Гоша вообще шел вне списка. Не советоваться же с ним по поводу того, что его-то и хочется. Причем до онанизма. Олесь представил его лицо и губы, изогнутые в брезгливой усмешке, и покачал головой.
Голова стала совсем дурная, потому что в нее пришла идиотская мысль рассказать Гоше все. Всю правду. Не соврать ни слова. Но имени не назвать. Типа: нравится парень с работы, вроде один раз целовались, заводит и все такое. Олесь даже фразу придумал — на тебя чем-то похож.
Но Гоша был не дураком, и, прикинув варианты, Олесь решил все же ему ничего не говорить.
Потом вспомнил про гей-форум, на который он недавно наткнулся и даже зарегистрировался, чтобы смотреть фотографии участников. Подумал и понял, что стоит задать вопрос там. Все равно никто не узнает, что это именно он. И никому не расскажет. А еще там все пидорасы, так что можно не стесняться.
Полчаса Олесь бродил по квартире, формулируя, несколько раз бегал на кухню курить, и в итоге запостил новое сообщение в теме с советами. Максимально иносказательно, чтобы даже Гоша, если прочитает, не догадался — кто его знает, может, он на этом форуме торчит круглосуточно? Там даже был какой-то товарищ с ником "Фотограф", и у Олеся по спине пробежал холодок. Но сообщение он все же повесил и принялся ждать ответов.
Первый пришел десять минут спустя, потом еще один, и в итоге Олесь торчал на этом форуме до трех часов ночи, отвечая на наводящие вопросы и составляя ответы, чтобы по ним его тоже нельзя было вычислить.
Утром, резюмируя все советы, Олесь еще раз вспомнил, насколько поразился доброжелательной обстановке. Нет, дебилов хватало. Один даже написал: "Да, отсоси у него, и дело с концом!" И долго стебался по поводу Олесиной стыдливости. Чувак с ником "Чорт лукавый" сказал, что по-любому говорить надо, если хочешь взять то, что хочешь. Кто-то предложил свою кандидатуру для разогрева, кто-то поинтересовался, какой у Олеся размер…
Резюме было такое: хочешь — говори, боишься или сомневаешься — молчи. Олесь сомневался.
Уже перед уходом на работу он еще раз проверил форум. "Фотограф" отметился последним.
"Друг мой, вам бы надо его как-то заинтересовать. А то вы так безапелляционно говорите о взаимном влечении, а чем, собственно, вы его привлекли? Тем, что брыкаетесь как необъезженный ахалтекинец? Или тем, что предпочитаете торчать на форуме, вместо того, чтобы проводить с ним время? Удачи..."
Олесь выключил комп и всю дорогу в метро думал о том, что по сути они с Гошей и не говорили нормально никогда.
Вечером он купил кефир, бананы, на всякий случай — шоколад, и поехал к Катерине.
Ее перевели в онкологию, в отдельную палату. Как сказал врач, это было обязательной услугой для хозрасчетных больных. Олесь поразился цинизму: тут же больные с раком лечатся, а даже с них деньги дерут. Но палата впечатляла чистотой, как и все отделение. Ремонт тут был свежий, все блестело, а в Катиной палате даже был кондиционер и маленький телевизор. Курорт, а не больница.
Жена выглядела гораздо лучше и вовсю улыбалась. Не выдержав, Олесь спросил, заходил ли Пашка, и она сказала, что да, и не то что некоторые — еды приволок на полк солдат. Олесь решил не напоминать, что после операции положена диета, а он купил как раз то, что было можно, и что кормят здесь на убой.
Про синяк сказал правду: подрался с Михалычем. Катя даже посочувствовала, но это было ожидаемо, потому что Михалыч ей никогда не нравился.
— Кстати, — сказала она, — Паша говорил что-то насчет работы. Позвони ему. Он сейчас много чего может, помочь хочет. Я ему сказала, какой ты молодец, и он обещал подумать.
Олесь едва сдержался, чтобы не объяснить Кате, что думает о ее ухажере. Охренеть просто: потенциальный любовник мужа на работу пристраивает. Прям фаворитка короля Людовика четырнадцатого. Тьфу.
— Представляешь, он мне сказал, что я хорошо выгляжу, — она кокетливо улыбнулась, смахивая со лба прядь волос. — А ты, говорит, подработку себе нашел. Какой ты у меня умничка, Олесь.
"Умничка" его добила окончательно. Катерина улыбалась, даже вполне себе нежно, но явно знала больше, чем говорила.
— Да, неожиданно привалила удача. Я же про Гошу рассказывал, — сказал он, улыбаясь и почему-то вспоминая Митю — наверное, потому, что быстро учился поддерживать беседу, даже если тема неприятна. — Он меня поснимал для рекламы трусов, меня утвердили, и теперь мои ягодицы будут на всех плакатах и даже в Интернете.
Катя все знала, он понял это по тому, как она поджала губы, готовясь к нравоучениям.
— Тебе не кажется, что приличный человек…
— Не кажется, — отрезал Олесь. — Деньги, Катюш, не пахнут. А мне на работе сто лет придется вкалывать, чтобы тебе было хорошо.
— Я знаю про Гордеева. А ты знаешь?
— То, что он мальчиками интересуется? Ох, Катюш, знаю. Гоша мне сразу сказал, что я не в его вкусе.
— Гоша? — Катерина поморщилась. — Он никогда своих пристрастий не выпячивает, а потом полезет к тебе в эти трусы коллекционные… фу.
— Ох, какая щепетильность, — благодушно усмехнулся Олесь. — Пусть лезет, Катенька. Ты же к мужчинам не ревнуешь?
Она смерила его недоверчивым взглядом, а потом неожиданно улыбнулась.
— Шутник, — помялась и продолжила: — Ты молодец, Олесик. Правда, молодец.
***
Домой он возвращался в приподнятом настроении. У Кати все хорошо, насколько может быть хорошо. Обещали, что через месяц она уже будет дома, хотя еще придется проверяться какое-то время. А Пашка... Ну, если ей хочется обожания — на здоровье.
Неожиданно, когда Олесь уже шел от маршрутки к подъезду, вспомнился вчерашний вечер, дрочка на Гошу, и вдруг проснулась совесть.
Это какой же я мудак, думал Олесь, глядя себе под ноги. Это каким же козлиной нужно быть, чтобы мечтать о соседском мужике, когда жена в больнице, готовится к химиотерапии.
Сказали, что у нее какой-то легкий курс будет, без последствий вроде лысины, может, даже без тошноты обойдется, но она все равно болеет, хоть и храбрится — ей страшно, видно же. А он на мужиков дрочит.
Гоша, как в поговорке, тут же попался на глаза. Стоял у своей сверкающей машины, почти прижимая к ней какого-то мальчишку лет восемнадцати. Длинные крашеные в белый цвет волосы, шортики короткие, румянец, рост под два метра. Это вот настоящая модель, а не то что я, подумал Олесь.
— Олесь, привет! — окликнул его Гоша, напрашиваясь.
Олесь ведь мог пройти, кивнуть, запереться дома, выдуть пива и сожрать положенные пельмени. Но нет, Гордееву надо было отвлечься от сладкого своего мальчика и лишний раз привлечь к себе внимание. В глубине души Олесь понимал, что сам себя накручивает, но остановиться было трудно.
— Привет, Гоша, — радостно ответил он, подходя ближе.
Подумал и поцеловал Гордеева в щеку. Имидж надо поддерживать.
— Привет, — улыбнулся мальчишке и решил в очередной раз, что Гоша — мудак.
Сам говорил, что мальчиков не любит, а это создание, почти неземное, эльфийское, зажимал, не стесняясь.
— Знакомься, это Петя, — улыбнулся Гоша. — Петя, это Олесь, он тоже модель, но начинающая.
Эльф внимательно изучил Олеся и благосклонно улыбнулся в ответ.
— Ну, что ты, — Олесь коснулся Гордеевского плеча. — Разве я модель? Так, задницу посветить. Хотя.. мы все задницы светим, правда?
С балкона Михалыча раздался пьяный рев: "Бей пидорасов!", и Олесь поморщился. Два — это пара, а три — и правда почти притон.
— Общественность негодует, — сказал он Гоше. — Я общественность в данном случае поддерживаю. Твое стремление плюнуть в лицо стереотипам тоже, но сегодня драться не готов — и так на работе каждому второму отвечать на вопросы о фингале пришлось. Так что зажимайтесь лучше в студии.
— Я…
— Дружеский совет, — перебил Олесь и подмигнул мальчику Пете. — Не более того.
И пошел к подъезду, гордый собой до охренения.
— Вы дрались? — послышалось из-за спины.
— Да. Вчера. А сегодня Олесь ревнует меня к тебе.
Он остановился и повернулся к сладкой парочке.
— Гордеев, ты, конечно, гламурный, но если у меня на тебя встал, это еще не значит, что я ревную.
Петя хмыкнул, и стало как-то совсем обидно. И понятно, что никому Олесь о своих чувствах не расскажет — после такого-то заявления.
— Да ладно. Я бы тебя к Пете тоже приревновал бы, — сказал Гоша и потрепал пацана по щеке.
Олесь задохнулся от возмущения.
— Да плевать мне, кого ты трахаешь!
— Он меня не трахает, — сказал ухмыляющийся Петя.
— На это мне тоже плевать.
Гоша тоже лыбился, и у Олеся создалось ощущение, что над ним глумятся. Снова. Он нахмурился и добавил:
— Если ты трахаешь все, что с членом — не стоит всех по себе равнять.
— Придурок, — сказал Гоша и приобнял Петю. — Знакомься, Петр Либерман.
— Да мне все равно, какая у него фамилия.
— У нас общая фамилия, идиот!
— Это вы типа женаты?.. Ты ж Гордеев!
— Я Либерман по паспорту, я же говорил! Или не говорил?
Олесь все еще не понимал, и Гоша громко картинно выдохнул:
— Петя — мой младший брат. Натурал, кстати. Сообщаю только из-за твоих странных фиксаций насчет ориентации.
— Поэт, бля, — отозвался Олесь. — Очень творческий у вас брат, товарищ Либерман.
— Гоша, он мне нравится, — сказал Петр. — Он, по крайней мере, не заглядывает тебе в рот и не говорит с придыханием, как все твои эти… За исключением…
— Он мне тоже нравится, — перебил его Гордеев-Либерман.
Олесь понял, что вспомнили о том американском друге, и что Гоше тема не нравится. А еще самого Олеся обсуждали как того ахалтекинца.
— Мне очень приятно, милые вы мои, — очень нежно сказал он. — Но, простите, вынужден откланяться. Надо пойти немного подрочить на фотографию Георгия, а после позвонить жене и спросить, как она. Столько дел!
Он улыбнулся им напоследок и снова пошел к подъезду, поймав себя на мысли, что порой высказанная правда выглядит как изощренная ирония.
А еще ему очень, очень понравилось выражение Гошиного лица.
***
В субботу Олесь навестил Катю. Та выглядела подавленной: уже начали химотерапию. Ее подташнивало, и Олесь пару часов выслушивал истории о том, от чего лечатся пациенты отделения. Катя уже завела пару подружек, с которыми увлеченно перетирала возможные последствия того, что заболеет. Хотя лечащий врач сказал, что профилактика дает почти стопроцентную гарантию, Катя с мученическим выражением лица живописала, как умрет. Заткнуть ее не было никакой возможности — она явно наслаждалась этим рассказом. Олесь злился и одновременно испытывал острое чувство вины.
Сбежать вышло только после того, как запиликал будильник в телефоне.
— У меня съемка, пора домой.
Катя покивала, пожелала удачи и потянулась к своему мобильнику. Наверное, Пашке решила позвонить. Олесь удивился тому, что не испытывает ни грамма сожалений по этому поводу, и распрощался.
— Привет, герой, — сказал Гоша, впуская его в студию. — Я как твой открыватель уже задолбался отвечать на вопросы поклонников. Кстати, Петя меня тоже задолбал.
— Мне вот приятно, ты себе не представляешь, — ответил Олесь.
Он прошел в комнату, на ходу снимая рубашку. На форуме сказали, что тело — это главное.
— Хорошо у тебя. Кондиционер в такую жару — самое то.
Гоша сделал вид, что голый торс ему побоку: ни один мускул на лице не дрогнул. Олесь мысленно записал себе несколько бонусных баллов.
— Сейчас Света придет, будет доделывать в тебе человека.
— Во мне? — театрально удивился Олесь и еще пару баллов прибавил: Гоша фыркнул и пошел возиться с камерой.
— Что бы я ни говорил, но тебе, мой дорогой, до человека еще далеко, — послышался голос Гоши. — Вот скажи, как можно носить черные брюки, белую рубашку и эти твои сандалии? Тебя самого не коробит?
— Ни боже мой, — сказал Олесь, расстегивая брюки. — Как чертовски привлекательный юноша я стараюсь таким образом отвадить поклонников.
— А что, поклоняются?
— Ох, да. Где трусы?
— В гримерке пакет стоит, выбирай любые.
Олесь прошел туда, открыл пакет с логотипом производителя и охнул: там было пар двадцать, не меньше.
— Как — любые?
— Мы сегодня фотографируем новую упаковку, так что все придется перемерить. А с каких начинать — твое дело, — крикнул Гоша.
Олесь вздохнул, почувствовал запах дыма и понял, что Гоша курит прямо в студии.
Вот гад.
Хотя это тоже могло быть реакцией на прелести Олеся.
Он мстительно ухмыльнулся. Высыпал содержимое пакета на стул и, порывшись, выбрал самые узкие трусы с голой задницей и какими-то лямками снизу. Исключительно смелая модель как для российского производителя.
Надел и продефилировал в комнату к Гоше, виляя бедрами.
— Это что за хрень вообще? Для геев? Митя выпускает спецодежду для своих мальчиков?
— Это трусы, которые носят под тонкой одеждой, чтобы не было видно, что на тебе белье. Я сам такие ношу, — Гоша снова повернулся к лампе на треноге и принялся что-то на ней крутить, держа в левой руке сигарету, а Олесь представил Гошу в этих вот трусах и с трудом вдохнул воздух.
Два:два, или сколько там? Не имело, в сущности, значения. Хотелось продолжать. Олесь никогда не играл в подобные словесные игры и чувствовал азарт. Говорить то, что думаешь, но с иронией, было приятно: адреналин в жилах так и бурлил.
Через десять минут появилась Светочка и на этот раз общалась с Олесем уже как со старым другом, даже рассказала, что собирается поехать отдыхать, но вот никак не может решить, куда.
— Гошик, а вы куда-нибудь поедете?
Олесь не сразу сообразил, что она имела в виду их обоих, как пару, но потом, конечно, разулыбался, ожидая, когда великий и ужасный сообразит ответ.
— Поедем, золотко. Куда-нибудь обязательно. Только сдадим фотографии и сразу — заграницу, — сказал Гоша.
— А куда?
— В Одессу, — быстро ответил Олесь. — Там очень хорошо. Тоже заграница. И море. Для разнообразия можно, не все же на Лазурном берегу плавиться.
— Ой, что там этот Лазурный, — отмахнулась Светочка. — Ниццу в этом году вообще смыло. Европа медленно уходит под воду, оно вам надо?
— Не надо, — ответил Гоша. Он подошел к ним и склонил голову набок. — Светик, ты его сегодня целиком бронзатором натрешь? Или опять сбежишь?
— Я его сегодня в лучшем виде представлю. Ты посмотри, какой хороший мальчик получился.
— Знаешь, — сказал Гоша, подумав, — обойдемся без бронзы. Задолбемся потом поправлять, сегодня все равно упаковки, там вообще черно-белые на выходе. А вечером, если успеем — реклама. Хотя сомневаюсь, что Наталья приедет.
— Наталья? — уточнил Олесь.
— Любовница Мити. Он ее во всех рекламах снимает — и женского белья, и имиджевых.
— Любовница? Охренеть. Наш пострел везде поспел.
— Это статус, солнышко, — сообщила Света поучительно. — Ему положено девочку на содержании иметь.
— Я ему соболезную. Хочет мальчиков, а содержит девочку. Какая несправедливая у Мити судьба.
— Да он ее обожает, — сказала Света, брызгая ему на голову лаком. — Мальчики — это азарт, а девочки — для любви.
— Гомофобка, — сказал Гоша. — И сплетница. Сплетничайте, я пойду свет выставлю. Работа сегодня тупая, никакого творчества, так что можно сильно не стараться.
— Суровый какой, — проговорила Светочка с явным удовольствием. — И как ты его терпишь?
— Я же не гомофоб, — улыбнулся Олесь.
— Оно и видно. Смотрю я на тебя, Олесик, и понимаю, что лучших мужиков теряем.
— Скажешь тоже — лучших.
— А что? Ты такой симпатичный, Гоша — как хорош, а тянет вас друг другу. И только нам, бедным девочкам, достается всякое быдло.
Олесь прослушал пассаж про девочек.
— Тянет, конечно, — с явным сомнением произнес он.
— Я вот слепая, да? Ты видел, как он на тебя смотрит? А сам-то, — она двинула его кулачком в плечо.
— Светочка, ты предвзята.