Я лишь благодарно кивнул. А что тут скажешь?
Видя такое большое человеческое горе, я часто, к стыду своему, радовался, что детдомовский, и терять мне особо нечего.
После плотного ужина я окончательно понял, что не так уж и устал, поэтому потребовал у хозяйки для меня какого-нибудь общественно полезного занятия. Она посмеялась над моей коричневой физиономией и посоветовала лечь поспать. На что я резонно возразил, что спать мне пока не хочется, да и мазь убирать нельзя, а сидеть просто так скучно. В итоге получил вполне справный топор и фронт работы не то что на вечер — дня на два вперёд. Впрочем, я не спешил, так что было решено принять приглашение вдовы и отдохнуть пару дней. Заодно вот хорошему человеку дров на зиму наколю.
Уже ближе к ночи пришёл ответ от службистов, подтверждавший получение моего сообщения. В течение недели они обещали прислать кого-нибудь и просили по возможности в это время не уезжать, а если всё-таки соберусь — оповестить.
Посчитав, что раз просят — отказываться невежливо, я решил задержаться подольше, до приезда Службы.
За несколько дней я успел вполне освоиться на новом месте, познакомиться со всеми деревенскими и даже почти втянуться в их ритм жизни. Как оказалось, быта я опасался напрасно: пользы от меня, к моему удовольствию, было предостаточно. Просто пары крепких рук, и то хватило бы; а уж когда в соседнем колхозе прослышали, что тут огневик обнаружился, меня очень активно начали зазывать на постоянной основе. Оставаться я отказался (да и кто ж меня отпустит?), а вот поработать по второй специальности согласился с удовольствием. Так и получилось, что с утра я пропадал на ремонтной станции, а вечером по мере сил помогал хозяйке. Сперва дров наколол, а потом занялся починкой крыльца. Не сказал бы, что из меня профессиональный столяр получился, но руки всё-таки из правильного места растут, поэтому результат был неплох.
Я даже выбрал время познакомиться с тем учителем, книги которого столь сильно повлияли на сознание Юдолы. Это оказался очень тихий, мягкий, интеллигентный до кончиков пальцев мужчина лет сорока, настолько слабого здоровья, что ни у кого даже мысли не возникло отправить его в армию; хронический астматик, страдающий ещё какой-то болезнью с мудрёным названием, вызывающей ужасную хрупкость костей. Худенький, но при этом высокий, он был наглядной иллюстрацией выражения «плевком перешибёшь». Пожимая его тонкую ладонь, я старался это делать максимально осторожно: казалось, учитель рассыплется от одного прикосновения. Единственное, снайпер бы из него получился неплохой: несмотря на бумажную работу с книгами и цифрами, зрение у мужчины было на зависть многим. Такая вот шутка природы.
С ним было действительно очень интересно поговорить. Правда, жил он в основном книгами, которыми были заставлены все стены, да своими учениками.
Больше всего меня, конечно, интересовала Юдола.
— Понимаете, Илан Олеевич, — вздохнул он, с траурным видом размешивая мёд в чашке с травяным отваром. Чая в прямом смысле этого слова здесь, разумеется, не было, да и вообще мало где он был. Сахара тоже не было, зато неведомым чудом сохранилась пасека, поэтому мёд в деревне имелся у всех. — Книг у меня очень много, а я, признаться, не большой поклонник сентиментального жанра. Знал бы, конечно, к чему подобное чтение приведёт, не дал бы бедняжке книг: пусть лучше вовсе безграмотная, чем так. Потом, когда уже стало заметно, я, конечно, пытался что-то изменить, но толку было немного. А недавно я, решив, наконец, разобрать все эти глупости и спрятать подальше, если не сжечь, наткнулся на, видимо, самую любимую книжку Юдолы; там во множестве загнуты уголки, да и выглядит книжка потрёпанной, — с этими словами он поднялся и прошёл к стоящему в углу секретеру. Открыв один из ящиков, запертый на ключ (ключ висел на верёвочке у хозяина дома на шее), извлёк оттуда толстую книгу в тёмном переплёте. — Вот, полюбуйтесь! — книга была вручена мне, причём на обаятельном лице Веселия Родоборовича появилось самое настоящее отвращение. Как будто он был вынужден брать в руки отнюдь не книгу, а что-то давно мёртвое и дурно пахнущее.
Я открыл книгу. Стафана Да'Маёр, «Ночной рыцарь», издание 1869 года, перевод с фарейского некой М.Весельской.
— Никогда не слышал о таком авторе, — я пожал плечами.
— Я тоже. И хвала богам! Лучше бы о ней вообще никто не слышал, это же надо было догадаться! — разгорячился учитель. — Вы знаете, о чём написала эта… с позволения сказать, литераторша? Эта книга про любовь некой юной девицы и полуторасотлнетнего вампира!
Я поперхнулся травяным отваром.
— Скольки-скольки летнего? — откашлявшись, обратился я к сочувственно хлопающему меня по спине мужчине.
— Ему сто пятьдесят шесть лет, — подтвердил свои слова мой собеседник. — Думаю, вы и без прочтения можете догадаться, насколько ужасно это, с позволения сказать, творчество. А что самое страшное, написано оно весьма живым и увлекательным языком, а ещё — с трагизмом и надрывом, да, ко всему прочему, со счастливым концом. Настоящая катастрофа для юного романтичного создания…
— Чернух побери! — не удержался я. — Да какой же дурой надо быть, чтобы догадаться написать подобное?! Мало того, что вампир, так ещё и старый вампир! Эта идиотка вообще хоть одного вампира за свою жизнь видела?!
— О чём и речь, — грустно закивал он, вымученно улыбнувшись. — Боюсь, как раз только видела, и исключительно на картинках. Так что во многом вина за события лежит на мне. Если бы не эта проклятая книга, может быть, Юдола и не…
— Ну, в данном случае, ваше влияние было исключительно опосредованным, — я махнул рукой. — Только Веха могла знать, что среди бестолковых, но безобидных книг обнаружится такое. Нет, надо было догадаться! Ну, в первые годы своего существования вампир ещё может пытаться копировать человеческие эмоции, но после сотни с лишним лет пребывания в таком состоянии… — я растерянно покачал головой.
— Боюсь, бедной девочке уже поздно что-то объяснять.
— Её бы в поместье барона Алленштана под Эрлих, посмотрела бы на своих чудесных вампиров, — мрачно пробормотал я.
— Не знаю, что было в том поместье, и не хочу знать, но, боюсь, даже тогда не будет никакого толка, — Веселий вздохнул. — Все аргументы разобьются о стену её нежелания понимать и единственную фразу «Он не такой, он особенный». Даже если бы она застукала этого вампира за каким-нибудь мерзким деянием, она бы всё равно нашла ему оправдание. Остаётся только ждать и надеяться, что со временем её глупое увлечение пройдёт.
— Не поспоришь, — вынужден был признать я. — Жалко девчонку.
— Жалко, — учитель снова вздохнул. — Она же хорошая девочка; хозяйственная, мастерица, весёлая, добрая. Наивная вот только да впечатлительная, как оказалось. Не тем она впечатлилась. Ну, будем уповать на взросление.
— Если её раньше не расстреляют, — я пожал плечами.
— А могут? — растерянно поднял на меня взгляд хозяин дома. — Но… за что? Она же просто ребёнок!
— Веселий Радоборович, если вы помните, мы только что закончили кровопролитную войну, а этот вампир был не просто нежитью, он был офицером доманской армии, элитного подразделения — Солдат Смерти. Этим делом будет заниматься Служба, и вряд ли Юдола отделается одним только устным предупреждением, это вы должны понимать не хуже меня. Расстрел — это, конечно, крайняя мера, но фильтрационный лагерь и отправка на поселения — самый вероятный вариант развития событий.
— Да, — тихо пробормотал он. — Я не подумал об этом. Какая трагическая история… Я совсем забыл, что он был офицером. Боги! Когда же придёт то время, когда люди наконец научатся жить в мире?!
— Наверное, когда мы все поумнеем и научимся понимать цену и последствия каждого своего поступка, — я в ответ пожал плечами.
— То есть, ещё очень и очень нескоро, — печально улыбнулся учитель.
Я просидел у него ещё около полутора часов, и в разговоре мы старательно избегали болезненной темы.
Перемены в моей налаживающейся на новом месте жизни наметились на пятый день к вечеру. Солнце уже едва торчало из-за леса, а я стучал молотком, лёжа рядом с самым коньком крыши: ремонт крыльца закончился, а здесь обнаружилась пара неприятных проплешин, грозивших к весне превратиться в дыры при условии переменчивой зимы. Так что самоходку я заметил издалека; правда, спускаться не торопился. Оставалось буквально несколько гвоздей, и проще было сразу закончить, чем потом ещё раз лезть на самую верхотуру.
Самоходка затормозила прямо возле дома; судя по тому, что прибыла она со стороны колхоза, моё местоположение уже выяснили.
— Эй, есть кто дома! — громко поинтересовался, выбравшись из железного брюха, немолодой уже мужчина в командирской, кажется, форме — мне было не слишком хорошо видно.
— Я сейчас спущусь, — откликнулся я.
— Илан, кто там? — громко поинтересовалась с другой стороны дома хозяйка, возившаяся в огороде.
— Да это ко мне.
— А хозяйка где? — уточнил ещё один прибывший, тоже в командирской форме, только с рукой на перевязи и крепкой тростью, на которую он опирался при ходьбе. Я пожал плечами и крикнул на другую сторону дома.
— Илина Миролевна, там и вас тоже спрашивают!
Женщина в ответ вопросительно дёрнула головой, я же только снова пожал плечами. Да мне-то откуда знать, зачем им хозяйка понадобилась?
Не мудрствуя лукаво, остатки строительных материалов я просто сбросил вниз, предварив сие действие громким криком «поберегись!». После чего, заткнув за пояс молоток и зажав в зубах небольшую пилу, спустился по лестнице.
При ближайшем рассмотрении оба прибывших оказались альтенант-полковниками, причём первый действительно службист, а вот второй — лётчик-исребитель, почему-то в парадной форме и со всеми наградами.
— Здравья желаю, товарищи, — отсалютовал я. — Прошу простить мой внешний вид. Гвардии обермастер Илан Стахов, к вашим услугам.
— Да бросьте, товарищ обермастер, — махнул рукой службист. — Вы всё-таки в отпуске. Альтенант-полковник Службы Обеспечения Безопасности Олей Ластев.
— Альтенант-полковник запаса Селемир Ковыль, лётчик-истребитель, — представился третий. — Вы такой молодой, а уже обермастер? — он улыбнулся и покачал головой. Невесёлая получилась улыбка.
— Ну, что делать, — я развёл руками. — У нас как в разведке, от звания до звания главное дожить!
— И то верно, — рассмеялся лётчик. Не сговариваясь, мы со службистом полезли по карманам за папиросами. На мой вопросительный взгляд Ковыль отмахнулся.
— Да я не курю. Никогда не курил, и вам не советую.
— Надо бы бросить, — я согласно пожал плечами. — Только стимула пока нет. Вот домой доберусь, там посмотрим.
— Э, так вы из-за нас тут застряли? — сочувственно покивал службист.
— Не сказал бы, что это так уж меня расстроило, — я хмыкнул. — Хоть отдохнул немного от походной жизни и посмотрел, какая она, жизнь мирная. А то как-то даже боязно было, вдруг, не получится?
— Селемир?! — оборвал меня возглас хозяйки дома.
— Лина! — ответил радостным восклицанием бросившийся ей навстречу лётчик, подхватывая в объятия едва стоящую на ногах женщину.
Мы со службистом, переглянувшись, тихонько отошли подальше, чтобы не мешать. Хотя сейчас они, пожалуй, и Чернуха не заметили бы, явись он со всей своей свитой.
— Почаще бы вот так, — вздохнул Ластев, кивая на счастливую пару. — Похоронка на живого лучше погибшего, пропавшего без вести.
— И то верно. Ну что, сейчас в лес пойдём, или до утра?
— Да куда на ночь глядя! Утром, на свежую голову. Там небось и документы, и ценности какие-то. Офицерьё доманское, даром что трупы ходячие, любили устраиваться в роскоши, все музеи, до каких добрались, растащили, сволочи, — проворчал он.
— Ну да, этого добра там порядком. Хоть я и не специалист, и то сразу решил, что музейное.
— А я вот специалист, — доверительно сообщил службист, подмигивая. — Искусствовед я. До войны, во всяком случае, был. Сейчас как демобилизуюсь, вернусь, наконец, к любимой работе, — я аж присвистнул. Искусствовед, дослужившийся до звания альтенант-полковника в Службе — это серьёзно. Чем же он там ведал в военные годы? — Да не свисти, — добродушно фыркнул Ластев. — Понимаешь же, за просто так у нас звания не дают, а то, за что дают, оно обычно секретное.
— Вот я потому и свищу, а не вслух спрашиваю, — рассмеялся я. — Чай, не маленький, понимаю.
Можно сказать, на том эта история и кончилась. Мы со службистом остались у Ковыля дома; точнее, мы-то хотели оставить лучащихся счастьем супругов наедине и не мешать, только кто ж нас спрашивал? В итоге вечер получился весёлый и сумбурный, чего лично со мной не случалось уже довольно давно.
Утром же, по холодку, на самоходке добежали до вампирьего логова. Немолодой искусствовед едва не прыгал на одной ножке от восторга, обследуя помещение; какие-то там уж больно ценные экспонаты нашлись, я не вдавался. В итоге Ластев прочно завяз в этом овраге, а я, решительно распрощавшись, двинулся в обратный путь, в деревню, за вещами. Пора уже было собираться и двигаться дальше, хватит отдыхать.
Настроение было отличное. Вот только отсутствие тени настораживало: за всю эту неделю он так ни разу и не появился.
— Встреча пятая. Маскарад. Время встречи — 8 сентября 1912 года от Восхождения Богов. Место действия — деревни Березайка, Вичица, Солёя, юго-запад Бесовской области.
«Не жди его смерти: она будет долгой, бескровная жизнь не знает срока. Он станет жаждой давнего долга инспектора выдохов-вдохов…»
Осень в этом году пришла рано и как-то вдруг. Только вчера, казалось бы, светило солнце, и лесная зелень радовала глаз, а сегодня уже жёлтые и местами полысевшие деревья под хмуро насупившимся небом навевают тоску. Буквально за несколько дней окружающий мир изменился до полной неузнаваемости, как будто я пересёк вполне материальную границу меж двух времён года.
Дорога, по которой я шёл, ещё не успела превратиться в непроходимое грязевое месиво по нескольким причинам. Во-первых, в каменистом грунте почти не было глины, а, во-вторых, этой узкой лесной дорогой никто не пользовался уже довольно давно. Видимо, местные предпочитали иные, более удобные или пребывающие в лучшем состоянии пути. Мне же покрытие дороги было неважно; главное, дорожка эта имелась на карте и вела в нужном направлении. Карту (собственной у меня не было) я успел посмотреть в кабине подвозившего меня грузовика, с которым мы расстались вчера во второй половине дня: он поехал дальше, а я свернул сюда.
От поворота до ближайшей деревеньки было порядка тридцати вёрст, и пройти их с вечера я не успел. Ночевать пришлось в лесу, но я к подобному давно притерпелся.
Тень со встречи с вампиром так и не давал о себе знать. Этого странного типа мне ужасно не хватало; всё-таки трудно путешествовать в одиночестве. Без отвлечения на разговоры, без шуток и разных историй путь казался однообразным и бесконечным; не трагедия, но утомляет. Так что каждый попутчик и каждая деревушка на дороге вызывали радость одним своим существованием.
К населённому пункту я добрался где-то к обеду. Уже на подходе дорога прихотливо вильнула в сторону, а я двинулся напрямик через распаханное поле по едва различимой тропке. Комья раскисшей от дождя земли скользили под ногами, и вскоре я понял, что срезание дорожной петли было не лучшей идеей. Но поворачивать назад уже не стал, дочавкав до своей цели по выбранному маршруту.
Деревенька была маленькая, в пару десятков дворов. Она стояла на другом берегу небольшой речки, отделявшей жильё от пройденных мной полей. Моста никакого в поле зрения не было (видимо, к нему и надо было идти по дороге, с которой я опрометчиво расстался), поэтому реку пришлось переходить вброд. Благо, неглубокая быстрая речушка, названия которой я не помнил, совсем обмелела по осени. Сквозь чистую воду ясно виднелось близкое песчаное дно; глубина не достигала локтя, местами вовсе составляя не больше вершка. Ходить по воде, аки посуху, — прерогатива водников, но и мне не пришлось хлюпать полными сапогами воды благодаря несложному защитному заклинанию.
Пока дошёл через поле до реки, пока переправился, пока вскарабкался по узкой торной тропе на крутой берег, с которого на меня, собственно, поглядывала деревушка, весть о прибытии гостя уже достигла каждого обитателя, и собралась небольшая делегация встречающих. Это было объяснимо, в глухой деревне новостей немного, но всё равно подозрительно. Деревенские наверняка заметили, что прибыл к ним офицер, а нашу братию простой люд разумно опасается, и уж точно не будет встречать с такой искренней радостью и радушием. Вариант напрашивался один: здесь завелась какая-нибудь пакость, а появление боевого офицера для них означает избавление от оной.