендила, четвертого короля Нуменора. Владетели были верны королям и чтили их, и были всегда среди ближних советников трона. Тем не менее они сыздавна хранили любовь к эльдарам и почтение к валарам; а когда Тень начала расти, они, как могли, поддерживали Верных. Долгое время, однако, они не обнаруживали себя, а старались только смягчить сердце венценосцев мудрыми советами.
Дева Инзилбет славилась красотой; матерью ее была Линдориэ, сестра Эарендура, владетеля Андуниэ в дни правления Ар–Сакальтора, отца Ар–Гимильзора. Гимильзор взял ее в жены, хоть она, Верная в душе благодаря наставлениям матери, и противилась этому; но короли и их сыновья были горды и не привыкли к отказам. Не было любви меж Ар–Гимильзором и его королевой, не любили друг друга и их сыновья. Старший, Инзиладун, телом и душой походил на мать; младший же, Гимильхад, был вылитый отец и даже превосходил его в гордыне и властолюбии. Если б то позволяли законы, Ар–Гимильзор куда охотнее отдал бы трон младшему сыну в обход старшего.
Когда же Инзиладун вступил на трон, он принял, как бывало прежде, эльфийское имя, назвавшись Тар–Палантир, ибо зорки были и глаза его, и сердце, и даже те, кто его ненавидел, опасались его провидческих речей. Он на время даровал покой Верным и возродил обычай приношений в Святыню Эру на Менельарме, отринутый Ар–Гимильзором. Вновь велел он заботиться о Белом Древе и предрек, что, когда погибнет Древо, сгинет и королевский род. Но слишком запоздалым было его раскаяние, дабы утишить гнев валаров, пробужденный мятежностью его предков, о коей большая часть его подданных и не сожалела. Гимильхад же был силен и бесцеремонен; он возглавил тех, кто звал себя Людьми Короля, и противостоял брату во всем, если осмеливался — открыто, а еще более — тайно. И вот печаль пала тенью на дни Тар–Палантира, и часто он поднимался на древнюю башню короля Минастира на горе Оромет, что возле Андуниэ, и оттуда жадно смотрел на запад, быть может, надеясь увидеть парус. Но не приплывали больше корабли с Запада в Нуменор, и туман сокрыл Аваллонэ.
Гимильхад умер, не дожив двух лет до двухсотлетнего возраста (а для рода Элроса даже во времена упадка это была ранняя смерть), но покоя королю это не принесло. Фаразон, сын Гимильхада, вырос даже более мятежным, алчным и властолюбивым, нежели его отец. Часто отправлялся он за пределы Нуменора, возглавляя войско в тех войнах, что вели нуменорцы на берегах Средиземья, дабы утвердить свое владычество над людьми: и так стяжал он славу великого воина на суше и на море. Потому, когда, услыхав о смерти своего отца, он вернулся в Нуменор, многие стали на его сторону, ибо он привез с собою сокровища и поначалу щедро раздавал их.
Исчахнув от горя, умер Тар–Палантир. Сына у него не было, а лишь дочь, названная им на языке эльфов Мириэль; и к ней по праву и закону Нуменора перешел трон. Но Фаразон взял Мириэль в жены против ее воли, сотворив тем зло, а другое зло было в том, что обычай Нуменора даже в королевском доме не дозволял заключать браки между родичами более близкими, чем дети двоюродных сестер и братьев. А когда брак был заключен, Фаразон захватил власть и стал править под именем Ар–Фаразона (Тар–Калиона по–эльфийски); имя же королевы он сменил на Ар–Зимрафел.
Среди всех, кто когда–либо, с самого основания Нуменора, восседал на троне Морских Владык, не было короля более могущественного и исполненного гордыни, нежели Ар–Фаразон; а правили до того Нуменором двадцать три короля и королевы, что уснули последним сном на золотых ложах в подземных усыпальницах у подножия Менельтарме.
И, восседая в блеске своей мощи на троне резного камня в Арменелосе, он лелеял мрачные мысли о войне. Ибо еще в Средиземье узнал он о мощи королевства Саурона и о ненависти того к Западному Краю. Ныне же возвращались с Востока флотоводцы и военачальники и говорили, что с тех пор, как Ар–Фаразон покинул Средиземье, Саурон поднял голову и наносит немалый урон прибрежным крепостям; что он объявил себя королем людей и целью своей положил изгнать нуменорцев за Море и даже разорить Нуменор, если сможет.