— Увы, — Пашка приложился к Лилечкиной ручке, — предпочитаю, но всего одну.
— Мою жену, — не преминул вставить Олесь.
И так неожиданно все трое искренне засмеялись. Свинг-вечеринка, подумал Олесь, бросая взгляд на Гошу. Ресторатор Саляминофф что-то возбужденно рассказывал, изредка хохоча.
— Подарки надо бы вручить, — сказал Пашка, отсмеявшись. — Лиля, вы что подарили имениннику?
— Диск с автографом, — ответила она и снова рассмеялась.
Олесь не понял, шутка это или всерьез, но когда Гоша наконец отлип от ресторатора, решил, что сообщит о подарке без слушателей.
Гордеев подошел сам, обнял Пашку, потряс Олеся за руку, настолько официально, что захотелось его ударить, а потом начали прибывать гости — один за одним.
Олесь даже не заметил, как оказался за столом в компании Пашки, Лили, ее продюсера, толстого мужика с кудрями до плеч, и каких-то старлеток.
Подали закуски, и внезапно проснулся аппетит. Несмотря на новую зарплату, ресторанная еда была в диковинку, и Олесь вопреки привычке напиваться начал есть. Крепкого алкоголя на столах не было, и пришлось пить вино. В итоге он наелся до отвала и был почти трезвым, когда начался настоящий праздник: верхний свет потух, по стенам заскользили разноцветные огни, и загрохотала музыка.
— А мне вот тоже сегодня петь, — пожаловалась Лилечка. — Поэтому нельзя много пить.
Они посмеялись над каламбуром и хотели было пойти потанцевать, но Олеся увлек в сторону Лилечкин продюсер Олег и долго нудел по поводу съемок в клипе. Олесь взял у него визитку и пообещал перезвонить.
В перерывах между деловым общением пришлось немного пообщаться с Митей. При виде его Олесь расцвел и многократно поблагодарил за устроенный праздник. Он очень, очень быстро учился жить среди чужих.
Гордеев порхал от гостя к гостю, улыбался, чокался бокалом, который едва пригубил с начала вечера, и Олесь любовался, смотрел, запоминал, понимая, что как бы ни злился — все равно.
Некоторые гости начали танцевать, Олесь отошел в сторону, чтобы не мешать, и вдруг почувствовал на своей заднице чью-то ладонь. Повернулся, чтобы возмутиться, и наткнулся взглядом на улыбающегося Гошу.
— Привет, — сказал тот. — Не мог не потрогать, извини.
— Рад, что ты меня заметил. И раз уж ты здесь, хочу вручить тебе подарок.
Гордеев протянул ладонь.
— Давай.
— На, — Олесь собрал в щепотку воздух и сделал вид, что кладет его Гоше в руку. — Дарю тебе следующие выходные.
— То есть?
— Ты едешь отдыхать в отель под Москвой. Гей-френдли. Там все оплачено, СМСкой координаты пришлю.
— И ты со мной?
— Нет, — покачал он головой. — Зачем?
— Обычно поездка прилагается с дарителем.
— Обычно, — сказал Олесь.
Гордеев хотел что-то сказать, но в этот момент к ним подбежала Женечка и утащила Гошу по какому-то срочному делу.
Олесь вышел покурить на летнюю веранду ресторана, но поспешил вернуться, услышав, как объявляют Лилечкино выступление.
К своему стыду он не помнил ни одной ее песни и приятно поразился тому, что отвращения такая музыка не вызвает. А пела Лилечка хорошо, хотя двигалась немного смазанно — наверное, немного переборщила с шампанским. Олесь подошел ближе к сцене и замер у самого края, а Лиля заметила его, присела и помахала рукой, продолжая петь что-то о танцах и звездах. Он улыбнулся, хотел даже воздушный поцелуй послать, но в этот момент Гордеев обнял его со спины и, быстро поцеловав в шею, громко сказал на ухо:
— Извини, мы не договорили.
— Я скажу тебе, куда ехать, — зачем-то повторил Олесь, вышло как-то глухо.
— Ты когда в последний раз в отпуске был?
Гоша прижал его сильнее, одна из его рук была сразу над поясом джинсов, и какого-то черта Олесь представил, что кроме них в зале никого нет, и оба — голые. Сразу же стало труднее дышать.
— Гоша, мне сейчас не до отпуска, у меня работы до хре… — он широко распахнул глаза, когда указательный палец забрался под ремень его джинсов.
Почти сразу все стало ясно как день: слева от них стоял Митя, попивая шампанское и вяло качая головой в такт музыке. Сначала накатила нереальная обида, потому что этот театр заебал до зубовного скрежета, но… Олесю никогда еще так не хотелось ощутить себя кем-то значимым для Гоши, пусть даже во время игры на публику. Он прижался к Гордееву плотнее и положил на его руку ладонь.
Лиля как раз закончила петь, потом выцепила взглядом Гошу, улыбнулась ему и сообщила, что следующая песня специально для него и для его половинки. Половинкой, судя по всему, был Олесь, но это бы ладно — песня оказалась страдательной, о безответной любви, и, разумеется, медленной. Толпа сразу начала разбиваться на пары, Митя отвальсировал в сторону с какой-то блондинкой, и Гоша должен был бы отцепиться, однако продолжал поглаживать живот Олеся через рубашку.
— Митя не смотрит, — заговорщицки прошептал Олесь, поворачивая голову к Гордееву. — Милый, не переигрывай, он может подумать, что мы нарочно.
Гоша двинул бедрами, побуждая Олеся повторить его движение, и получился такой танец с топтанием на месте, что-то вроде давно забытой ламбады. Рука продолжала гладить Олесин живот, мешая расслабиться.
— Я не играю. Мне приятно с тобой танцевать, — сообщил Гоша, снова целуя его в шею.
— Я ведь могу решить, что ты заигрываешь, — сказал Олесь в том же тоне.
Гордеев ничего не ответил: расстегнул нижнюю пуговицу его рубашки и просунул туда ладонь. Горячую, гладкую ладонь, которая сразу же легла на живот чуть пониже пупка.
— Ч-ч... — Олесь собирался возмутиться, но запнулся, когда Гордеев быстро скользнул рукой выше и легонько ущипнул его за сосок. — О-ох! — выдохнул и быстро повернулся к Гоше, потому что нужно было скрыть нежелательную эрекцию. — Все, Гордеев. Теперь я буду к тебе прижиматься, пока не стану выглядеть более или менее прилично.
Олесь обнял его за плечи, и танец продолжился.
— Я не против. Мне исключительно приятно к тебе прижиматься, — улыбнулся Гоша и полез целоваться.
Нет, это не было поцелуем в чистом виде: легкие, едва ощутимые касания, — но от прикосновений Гошиных губ уже хотелось стонать.
— Митя так старался с праздником, а ты ведешь себя, как… — удалось сказать Олесю.
Он понимал, что реакции его тела не позволят Гоше обмануться, но старался держать лицо. Впрочем, видел, что глаза Гордеева тоже потемнели, и, похоже, у Гоши была та же проблема. Во всяком случае, то, что прижималось к бедру, явно не было ключами от машины.
— У тебя хорошо получается, — шепнул Гоша ему на ухо.
— Хорошо получается... что?
— Танцевать, — он улыбнулся, сжал пальцы на поясе Олеся, и захотелось прижаться сильнее.
Благо, девушка-папарацци фотографировала гостей в другом конце зала, и Катерине объяснять не придется, хотя...
Гордеев прижался губами к его виску, громко выдохнул в волосы над ухом и опустил одну руку ниже, на задницу.
Почему-то было плевать, что кто-нибудь обязательно обратит на это внимание.
— Льстишь, Гоша, но мне приятно, — сдержав очередной стон, сказал Олесь.
Он вообще собой гордился. Флирт ни о чем, без громких фраз, честный — у Гоши оказался на редкость способный ученик. И ученику очень хотелось трахнуть учителя.
— Что вижу, то пою, — сообщил Гордеев, продолжая сжимать его ягодицу.
— Спой, пожалуйста, о том, что я тебя хочу, — набравшись наглости, прошептал Олесь и провел ладонями по его спине. По гладкой, теплой спине. Широкой — это был мужчина, а не девушка, и мужской запах кружил голову. — Боюсь, мне придется тебя покинуть и подрочить в туалете.
— Боюсь, мы будем в соседних кабинках.
От этих слов в паху сразу же стало горячо, будто лавой плеснули; на член давила жесткая ширинка, и Олесь даже танцевать перестал — остановился и уставился Гордееву в глаза, не веря в услышанное.
— А поехали ко мне? — спросил Гоша наигранно-легко.
— Праздник для деловых партнеров, — напомнил Олесь, цепляясь за спокойствие из последних сил.
— К черту праздник.
— Безответственный вы человек, Гордеев.
— Ага. Я такси вызову, — Гоша потянулся за телефоном, а потом, прижав трубку к уху, схватил Олеся за руку и вытащил на летнюю террасу.
Там обжималась какая-то парочка, и Олесь сразу же отступил в сторону, а уже позже с опозданием сообразил, что тут все свои.
— Добрый вечер, — голос Гордеева, который понравился с первого звука, звучал еще ниже — на него явно действовало возбуждение. Интересно, подумал Олесь, а телефонные девочки тоже от его голоса с ума сходят? — Пришлите машину по адресу...
Олесь вытащил свой телефон, набрал Катю и скороговоркой сказал, что дома ночевать не будет.
— Но...
— Я к родителям поеду, устал, — бросил он и отключился.
И сразу же разублыбался, представив, как подходит к Паше и говорит, что Катя сегодня дома одна, дерзай, мол.
Было бы забавно, да, но общаться с Пашкой и слушать его комментарии по поводу Гордеева не хотелось.
Гоша сунул телефон в задний карман джинсов и, подтянув к себе Олеся за пояс, поцеловал. Это нравилось, заводило, но никак не получалось отделаться от мысли, что Гордееву просто приспичило, а он, Олесь, удачно оказался рядом. Нужно было себя убедить, как-то оправдаться перед самим собой. Олесь решил, что ему-то уже давно приспичило, и если великий и ужасный согласен, то стоит, наверное, этим воспользоваться.
— Когда машина будет? — спросил он, тяжело дыша, когда Гоша перешел с губ на скулы.
— Через двадцать минут. Центр... Оле-еська...
Руки снова легли на задницу, и это было приятно, однако Олесь, вспомнив о просветлении и новом жизненном пути, все же решил спросить:
— Гордеев, мне лестно, я готов даже в туалете ресторана, но... с чего это ты вдруг? Если тебе просто приспичило — ничего, я пойму. Просто ты то целуешь, то посылаешь, не хочется обломаться после такого, — спросил и толкнулся бедрами, чтобы Гоша смог почувствовать, насколько Олесь не против.
— Не вдруг, — признался Гоша, кончиком языка коснувшись его губ. — Просто были принципы.
— А сейчас их нет?
— Олеська, есть. Но я решил послать их к черту.
— Гордеев, мне твои метания портят карму, — хмыкнул Олесь, засовывая гордость в то место, которым мечтал сегодня воспользоваться.
— Мне тоже. Я из-за своих принципов машину разбил, — Гоша помрачнел. — И с этим Димой связался. Мог бы сразу тебе предложить, но… — он неопределенно махнул рукой.
— Я бы согласился, — сказал Олесь. — Если помнишь, конечно.
— Помню, — Гоша встретился с ним глазами. — Надеюсь, ты понимаешь, что это только секс?
— Понимаю, — Олесю удалось справиться с голосом, и если какая-то хрипотца чувствовалась, то она была вполне объяснима похотью. — Надеюсь, ты понимаешь, что должен быть со мной нежен, как с невестой?
Гоша рассмеялся и поцеловал его снова.
Глава 13
В такси он чувствовал себя неловко: не знал, о чем говорить, в глотке пересохло, Гордеев смотрел в окно и выглядел так, будто они едут не сексом заниматься, а на казнь.
Уже у дверей, вставляя ключ, он повернулся к Олесю и сказал, взвешивая каждое слово:
— Если ты не уверен — уезжай.
— Я уверен.
Хотелось трахаться. Нет, не так. Хотелось трахаться с Гордеевым, всю ночь и все утро, чтобы потом ныли мышцы и задница.
Гоша пропустил его вперед, зашел следом, захлопнул дверь и стал посреди прихожей, глядя на Олеся изучающе.
Под этим взглядом было неуютно: опыт с женщинами тут никак не мог помочь, и Олесь не знал, что делать дальше.
Чтобы как-то заполнить паузу, он стащил туфли и, пока мучительно придумывал тему для разговора, немного разозлился. Надумал себе, идиот, а с ним как с ребенком — уверен, не уверен, черт бы этого Гордеева побрал. Хочет просто секса — его и получит, давно пора. Когда он выпрямился, то уже улыбался.
— Я бы в душ сходил. И еще выпил чего-нибудь.
— Есть джин с тоником.
— Не сомневался ни разу, — Олесь сделал шаг к Гоше, одновременно расстегивая пуговицы на своей рубашке. — Ты всегда предлагаешь джин с тоником.
— А я его люблю, — Гоша заметно расслабился и протянул руку, касаясь его груди.
От прикосновения прохладных пальцев к соску Олесь вздрогнул, сказал:
— Принеси мне полотенце, пожалуйста, — и сбежал в ванную.
Холодный душ должен был помочь успокоиться.
Гоша принес большую махровую хрень еще до того, как Олесь успел окончательно разоблачиться. Так и стоял в одном носке и трусах и смотрел на протянутое Гордеевым белоснежное одеяло.
— Это что?
— Полотенце. То есть, покрывало, новое, меня всегда его размеры пугали. Мойся, я пока джина налью и уберу кое-что, у меня легкий бардак, — Гоша вышел так же стремительно, как и появился, и Олесь понял, что секса прямо в душе не будет.
Это радовало.
Он вымылся гораздо тщательнее, чем обычно, понял, что будет пахнуть Гордеевым, улыбнулся, и, обернувшись этой махровой простыней, прошел в комнату.
Гоша сидел, забросив ногу на ногу, и пил, явно напряженный. Похоже, тоже нервничает, решил Олесь. В ресторане был воплощенной сексуальностью, но дома... А вдруг он на публике только?.. Олесь нервно хмыкнул, понимая, что на извращенца Гордеев все-таки не похож.
— Твой джин, — сказал Гоша, поднимаясь и подавая ему стакан, и Олесь оценил очень красноречивый взгляд.
Внезапно вспомнилось, как он при Гоше раздевался, мерил дизайнерские трусы, отчаянно стесняясь своего тела. Теперь стеснения не было.
— Спасибо, — Олесь погладил Гошу по бедру и, сделав глоток, довольно замычал.
Гордеев как-то странно на него посмотрел и быстро сбежал в душ.
К тому моменту, когда хозяин квартиры вышел из ванной, запакованный в халат до щиколоток, как в броню, Олесь уже успел убедить себя в том, что все будет хорошо.
Он отпил джина, понял, что хочет быть трезвым, поэтому благоразумно отставил стакан на столик и пока ждал Гошу — рассматривал распечатки фотографий, сваленные в углу дивана. Там были люди: юные, пожилые, позирующие, идущие куда-то, но все без исключения — живые. Олесь был уверен, что если даже купит дорогой фотоаппарат и научится им пользоваться, то у него и близко так не получится.
— Нравится? — спросил Гордеев, остановившись рядом.
— Ага, — кивнул Олесь, отложил снимки и схватился за пояс его халата. — Никогда не видел тебя голым, хочу это исправить.
Гоша расставил руки в стороны, давая ему возможность развязать пояс, и посмотрел сверху вниз. Олесь на какое-то мгновение даже растерялся, но быстро взял себя в руки и распахнул егохалат. Член оказался очень близко от лица, вспомнилось, как Гоша прижимался им к бедру, и Олесь сглотнул. На лобке волосы были совсем короткими — Гордеев явно следил за собой в узком смысле этого слова. И только потом до Олеся дошло, что еще не так: Гоша был, конечно, обрезан.
— Я вообще-то первый раз мужской половой хуй настолько близко вижу, — сказал Олесь, задрав голову и глядя на него. — Если ты ожидаешь каких-то подвигов — боюсь, я тебя разочарую.
— Это ты меня раздел, — Гордеев пожал плечами, давая понять, что ничего такого не планировал. — Пойдем в спальню?
Огромная кровать с темно-синим бельем занимала половину комнаты, на окнах висели тяжелые портьеры — Гордеев явно любил поспать подольше.
Олесь остановился, осматриваясь, почувствовал на шее горячие губы и благодарно выдохнул. Наконец-то.
Собственные ощущения напоминали плаванье по морю в шторм: его то поднимало вверх, то резко бросало вниз. Каждый жест Гоши заводил, а потом вспоминалось, почему не складывалось раньше, и возбуждение спадало. В этой качке был свой особенный мазохистский кайф, но Олесю уже хотелось расслабиться по-настоящему и вообще перестать думать. Хотелось, чтобы этот опыт, его первый гомосексуальный опыт, был лучшим.
Гоша, который не переживал вовсе или удачно свою нервозность скрывал, снял с Олеся полотенце и отшвырнул в сторону, продолжая прижиматься грудью к спине. Ощущения обострились, моментально возвращая то же возбуждение, сильное и почти болезненное. Но теперь стесняться было некого. Олесь позволил себе легкий стон, потому что Гошины руки начали поглаживать его живот и бедра, огибая пах. Похоже, Гордееву нравилось ласкать именно со спины: он не спешил разворачивать Олеся к себе, целуя его в шею, прикусывая губами мочку его уха и продолжая гладить живот и грудь.