— Ты не у фотографа был. Я знаю, ты был с той певичкой, мне Паша...
— Катя, посмотри на меня.
Она подняла на него глаза, и Олесь почему-то не испытал сожаления. Наверное, потому что в них не было ни слезинки.
— Ты меня любишь? — спросил он.
— Д-да, — неуверенно ответила она.
— А Пашку?
— У нас нет никакого... — попыталась сказать она, но осеклась на полуслове.
— Будет, — уверенно сказал Олесь. — Во всяком случае Пашка настроен серьезно, и это чувствуется.
— Ты меня бросаешь, — повторила Катерина. — Ты меня не любишь.
— Катя, а ты что предлагаешь? Жить как раньше? Мне закрывать глаза на то, что Павел Николаевич забывает у нас дома свои ежедневники, проводит с тобой время, пока я на работе, просит посидеть с детьми?
— У Паши горе, у него жена...
— Я не против, — сказал Олесь. — Мы за последний год с тобой даже не разговаривали. Я болтался как говно в проруби и... в общем, неважно. Катя, мы абсолютно чужие люди.
— У тебя кто-то есть, — подытожила Катерина.
Накатила такая тоска, что хоть вешайся.
— Нет, — покачал головой Олесь. — Но можно сказать, что я тебе изменил.
— С кем?
Он набрал побольше воздуха и выпалил:
— С мужчиной. Ты можешь утешиться тем, что дело не в тебе, просто я гей.
Вот, назад дороги нет, понял Олесь, и сразу стало легче.
— Издеваешься? — уточнила Катя удивленно.
— Нет. Я гей и я переспал с мужчиной.
— С Гошей этим?
— Да какая разница? — начал злиться Олесь. — Я предлагаю развестись, а тебя волнует, с кем! Это все равно был только секс, — внезапно вспомнились услышанные накануне слова, — я не собираюсь за него замуж!
И тут Катерина, рафинированная интеллигентная Катерина выматерилась. Впервые.
— Ты мне ответишь?
— А я должна тебя уговаривать? Умолять? Ты же все решил, это же не вопрос был, ты в любом случае не передумаешь. Почему тебя так волнует мой ответ?
— И правда — почему? — Олесь встал, вышел в прихожую за сигаретами и отправился на балкон — курить.
Уже закрыв за собой дверь, он испытал этот синдром — кажется, синдром лестницы, как говорили французы. Когда удачный ответ приходит уже после того, как ты вышел, хлопнув дверью. Ответ был прост и незатейлив: «Я просто хочу, чтобы ты поняла». Поразмыслив немного (до середины сигареты), Олесь пришел к выводу, что друзьями они с Катериной не останутся, только дальними родственниками. И то не факт.
Горло сжалось оттого, что он снова понял, насколько одинок. И что сам в этом виноват, как ни крути. Он вспомнил тест, который им давали на курсах: «Насколько вы общительный человек». Олесь набрал минимальное количество баллов, они с преподавателем разбирали потом вопросы, и Олесь недоумевал, почему обязан общаться с неприятным ему человеком, если они сидят вместе на званом ужине. Потому что изначально не пошел бы на званый ужин. Потом вспомнился Гоша, то, как Гордеев общался с Митей, и острой болью резануло по самолюбию осознание, что Олесь готов общаться с неприятными людьми, но ради кого-то. Например, ради Гордеева. Чтобы заслужить его уважение, например. Чтобы он восхитился не только прекрасным во всех отношениях телом.
Олесь закурил вторую сигарету, испытывая чувство гадливости от самого себя. Верно же сказал Катерине: как говно в проруби. Никому не нужный и одинокий. Никого не интересует, что у него внутри, даже Гордеева.
Он перевел глаза вниз на двор и увидел двух мальчишек, стоящих в обнимку. Они показались знакомыми, и с высоты третьего этажа было отлично слышно, о чем они говорят.
— Ты меня любишь?
— Да.
— Скажи…
— Люблю. Очень.
— А за что?
— Просто люблю…
Олеся накрыло воспоминанием, он даже сигарету выронил, потом нагнулся, поднял, затушил в пепельнице и снова посмотрел вниз.
Одним из мальчишек был Мишка, сын Михалыча. А второй... вторым была девчонка, та самая, с которой Мишка в тот раз обнимался в парке. Оба андрогинные, оба в шмотках на пару размеров больше.
Вспомнились те милиционеры на лошадях, свой страх, что все узнают, и к горлу подкатила волна тошноты.
Олесь согнулся, зажал рукой рот и ломанулся в ванную; едва успел согнуться над унитазом, и его тут же вырвало. На глазах выступили слезы, а тошнота никак не прекращалась. В висках стучала одна-единственная мысль: «Вот, ради этого ты жену бросаешь».
Мысль звучала голосом тещи, и Олеся вывернуло еще раз.
— Олесь, тебе плохо? — послышался голос Кати.
Он что-то промычал, продолжая блевать желчью, потому что желудок был практически пуст, не считая трех кружек кофе с утра.
— Олесь... сейчас я водички принесу.
Ноги уже подкашивались, но от этих слов Катерины он и вовсе рухнул рядом с унитазом. Во рту был гадкий привкус. Катя вернулась с кружкой, дала ему выпить, поддерживая как ребенка за затылок, Олесь благодарно погладил жену по запястью и шмыгнул носом.
— Что случилось? Как ты себя чувствуешь?
Прежний Олесь послал бы ее, буркнув, что в порядке, но обновленный он посмотрел на нее и виновато ответил:
— Прости меня.
Катерина осторожно закрыла унитаз, смыла воду, закрыла крышку и уселась на нее. Погладила Олеся по волосам.
— Ничего.
Олесь поймал ее кисть и прижался к ней щекой. Хотелось простого человеческого тепла.
— Я сейчас отойду и уеду, нужно только вещи собрать.
— И куда пойдешь?
— К родителям, — ответил он, даже не задумавшись.
По дороге позвонил Гоше, хотя утром давал себе зарок, что навязываться не будет и дергать Гордеева без нужды тоже не будет.
— Георгий, у тебя риэлтора знакомого нет? Мне квартиру нужно снять.
Всю наличку он оставил Кате, но на карточке оставалось тысяч сорок — должно было хватить оплатить первый месяц. Кажется.
— Нет, я все больше по директорам строительных компаний специализируюсь, — хмыкнул тот, и Олесь понял, что даже из-за такой мелочи ревнует: будто Гоша сообщил, что со всеми директорами в стране переспал. — А тебе зачем?
— Я ушел от Кати, нужно где-то жить. Пару дней могу переночевать у родителей, но они меня до ручки доведут очень быстро, поэтому нужно квартиру снять.
— Извини, Олесь, не смогу помочь, — вполне серьезно ответил Гордеев, но Олеся уже накрыло от осознания собственной беспомощности.
Ну, чего он ожидал? Что Гоша сразу предложить ему пожить у него пару дней?
— Я поспрашиваю у знакомых, может быть... — продолжил Гоша.
— Спасибо, — быстро перебил Олесь.
— Ты как?
Он вспомнил, как его рвало в ванной, и кисло улыбнулся.
— Нормально, — Олесь поставил сумку на землю и полез за сигаретами. Пауза затягивалась. — Ладно, Гош, пока, не могу больше говорить.
Только спустя пару шагов он понял, что ответил не так, как обычно. Без заискиваний, просто ответил, словно действительно живет своей собственной жизнью. Только от этого стало не легче.
Все выходные Олесь провел в поисках квартиры, успел посмотреть несколько вариантов, но ни одна не нравилась. Родители приняли сносно, мама несколько раз пыталась вывести его на откровенный разговор, но Олесь держался.
Гордеев не звонил.
К понедельнику Олесь уже устал от косых взглядом матери и нарочитого дружелюбия отца. Утром, приехав на работу, он написал паре-тройке коллег, с кем общался в курилке и за обедом, спросил насчет риэлтора. Ближе к обеду его вызвал к себе Пашка.
— Смотри, что мне Галина принесла. Готовься, Олесь.
Он посмотрел на протянутый журнал и хмыкнул.
— Паш, я тебя предупреждал.
— Мне-то что, — пожал плечами генеральный. — Но ты бы хоть псевдоним взял, там же мелким почерком и имя твое указано. Готовься, все женщины офиса от двадцати до шестидесяти — твои.
— Это они еще меня в витрине магазина мужской одежды в Иваново не видели, — хмыкнул Олесь.
— Качаешься?
Такой резкий переход удивил.
— В смысле?
— Ну, — Пашка ткнул пальцем в разворот, где на животе Олеся рельефно выделялись кубики, — вот. Я никак похудеть не могу, думал, может, ты, как опытный, совет дашь.
Оказывается, не только женщины и не только из-за секс-эппила.
— Жрать поменьше... то есть, — исправился он, — это не совет, я просто мало ем.
— Ага.
— Как Катя?
Пашка отвел взгляд.
— Нормально.
— Паш, я от нее ушел, так что можешь не стыдиться.
— Ты ее муж! Это ненормально — с тобой ее обсуждать!
— Она мне не чужая, — пожал он плечами, — да и ты тоже. Вроде бы. Скажи мне, Пал Николаич, что с моей работой?
— А что с твоей работой? Полтора месяца только прошло, испытательный — три.
— Так ты уже получил Катерину, теперь не нужно меня тут держать только ради нее.
— Придурок ты, Олесь! Я же сразу сказал — дело не в Кате! Результаты у тебя хорошие, продолжишь в том же духе — останешься. Ты меня совсем за идиота держишь? Стал бы я бизнесом рисковать из-за какой-то... а, иди, — Пашка махнул рукой, давая понять, что пора освободить кабинет. — Журнал себе оставлю. На память.
В отделе было необычно шумно, все трое подчиненных столпились у компьютера нового аналитика Александра и что-то с жаром обсуждали.
Олесь тихо подошел, стал сзади и мысленно выматерился: они рассматривали его фото в трусах. Это была статья с иллюстрациями какого-то из сетевых изданий о звездах. «Новая звезда модельного бизнеса Олесь Костенко, спешите видеть». «Друг фотографа Гордеева» — и та самая фотография из газеты, где Олесь смотрел на Гошу влюбленным взглядом. «Открытие года» — и комментарий Женечки.
Он прочитал только пару строк из ее реплики, но факт оставался фактом: слава шла впереди него, радостно размахивая дизайнерскими трусами. Кто-то из подчиненных поинтересовался, женат ли Олесь Андреевич, кто-то усомнился в том, что такой задрот может так выглядеть и иметь настолько роскошное тело; Александр наслаждался тем, что, не успев появиться в офисе, уже смог заинтересовать коллег, пусть и не рабочими моментами.
Прежний Олесь спрятался бы в туалете и уволился бы на следующий день, но дамокловым мечом над ним висела тема о собственной необщительности и неумении ладить с людьми. Он понимал, что ситуация, в общем-то, в его пользу повернулась, поэтому негромко кашлянул и в качестве аутотренинга вспомнил недовольное лицо Мити.
Все сразу же к нему обернулись, и Олесь пару минут наслаждался неловкой тишиной и разнообразием эмоций, отобразившихся на лицах сотрудников.
— По какому поводу собрание? — спросил он, подходя ближе.
— Мы... — начала Любочка, которую Олесь считал самой здравомыслящей.
Она и тут его не разочаровала, потому что заливалась румянцем побольше остальных. Она же спрашивала о матримониальных подробностях жизни Олеся.
— Понял я, понял.
— Олесь Андреевич, это действительно вы? — спросил Володя, который был всего на два года младше.
— Я, — улыбнулся Олесь. — Есть у меня такое хобби — фотографироваться. Как считаете, стоит профессионально заняться?
— Да! — ляпнула Люба и стыдливо отвела взгляд.
— Я женат, но развожусь, — сказал он и вздохнул. — Работать будем или мою задницу обсуждать?
На лице Александра читалось, что он готов продолжать, но Олесь многозначительно на него посмотрел, и все вернулись к работе.
Первая высота в качестве руководителя была взята. Оставалось еще примерно семьдесят сотрудников компании без учета уборщиц, которых тоже нужно было заткнуть.
***
На понравившуюся квартиру не хватало. Предложила ее Галина, сказав, что какие-то знакомые знакомых сдают, можно без комиссионных, он сразу же поехал смотреть и понял, что хочет в этой квартире остаться: просторная однокомнатная с минимумом мебели и хорошим ремонтом, даже кондиционер был и стиральная машинка в ванной. Неважно, что всего на пару месяцев, пока Катерина родительскую не освободит — Олесь хотел снять именно эту. И до офиса отсюда было минут пятнадцать всего. Но денег не хватало, и, подумав, он снова позвонил Гордееву, объяснил, что нужна наличка, и если есть желающие, то он готов пофотографироваться.
Первая же работа привалила на следующий день: снимали рекламу коньяка, и требовалась мускулистая мужская рука, которая будет эту бутылку держать. Бутылку вручили Олесю в качестве подарка.
Потом Гоша подогнал заказчиков на серию фешн-съемки, там была девочка в модной одежде и Олесь в качестве фона.
В следующий вторник Гордеев сам должен был снимать какой-то каталог, и Олесь был выбран основной моделью.
К концу недели необходимая сумма у него уже была, но дико хотелось спать и хоть как-то отдохнуть. А Гошу ждали подаренные Олесем выходные.
По всему выходило, что до зарплаты он худо-бедно дотянет. Олесь не гнался за деньгами, что было для него странно — в какой-то момент просто понял, что нужна определенная сумма денег, не больше и не меньше: сваял себе в экселе файл и рассчитал расходы в месяц. Внезапно выяснилось, что графа «дополнительные расходы» остается пустой, он понял, что не имеет никакого хобби, занятия по душе, потому что съемки были работой. Потом Олесь составил таблицу своей занятости с учетом курсов и понял, что через полгода такой жизни может свалиться с хронической усталостью. Почему-то такая перспектива у него не вызвала никакого отторжения. Олесь менялся и менял свою жизнь. Он выделил в таблице красным цветом обязательный восьмичасовой отдых и отметил в ежедневнике те вечера, когда не может участвовать в съемках, а также те выходные, когда должен посещать курсы. Выделил себе время на учебу и надолго задумался. По всему выходило, что на личную жизнь времени не оставалось. И снова эта информация не вызвала в душе привычной тоски. Он принял это как факт и успокоился.
Гоша позвонил в среду и, как ни в чем не бывало, спросил, во сколько они выезжают в субботу.
— Я уже говорил, что там все на твое имя.
— Олесь, прекращай. Тебе не понравилось?
Понравилось, еще как понравилось, но Олесь боялся, что это "понравилось" вырастет во что-то большее. Совместные выходные вряд ли смогут помочь успокоиться. Тем более, Гордеев и так занимал все его мысли, когда не нужно было думать о работе.
— Нет, но у меня планы, — соврал он.
И ощущение благодати сразу же уменьшилось.
— Какие?
— Ну-у...
— Ты живешь с родителями, которые будут тебя пилить за решение развестись все выходные. Прекрасный повод отдохнуть... со мной.
— Ладно, — сказал Олесь и понял, что тонет. — Заедешь за мной?
— Я же безлошадный, — хохотнул тот, — машина же ремонту не подлежит, а страховку ваши еще не выплатили. Я только-только с банком разгребся. Спасибо, кстати.
— Не за что, — буркнул Олесь. Ехать на электричке или на автобусах не хотелось. — Как поедем?
— Придумаю что-нибудь.
Глава 14
В назначенное время Олесь стоял у подъезда и совсем не удивился, когда Гоша подрулил на новеньком "Порш кайенн".
— Митя одолжил, — объяснил Гоша.
— Гордеев, ты не мог машину попроще одолжить? — усмехнулся Олесь, начиная играть в друга по сексу.
— А что? Уверяю тебя, в твоем отеле будут машины посложнее, — ухмыльнулся в ответ Гоша.
— Сейчас, Золушка не может прийти в себя при виде такой охренительной тыквы, — сострил Олесь, ставя сумку в заботливо открытый для него багажник.
Они сели в машину, и Гоша достал распечатку карты проезда. Олесь наблюдал за ним со смешанным чувством: хотелось поцеловать, но было решено держать себя в руках.
— Так, это нам надо свернуть сейчас на... — начал было Гоша, но подняв от карты задумчивый взгляд, почти сразу наклонился к Олесю и первым поцеловал его в губы, после чего объяснил: — Не смотри на меня так, иначе мы не доедем.
Олесь мысленно удивился тому, какой он темпераментный, и не смог промолчать:
— Гордеев, если бы я знал, что ты настолько озабоченный, я бы отказался от поездки. У меня в планах есть слабая надежда выспаться.
— Маленький, выспишься, — Гоша снова обратился к карте. — Я тебе дам несколько часов, так и быть.
В груди у Олеся потеплело, а потом он вспомнил, о чем постоянно забывал спросить.