– Задернуть шторы, Лева? – стараясь говорить спокойно, повторила она.
Он снова покачал головой – нет. Потом вздохнул и протянул руку, указывая куда-то в угол детской. Нина увидела там, на стене детский ночник – пластиковая желтая лампа в виде месяца, улыбающегося, подмигивающего лукавым глазом, – изделие шведской «ИКЕА».
Нина села на кровать, прижала мальчика к себе. Он доверчиво обнял ее. Она взяла его на руки и поднесла к месяцу-ночнику.
– Правильно, видишь, как хорошо, там луна и здесь тоже, – шептала она.
Лева снова вздохнул. Она хотела было уложить его, но он прижался к ней теснее. Внизу послышалась музыка.
– Хочешь посмотрим, что там? – спросила Нина.
С Левой на руках она спустилась по лестнице. Ирина стояла посреди гостиной. Телевизор она успела выключить, включила стереосистему. Звучало аргентинское танго. Нина подумала – девочка скучает по сестре, по Зое.
Ирина прошлась по гостиной. Вскинула руки, как в балете. Движения ее были одновременно изящны и неуклюжи. Со стены на нее смотрел портрет. Она повернулась, выпрямилась, откинула голову, явно пытаясь подражать Зое, стремясь попасть в такт, не сбиться с ритма.
– Нет, ни черта не получается, – сказала она, увидев Нину на лестнице.
– Чтобы танцевать танго, нужны двое, – сказала Нина. – И кто-то должен вести.
– Павел вам не сказал, когда вернется? – спросила Ирина.
– Нет.
– Может, он вообще не захочет больше быть тут с нами. У него своя квартира, своя жизнь. Кто мы ему вообще? – Ирина подошла к дивану.
– Он ваш двоюродный брат.
– А Ираклий – мой сводный брат, что с того?
– У вас, Ира, еще есть сестра.
– Она уехала, бросила нас. Никогда мы друг другу не были нужны. Вот вы врач, скажите, моя мать умрет?
– Нет, что вы? Как вам… как тебе это в голову могло прийти? Варвара Петровна скоро поправится, и вы заживете, как прежде.
– Как прежде мы уже не заживем. Некому жить-то почти. – Ирина окинула взглядом стены. – И дома этого скоро не будет. Я знаю. Скажите, по-вашему, это нам всем действительно за то, что вот он, – она кивком указала на портрет своего деда Ираклия Абаканова, – сделал когда-то?
– Ира, к сожалению, родственников, предков, как и времена, не выбирают.
– А если я возьму и сменю фамилию? – спросила Ирина. – Возьму материну? Может быть, тогда он меня не найдет? Оставит в покое?
– Кто?
– Тот, кто нас убивает. – Ирина потянулась к пульту от стереосистемы – аргентинское танго оборвалось на пике страсти.
– Скоро одиннадцать, – сказала Нина (Лева, задремавший, оттянул ей все руки). – Давайте выпьем зеленого чая и будем ложиться спать.
* * *
Катя несколько раз с работы пыталась связаться с Колосовым. Но его мобильный был либо занят, либо недоступен. Вернулась домой она около семи. В девять приехал Драгоценный. Первый же его вопрос был: «Скоро будем ужинать?» Катя юлой завертелась на кухне: приготовила салат, достала из морозильника отбивные, бросила их на сковородку в шипящее масло. В этот момент пришло послание от Нины. Там, в доме, она была с Ириной и мальчиком.
– Ну, где мое мясо? Готово? – осведомился Драгоценный голосом Папанова-людоеда из «Кота в сапогах». – Оно ж подгорело! Жаркое! Зайчик, о чем ты только думаешь?
Там, в доме, Нина с этой девочкой и ребенком одна. Где же все? Что происходит?
– Катя, ты куда?
– Вадик, мне надо позвонить дежурному в розыск.
– Снова – здорово! Зачем? А ужин?
– Вот, пожалуйста, ты ешь, я сейчас.
– Говори со своим дежурным здесь при мне. Я твой муж. Кстати, дежурному сколько лет?
– Федору Михайловичу за пятьдесят. – Катя набрала номер дежурной части уголовного розыска. Как раз сегодня дежурил майор Ермолаев – человек опытный, бывалый, которого Катя чрезвычайно уважала и даже порой побаивалась.
Но на этот раз майор Ермолаев общался охотно: от него Катя и узнала о происшествии в Погрузочном тупике и задержании того, кто стрелял в Ираклия Абаканова.
– Никита Михайлович там, на месте сейчас. Тут уж из министерства звонили. Туда выехала группа МУРа и прокуратуры. По территориальности-то это их подследственность, хотя операция целиком наша, – делился дежурный, – мне распоряжение пришло группу дополнительно в Можайск выслать. Там местный отдел розыска по тревоге уже поднят.
– Почему? Что случилось? – не поняла Катя.
– Да личность задержанного они устанавливают. Вроде машину его нашли недалеко от места происшествия, проверили по номерам, а она у нас в области зарегистрирована, в Можайском районе. Приказано немедленно проверить данные на некоего Елецкого Петра Николаевича. А тут, как на грех, вызовы срочные: в Раменском убийство из хулиганских побуждений и в Королеве труп криминальный. Не знаю, кого куда посылать – вот сутки выпали, Екатерина Сергеевна. В Калмыкове возле дома оперативная машина была на всякий случай оставлена, так вынужден был ее снять с поста, направить в Королев. Там с трупом разберутся, снова в Калмыково вернутся на ночь.
– Ты слышал? – спросила Катя Драгоценного.
– Я не локатор, но у дядечки-мента голос трубный, – Драгоценный положил салат Кате на тарелку. – Ешь давай, кому сказал!
– Подожди. Ты слышал: наши его задержали!
– Кого?
– Он стрелял в Ираклия. – Катя не могла усидеть за столом, вскочила. – Киллер, наемник, задержан – ты это понимаешь?
– Ну, дело хорошее, – усмехнулся Драгоценный.
– Если он пытался убить Ираклия, то… Вадик, их оставалось ведь только двое. А теперь, когда Ираклий ранен, остался только один.
– Кто?
– Павел Судаков. – Катя мучительно попыталась вспомнить, представить себе этого человека. Она видела его там, в доме, мельком. Когда вспыхнул скандал, когда Марка Гольдера не пускали к сыну… Да, да, именно тогда она и увидела его – он вышел из кабинета. Вид у него был заспанный, растерянный. Господи, неужели этот человек – всему причина? Приятное интеллигентное лицо. Нина про него столько всего рассказывала. Ей казалось, что он с ней во многом откровенен. Откровенен?
А где он сейчас? Боже, дежурный отослал машину охраны в Королев на происшествие. Наших там никого сейчас нет. Нина одна. Этому человеку она доверяет, и если он появится в доме, то…
– Катя, ну ты что? – мягко спросил Драгоценный. – Чего ты в самом деле?
– Вадик, наши сняли охрану в доме из-за срочного вызова на другое происшествие.
– Ну и?..
– Я боюсь за Нину. – Катя чувствовала: словами этого не выразить. – Я очень боюсь.
– Ты же говоришь, ваши задержали киллера. Значит, вот-вот возьмут и заказчика.
– А если он их опередит? Он же всегда, всегда опережал! Там в доме Нина и эти двое последних Абакановых – Ирина и мальчик, они же сейчас перед ним совершенно беззащитны!
Кравченко неторопливо налил себе в стакан молока. Выпил с удовольствием. Ничего на свете – даже водку, даже ром, даже текилу не любил он так, как этот вот такой насквозь полезный, младенческий напиток.
– Ладно, давай одевайся, – сказал он.
Катя посмотрела на него: «Я правильно поняла, нет?»
– Одевайся быстро. Я готов, мне собраться – только подпоясаться, – хмыкнул Драгоценный. – Сейчас без малого одиннадцать. Сгоняем туда, в это ваше Калмыково-Внуково. Между прочим, мне эти твои «ваши» ящик коньяку должны будут поставить. За то, что я в свое свободное время их ментовскую работу буду выполнять – охранять этих ваших малолетних…
Он не договорил. Катя обняла его, буквально повисла у него на шее – от полноты чувств.
* * *
В это самое время в подмосковном Можайске группа, прибывшая из главка, вместе с местными оперативниками и сотрудниками ГИБДД выехала на улицу Ленина с намерением проверить некий адрес. «БМВ», обнаруженный возле места покушения на Ираклия Абаканова и принадлежащий согласно банку данных гражданину Елецкому, был зарегистрирован в местном МРЕО. Был установлен и Можайский адрес гражданина Елецкого: улица Ленина, 21, квартира 76.
Дверь в квартиру, расположенную в ветхой хрущевке, долго никто не открывал. Наконец послышались шаги. Зазвенела цепочка, и на пороге в тусклом свете лампочки появилась пожилая женщина, самая обыкновенная – в ночной рубашке, халате, тапочках и папильотках, повязанных газовой косынкой. Увидев сотрудников милиции, она встревожилась.
– Гражданин Елецкий здесь проживает?
Она удивленно моргала – со сна, видимо, плохо соображая.
– Фамилия Елецкий вам известна? – Оперативники вошли в прихожую тесной двухкомнатной квартиры – никого, в спальне разобрана постель, на коврике дрыхнет черный кот.
– Да, конечно. Петя – мой племянник, сын моей покойной сестры. А в чем дело?
– Предъявите документы, пожалуйста.
Документы оказались в порядке: Мария Константиновна Захарова, местная уроженка, прописана по этому адресу.
– Где вы работаете?
– Я на пенсии.
– Значит, Елецкий – ваш племянник? Он живет здесь с вами?
– Нет, он живет в Москве. – Захарова комкала байковый халат на груди. – Года полтора уже. У меня он жил недолго, как приехал из Бишкека. У него же, кроме меня, родственников в России никого.
– Какой у него московский адрес?
– Да я и не знаю. Он ведь квартиру снимает.
– Вам он звонит?
– Звонит редко. Погодите, у меня где-то был его телефон, вроде давал он мне – вот только не помню, рабочий или же…
Телефон Захарова искала долго. Вооружившись очками, проверила не одну и не две (их у нее было множество) старых записных книжек. Наконец нашла.
– А машину он покупал, когда здесь у вас проживал?
– Машину? Да, ему товарищ его продал, с которым они вместе из Киргизии приехали. Сослуживец, их обоих уволили тогда с работы-то.
– Вам известно, чем занимался ваш племянник в Киргизии?
– Сначала, ну, пареньком-то молоденьким, военным был. После военного училища на границе служил, границу охранял. Мать его, сестра моя – покойница, очень этим гордилась. Ну а потом… потом не знаю, со службы он уволился. Там же рухнуло все. Кем-то там в Бишкеке работал. Вроде тоже по военной специальности. А потом, ну как Акаева-то ихнего свергли, и с той работы его уволили. Русским-то там сейчас ой как несладко, бегут оттуда русские-то. – Захарова горестно вздохнула. – У него, у Пети-то, ведь это… отец при советской власти в органах работал. В КГБ там, в Киргизии. Ну и Петя хотел по его стопам, да вот не вышло.
Данный Захаровой телефон проверили: он оказался телефоном квартиры. Адрес квартиры был: Земляной Вал, 27/3, 146. Но этот адрес, увы, как и фамилия задержанного, никому пока ничего конкретного не говорил.
* * *
Ночью все кошки серы, а улицы темны. Колосов был жестоко разочарован: допрос с пристрастием не дал ожидаемого результата. Стрелок молчал как рыба. Как диверсант. Единственное, что он назвал… что было выбито из него в ходе этого допроса, – это имя и фамилию – свои, не заказчика. Звали его действительно Петром Елецким. Хотя бы это не надо было теперь документально подтверждать через громоздкое многоступенчатое опознание.
Информация из Можайска, переданная Колосову по мобильному, заставила его остановиться. Пора, пора было остановиться – здесь, на обледенелой темной южнопортовой набережной, иначе…
– Живой еще? Хватит с тебя? – Колосов толкнул лежавшего на земле стрелка ногой.
К игорному клубу вернулись несолоно хлебавши. На месте происшествия работала следственно-оперативная группа, возглавляемая следователем прокуратуры Пивоваровым.
– Почему у гражданина Елецкого разбито лицо? – строго спросил он Колосова. – Это что, произошло в ходе вооруженного задержания? Он оказывал активное сопротивление?
Колосов мельком глянул на сидевшего в машине Елецкого. На его лице виднелись багровые кровоподтеки. Но оно было бесстрастно, это лицо, как у бронзового Будды.
– На квартиру на Земляном валу выслали группу. Там дверь придется вскрывать, понятых ищут, – доложили Колосову сотрудники.
– Где Павел Судаков? – громко запросил Колосов по рации другую группу наблюдения.
– Торжественное заседание на факультете закончилось полчаса назад, теперь все собираются на банкет.
– Он сейчас в поле вашего зрения?
– Нет, он не стал дожидаться конца заседания, с группой каких-то своих знакомых ученых поднялся в одну из лабораторий.
– Когда выйдет, задержите его, доставьте в главк. Проведем очную ставку. – Колосов говорил по-прежнему громко, чтобы стрелок его слышал. – Иногда диалог бывает интереснее монолога. Так, что ли, гражданин Елецкий?
Тот лишь криво усмехнулся разбитыми губами. Дух его, несмотря на ядовитые пары «черемухи» и драконовский допрос, не был сломлен. И это-то и бесило Колосова больше всего.
К «Джус-Джокеру» тем временем подогнали автобус: в игорном клубе вот уже второй час шла тотальная проверка документов, там работал столичный ОМОН. Под белы руки вывели Семена Кондакова – Валета. Он крутил головой, шепотом ругался матом, видимо, никак не мог уразуметь, во что же снова влип на старости лет.
Тревожно защелкала рация.
– Никита Михайлович, мы ждали Судакова возле лаборатории. Группа вышла почти вся, но его нет. – Голос «наблюдателя» срывался.
– Вы что, его упустили?!
– Тут много народа. Только что лекция закончилась у вечерников. Делаем все возможное.
Колосов чувствовал: он совершил грубейшую ошибку. Он что-то упустил – важное, крайне важное. Но когда, где? Когда вообще было думать о том, чтобы не ошибиться?!
– Обыщите здание, подключите к поискам местных сотрудников вневедомственной охраны, черта, дьявола! Судаков не должен скрыться. Если он уйдет, то… Мы все дело загубим, это вы понимаете?!
По глазам Елецкого он видел: тот все слышал.
– Ну? – Колосов подошел к нему вплотную. – Видишь, то, что это он, Судаков, я знаю и без твоих признаний.
Елецкий поднял голову. Его разбитые губы шевелились, но с них по-прежнему не слетало ни звука. Это было нечто вроде немой скрытой молитвы.
– Разрешите теперь мне поговорить с задержанным, – услышал Колосов за спиной голос следователя прокуратуры.
* * *
В половине двенадцатого Нина уже была в постели. Уснула незаметно, но даже во сне думала о своем разговоре с Марком – о том, что было, о том, что, возможно, будет. Он сказал, она ответила, сказал он, сказала она… Все слова – дым, морок, когда не видишь глаз, не можешь взять за руку, коснуться лица. Кто ответит: будут ли они когда-нибудь снова гулять по осенним московским бульварам? Может быть, придется превратиться в шахматную королеву – белую или черную, чтобы тебя всерьез полюбил шахматный король Марк…
Во сне бульвары были, как кепка, – все в клетку. А по клеткам маршировали пешки, скакали кони, стрелялись из пистолетов на дуэли щеголи-офицеры. На гигантских колесах, влекомая волами, со скрипом и грохотом проплыла мимо шахматная ладья – стенобитная башня для осады крепостей. Там, на ее верху, держась за зубцы, стоял Лева, смотрел вниз – так же, как тогда с подоконника окна на чердаке…
Потянуло ледяным холодом, точно где-то открыли склеп и выпустили всех мертвецов наружу. Нина проснулась с дико колотящимся сердцем. В комнате было темно. Из-под двери действительно несло холодом. Как будто окно или дверь где-то в доме были раскрыты настежь.
Нина хотела было укутаться, уткнуться лицом в подушку – сон все еще цепко держал ее. Внезапно она села, резко откинула одеяло. В комнате было темно, как в погребе. И холодно. Нина потянулась к лампе, нажала выключатель. Света не было.
Она нашарила тапочки, надела халат. Подошла к двери, потянула на себя ручку – она делала это сотни раз. Но на этот раз дверь не открылась. Нина дернула сильнее – она не понимала. Дверь не открылась: она была заперта снаружи.
В это время внизу раздался душераздирающий, полный ужаса и боли крик. Это кричала Ирина.
* * *
Катя наблюдала за Драгоценным – он вел машину так разухабисто, словно они ехали в Калмыково в гости или на пикник.