Вымысел в сказках может состоять и в нарочитом выворачивании наизнанку обыденных явлений. Барин лает в церкви. Дурачок на похоронах пляшет, а на свадьбе плачет. Поп верит, что лошадь завязла в болоте, тащит ее за хвост — хвост обрывается, поп думает, что лошадь ушла вглубь. «Знахарь» Жучок по стечению случайных обстоятельств оказался провидцем. Матрос навел на генерала мороку. Стоит река вся из молока, а берега — кисельные. Это лишь немногое из того, что происходит в так называемых «бытовых» сказках. Фантазия и в них не плод досужего занятия.
В сказке «Топанье и ляганье» в невероятном виде представлена церковная служба. Поп учит прихожан-верующих:
— Что делает поп, то и приход.
По оплошности из кадила выпал горячий уголек и попал попу за голенище. Уголек жжет. Поп стучит ногами — и прихожане топочут. Уголек все дальше забирается. Кинулся поп на пол, ноги кверху и лягается. И все прихожане хлопнулись на пол и залягались.
Вышедший из церкви мужик оповестил другого:
— Топанье-то прошло, а теперь — ляганье.
В другой сказке барин плотнику сказал:
— Иван, ты совсем плохо работаешь.
— Как, барин, плохо?
Барин показал на щели. Плотник усмехнулся:
— Э-эй, барин! Придет клин, так все замажет.
Барин ничего не понял — решил, что работу плотника поправит какой-то помощник. И захотелось барину увидеть клина. Ждал-ждал, а клин не идет. Не стал плотник при барине вставлять клинья. Решил барин сходить домой, а плотник тем временем заделал щели — так заклинил, что стало все пригнано. Вернулся барин — плотник сказал:
— Вы только, барин, ушли, и клин пришел.
Пожалел барин, что не повидал клина. Сказал еще Иван:
— Клин плотнику — товарищ. Плотник мох закладает, да клин вбивает — вон оно и чисто выходит.
Барин не понял и этих слов.
В смешной сцене вышучивается незнание барином простого дела: ведь сам он не работает и ничего не смыслит в плотницком деле. Барское незнание преувеличено, но сказочная ирония очень метка: чуждый работе, барин не ведает дела, а судит о нем.
В другой сказке рассказывается: барин поверил, что овца у мужика ловит волков, и упросил продать ее ему. И вот повез барин овцу домой и погнались за санями волки. Барин глянул на овцу, а она испугалась и стала дергаться в санях. Барин решил дать овце раззадориться, а потом крикнул кучеру:
— Надо пускать!
Выпустили овцу. И случилось то, что должно быть. Задрали волки овцу.
Кучер сказал барину:
— Ах, сударь, хороша овца! Вся изорвалась, а волкам не поддалась.
И в этой сказке, в сущности, высмеяно то же барское незнание обыденной, простой жизни.
В сказках-сатирах нередко выводятся хитрые солдаты и воры-пройдохи. Сами по себе эти герои редко бывают положительными. Они нужны сказочникам по большей части для того, чтобы сделать из них свершителей социальной мести. Солдат наказывает барина, а подобный солдату лихой матрос посрамляет генерала, вор берет верх над судьей, обкрадывает корыстного попа. Сказочники ставили своих врагов в смешное положение.
Но есть и такие сказки, в которых солдат наказывает и просто жадных или глупых людей, верящих всяким небылицам. В сказке «С того света выходец» солдат, как бывалый воин, прикинулся прибывшим на этот свет от самого бога. Старуха хозяйка поверила хитрецу: он взял у нее деньги, окорок, сапоги, чтобы передать ее покойному сыну. «Твой сын, — сказал ей солдат, — у бога коров пасет, да коровушку потерял: вот бог у него двадцать пять рублей требует, а где он возьмет?» В сказках явлены здравый смысл и та трезвость ума, которая всегда отличала русский народ.
Народные сказки привычно представляют людские поступки и как действия зверей и птиц. От этого сказка не становится только иносказанием, но под звериной и птичьей личиной-маской выступают со всеми качествами люди.
Персонажи таких сказок общеизвестны: лиса, волк, медведь, заяц, петух, курица, кот, свинья, рак, паук-мизгирь, Ерш Ершович, зубастая щука, коза, козел, журавль, цапля, дрозд и другие звери, птицы, рыбы, насекомые. С каждым из них связаны свои истории. Чаще других в сказках выведена лиса. Она хитрит, строит козни, губит других зверей, но и сама попадает в опасные положения — даже гибнет. Ее обманывает петух, она тонет с кувшином, в который засунула голову. Юмор этих сказок не безмятежен — в них сверкает острая мысль, не чуждая и сатиры.
Плохо жилось лисе, говорится в одной такой сказке («Лиса-странница»), и надумала она идти на богомолье. Пошла — попался ей навстречу медведь, уговорила лиса и его идти. Потом повстречала волка, зайца, и те пошли. Шли-шли — дошли до широкой и глубокой ямы. Лиса положила жердочку и говорит медведю:
— У тебя ноги толстенькие, лапы широкие: пойдешь — не упадешь.
Медведь пошел и упал, убился. Убились и волк с зайцем. И каждого лиса по-своему уговаривала идти:
— Ты, куманек-волченок, иди. У тебя лапки хорошенькие, когти остренькие — ты удержишься.
— Ты, зайчик-боботунчик, иди. У тебя ножки тоненькие, сам маленький. Скорёхонько пробежишь…
Много мяса стало у лисы. Лиса-богомолка — ханжа, ласковый враг, мнимый благожелатель. Ей верить нельзя: корысть и эгоизм — нередкий спутник показной набожности.
В томе представлены самые разные виды сказочного творчества: сказки — волшебные истории, сказки о животных, сказки-сатиры, пересмешные сказки-прибаутки, сказки-анекдоты, докучные сказки, сказки-небылицы, сказки-предания, сказки-легенды, сказки-пустобайки, сказки с цепевидным сюжетом типа «Репка» или сказки о кочетке-петухе и курице и другие разновидности. Среди них немало общеизвестных — таких, как сказка о колобке, но есть и сказка о волке, перепелке и дергуне, они редкие, знают их немногие. Том представляет русскую фольклорную сказку в полноте, превосходящей все детские книги.
Читая сказку, надо следить не только за ее действием. Прелесть и художественность сказки в тонком искусстве слова, которым дорожили настоящие народные рассказчики. Композиция сказок очень искусна, хотя народ-творец не прибегал к сложным приемам рассказывания. Таковы сказки с цепевидной композицией. Действие в них от эпизода к эпизоду вяжется как цепочка — от звена к звену. В сказке «Нет козы с орехами» говорится: козел пришел с лыками, а коза пошла за орехами — и нет ее. Козел насылает на козу волка, но волк не идет гнать козу. Тогда на волка насылается медведь, но и медведь не хочет идти на волка. Приходится насылать на медведя людей. Не идут люди — им грозят дубьем, а дубье отказывается бить людей. Тогда насылают на дубье топор, а на топор — камень, чтобы затупить его, а на камень — огонь, а на огонь — воду, а на воду — ветер. Послушался ветер — и цепь действий развернулась в обратном порядке. Ветер пошел воду гнать, вода — заливать огонь, огонь пошел камень палить, камень — топор тупить, топор — дубье рубить, дубье — людей бить, люди пошли на медведя, медведь — на волка, а волк — на козу. И вот пришла коза с орехами, пришла с калеными!
Что за мысль стоит за этой композицией? Все в жизни связано — одно зависит от другого, и надо соблюсти много условий, чтобы добиться чего-то. При простоте в сказке передана довольно сложная мысль о всеобщей связи явлений.
Рассказчики любят повторения эпизодов: так лучше оттеняется мысль в сказочной истории. Повадился волк ходить к одной избушке — то одного требует, то другого. Сначала отдал ему старик петушка с курочкой, потом — овечек, потом — жеребца. И вот, когда кончилось терпение у старика, а волк захотел съесть паренька и девушку, схватил старик кочергу, давай бить волка. Лопнуло брюхо у злодея, и выскочили оттуда и жеребец, и овцы, и петушок с курочкой. Вымогатель наказан.
Композиция сказок, основанная на повторении эпизодов, свойственна и большим по объему волшебным сказкам — в ней иногда повторяются целые группы эпизодов. Трижды ходят стеречь сад братья: сначала — старший, потом — средний, а потом — и младший. Младший действует не так, как старшие, — и это ведет его к удаче. Но и третий брат порой бывает неудачлив. Дважды в сказке о сером волке он не может свершить того, что необходимо. На третий раз за дело берется сам волк и делает все, как надо. Прием повторения с противопоставлением героев преобладает в волшебных сказках над остальными, но в каждом отдельном случае у него свой смысл. Родная дочь старика, добрая и работящая, противостоит падчерице, злой и ленивой. Сестрица спасает братца от гусей-лебедей, когда соглашается исполнить требования печки, речки и яблоньки: нужда заставит подчиниться обстоятельствам.
Своя композиция и у анекдотических сказок. Дурень грозит тем, кто его ночью побил:
— Молите бога, что ночь была светлая, а то я выкинул бы вам штуку!
— Какую, скажи, пожалуй!
— Я бы спрятался!
Такие сказки рассчитаны на неожиданность в концовках и неизменно вызывают смех.
Рассказчики любуются словом, любуются его звучанием, его игрой в сказке. Это можно сразу заметить, если обратить внимание на то, как говорят герои сказок. Старик рубит дерево — тяп-тяп по нему топором, и тут выскакивает птичка:
— Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?
Звукоподражание птичьему щебету не только в словах «чивы, чивы, чивычок», но и в тех, которые за ними следуют, — в них тоже выделен звук «ч»: «чего», «старичок». Через всю фразу идет: чи-чи-чи-чо-че-чо!
Вылепленный из глины парень просит:
— Дай, бабка, молока кадушечку да хлеба мякушечку.
А когда поел все в доме, вышел на улицу и каждому встречному сначала хвастает, что съел, а потом — грозит. Быку сказал:
— Съел я хлеба пять мякушек, молока пять кадушек, бабку с прялкой, дедку с клюшкой — и тебя, бык, съем!
В этой складной речи рифмуются слова (кадушка — мякушка, кадушечка — мякушечка). Фраза четко делится на части: «бабку с прялкой» — «дедку с клюшкой» и прочее.
Изобразительность в сказочной речи достигается точным отбором слов и таким их расположением во фразе, что мы ясно видим персонажей. Вот мужик из сказки о вершках и корешках отвечает на расспросы медведя, куда везет ре-пу-«корешки»:
— Мужик, куда ты едешь?
— Еду, медведюшка, в город корешки продавать.
— Дай-ка попробовать — каков корешок?
Мужик дал ему репу. Медведь как съел:
— А-а! — заревел. — Мужик, обманул ты меня! Твои корешки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю.
Это живая речь: тут и вопрос, и просьба, и удивление, и угроза. Мужик внешне простоват, а в действительности — умен. Немного слов потребовалось сказочнику, чтобы рассказать обо всем. И в сказке нельзя переставить или как-то заменить слова без риска утратить живость сцены.
Писатели, бравшиеся за подготовку текста сказок для опубликования в детских сборниках, очень дорожили народным языком. Алексей Николаевич Толстой, в редакции которого взяты многие сказки для этого тома, писал, что в сказке важно сохранять «народный язык, остроумие, свежесть, своеобразие, самую манеру рассказа, беседы» — «народный стиль». При неосторожном обращении он пропадает так же, «как дивный и хрупкий рисунок крыльев бабочки исчезает при неуклюжем прикосновении человеческих пальцев».
* * *
Все публикуемые сказки взяты из классических и современных сборников сказок. Их редактирование производилось только в самых необходимых случаях. Отдельные слова и обороты поясняются в примечаниях. Литературная редакция текста способствует передаче общерусского сказочного фольклора во всем блеске его идей, образности и языка.
В. П. Аникин
Присказка
а тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам; долгое время дома не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает.Стал он держать путь в свое государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить! Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилег на брюхо и давай глотать студеную воду. Пьет и не чует беды; а царь морской ухватил его за бороду.
— Пусти! — просит царь.
— Не пущу, не смей пить без моего ведома!
— Какой хочешь возьми откуп — только отпусти!
— Давай то, чего дома не знаешь.
Царь подумал-подумал — чего он дома не знает? Кажись, все знает, все ему ведомо, — и согласился. Попробовал — бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; а он как узнал про свое милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь.
Стали они жить по-старому; а царевич растет себе да растет, словно тесто на опаре — не по дням, а по часам, и вырос большой.
«Сколько ни держать при себе, — думает царь, — а отдавать надобно: дело неминучее!» Взял Ивана-царевича за руку, привел прямо к озеру.
— Поищи здесь, — говорит, — мой перстень; я ненароком вчера обронил.
Оставил одного царевича, а сам повернул домой.
Стал царевич искать перстень, идет по берегу, и попадается ему навстречу старушка.
— Куда идешь, Иван-царевич?
— Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.
— Ну, оставайся… — И пошла старушка в сторону.
А Иван-царевич пораздумался: «За что обругал я старуху? Дай ворочу ее; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет». И стал ворочать старушку:
— Воротись, бабушка, да прости мое слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу-высматриваю, а перстня нет как нет!
— Не за перстнем ты здесь; отдал тебя отец морскому царю: выйдет морской царь и возьмет тебя с собою в подводное царство.
Горько заплакал царевич.
— Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц — всё красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; а ты тем временем унеси у последней сорочку и до тех пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; у морского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять верст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на нее попасть!
Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждет поры-времени.
Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.