- Фу... дурак, что подставился. В следующий раз прыгай сразу, а не думай. Или Вожака попроси показать этот удар, чтобы больше не попасться.
- Ты тоже просил? - встряхнулся Стрегон.
- А то. Меня три раза мордой по земле возили, пока не дошло, наконец. Но тебе я говорю сразу.
- Почему?
- Потому что ты, как ни странно, нужен Бел. И потому, что Вожак мне голову открутит, если узнает, что я позволил тебе в одиночку выйти против двоих Старших.
Стрегон слегка поморщился, машинально потерев бок, но отвечать не стал: действительно, сам виноват. А вот на колонны поглазеть стоило: как оказалось, Тиль еще не сдался и все то недолгое время, что полуэльф приходил в себя от коварного удара Нэша, отчаянно вертелся на колоннах, упорно отказываясь проигрывать.
Перевертышей, судя по довольным усмешкам, это немного забавляло и придавало азарта ставшей внезапно интересной игре. Хотя самому Владыке было, кажется, не слишком весело.
Прежде Тиль редко оставался на колоннах с Охотниками один на один - не до того было. Чаще с ним Владыка Тирраэль соглашался побегать. Или Таррэн. Или же Таррэн и Элиар, вместе. Иногда к ним присоединялась Белка. Когда-то снисходительно помогала Траш. Однако еще ни разу не было такого, чтобы охочие до соревнований перевертыши, довольно прохладно относящиеся к отцу своего повелителя, смогли выяснить истинные возможности старшего Л'аэртэ.
Теперь же такая возможность появилась. И братьям, как показалось Стрегону, нравилась его стойкость и бесспорное мастерство мечника. Более того: оказавшись лицом к лицу с двумя лучшими драчунами среди Старших, Тиль не только не отступил, но еще и атаковать не боялся. Даже оказавшись без поддержки. Даже оставшись совершенно один. Даже отлично зная, на что способны эти звери.
А еще он почему-то улыбался. Слабо так, едва заметно, почти неуловимо, но улыбался. Той странной улыбкой, от которой не знаешь, чего ожидать. Однако суровый Владыка Л'аэртэ, хоть это и казалось невероятным, все равно улыбался, стремительной молнией ускользая от чужих ударов. Улыбался, в последний момент лишь чудом выскальзывая из смертоносных клещей. Улыбался, когда стряхивал кровь с пораненного предплечья. Когда хватался окровавленными пальцами за края колонн, чтобы не свалиться на землю и не потерпеть позорного поражения. Он улыбался, когда после очередной сшибки вдруг стал прихрамывать на одну ногу. Когда прилипшая ко лбу челка начала лезть в глаза и ее пришлось небрежно смахнуть, оставив на белоснежных волосах некрасивые алые разводы. Он улыбался каждому удару, который удалось выдержать и не отступить под безумным натиском разохотившихся перевертышей. Когда удавалось не дать им себя оттеснить к краю площадки. Когда без остановки звенела сталь, непрерывно летали сильные руки, сверкали родовые клинки, вгрызались в тела острые лезвия...
Он улыбнулся даже тогда, когда стало ясно, что Охотники начали биться в полную силу - так, как позволяли себе лишь с Белкой и Таррэном. И тогда, когда на их могучих телах стали появляться наливающиеся кровью царапины. Правда, меньше, чем их мечи оставили на его собственном теле, но он все равно улыбался. Как будто наслаждался не меньше, чем эти сумасшедшие волки. Как будто впервые позволил себе полностью окунуться в схватку. И впервые за многие годы ощутил себя в их родной стихии - стихии, для которой неважны титулы и родовые знаки, для которой не имеет значения твоя родословная. Только сила на силу. Сталь на сталь. Боль на боль. И воля на волю.
Но шире всего он улыбнулся в тот момент, когда раззадоренные Охотники, повторив свой коронный прием, сумели-таки загнать его в угол и, кровожадно ухмыляясь, неторопливо остановились напротив. Тяжело дыша, довольно взрыкивая и поигрывая клинками, в полной уверенности, что бой закончен, они приготовились к заключительному броску, который должен был поставить окончательную точку в этом увлекательнейшем бою. Вот уже Нэш обменялся с братом молниеносным взглядом, в котором горело кровожадное предвкушение... вот Таш расплылся в совершенной жуткой ухмылке... вот они дружно качнулись на носках, уже срываясь в свой последний прыжок...
Владыка Тирриниэль, слизнув с верхней губы капельку крови, улыбнулся в последний раз и, неожиданно выронив родовые клинки, обрекающим жестом развернул кверху пустые ладони.
Слишком поздно Охотники вспомнили, с кем имеют дело. Слишком поздно шарахнулись прочь, подметив отблески Огня в насмешливых глазах древнего мага. Слишком поздно задумались над неозвученными условиями поединка. И слишком понадеялись на свои сильные ноги, способные в одно короткое мгновение унести их с обреченной колонны.
Уже взлетая в поистине невероятном прыжке, перевертыши громко выругались - зло, смачно, но и с восхищением тоже: кто бы что ни говорил, но красивые финалы они любили. А Тирриниэль, хоть и уступил им, в конце концов, в бою на мечах, все же нашел способ оставить последнее слово за собой. Заставив их увлечься, в самый последний миг, отчаянно рискуя, невероятно красиво блефуя и до конца выдерживая многозначительную паузу, он все-таки вырвал у них ничью. Все-таки заставил себя уважать. И доказал, что достоин искреннего почитания, как искусный воин, опытный стратег, коварный враг и, несомненно, невероятной силы маг. Древний маг поистине древнего народа, сумевший так долго избегать соблазна обратиться к своей силе.
Нэш и Таш не учли только одного: Тилю не нужна была ничья. Он не привык к поражениям, не привык быть вторым и не терпел неудач. Однако, не имея ограничений в резерве, он направил свой Огонь не на Охотников, как могли бы подумать сторонние наблюдатели. Не на устойчивых к магии, но все равно осторожных Охотников. Нет. Он направил их на колонны. Но не на одну или две, как сделал бы более осторожный и расчетливый маг, а сразу на все. И именно в этом искусно матерящиеся перевертыши опасно ошиблись: коварный маг просто не оставил им выбора. Поэтому уже заканчивая свой невероятный по силе прыжок, они в последний момент заметили сгорающий в пламени бешеного Огня камень, с тихим стоном проследили за тем, как надежные некогда опоры превращаются в серый пепел. С досадой взвыли сразу на два голоса, потому что никак не ожидали такого подвоха. Однако, приземлившись на еще пылающую, усыпанную обломками землю, все же не смогли не обернуться и отвесить улыбающемуся магу низкий поклон.
- Милорд Тирриниэль, - уважительно сказал Таш, невольно заступив на запретную землю. - Мое уважение и искренне восхищение, сир. Вы нас переиграли.
Тиль коротко сверкнул покрасневшими глазами, молча погасил бушующее вокруг себя пламя, легко спрыгнул с единственной уцелевшей колонны и, коротким жестом вернув себе родовые клинки, небрежно кивнул.
- Благодарю. Это был хороший бой.
- Эх, - притворно вздохнул Элиар. - Но он был бы еще лучше, если бы закончился несколько иначе.
- Завидовать нехорошо. Недостойно Владыки, верно, сын? - хмыкнул Тирриниэль. - Кстати, почему ты ушел так рано? Пропустил все самое интересное...
Обернувшись к дверям, Тиль оторопел: Эланна была так бледна, что казалась вылепленной из мрамора статуей. Прекрасной, неподвижной, похолодевшей от увиденного и откровенно напуганной. Ее остановившийся взгляд не отрывался от кровавых разводов на его теле. На шее испуганной птицей билась синяя жилка. Пальцы, судорожно сжимающие платок, побелели от напряжения. А на лице застыл такой ужас, что Владыке Л'аэртэ стало разом не до веселья.
- Леди? Что вы здесь делаете?!
- Ты был прав, - мертвым голосом уронила эльфийка, с усилием повернувшись к Таррэну. - Мне не надо было сюда приходить. Рен Эверон, проводите меня. Нам больше нечего здесь делать.
Тиль вздрогнул, как от пощечины, но она уже не смотрела - в сопровождении ошеломленного стража быстро вышла и чуть ли не бегом покинула Южное крыло. Неимоверно бледная, с неестественно прямой спиной, отчаянно прикушенной губой, похолодевшим сердцем и отголосками дикого страха в глазах, при виде которого Владыка Л'аэртэ неожиданно понял, что уже никогда не увидит там ничего, кроме боли и затаенного отвращения.
Странно закаменев, он словно в забытьи стер с лица свежую кровь. Машинально взглянул на покрасневшую ладонь. С силой сжал челюсти, едва представив, как выглядит со стороны, и без единого слова ушел, стараясь не показать свои, ставшие полностью черными, глаза и бушующую в них холодную вьюгу от осознания совершенной нелепой, но уже непоправимой ошибки.
Глава 11
В зал Совещаний они вернулись на рассвете - молчаливые, задумчивые и подозрительно хмурые.
- Мы согласны на ваши условия, - сухо известил Владыку Эоллара Тиль, когда прозвучали слова положенного приветствия, а члены Совета Старейшин чинно заняли свои места за столом. - Предлагаю сегодня же подписать основные положения Договора.
Ллер Адоррас удивленно поднял голову.
- Сегодня?
- Да. Сейчас.
- Кхм. Вы куда-то спешите, ллер?
- Мы намереваемся покинуть Алиару в ближайшие дни, - так же сухо сообщил Тирриниэль, на мгновение задержав взгляд на сиротливо пустующем кресле Эланны: юная повелительница впервые за последние недели не явилась на Совет. В самый важный день для своего Народа не явилась. И причина такого поступка была ему очевидна. - Я должен вернуться в Темный Лес как можно скорее, поэтому предлагаю опустить формальности и обсудить основные вопросы сегодня. А детали Договора наш представитель согласует с вами позже. Место и время определите сами.
Владыка Эоллара удивился еще больше.
- Что-то случилось, ллер Тирриниэль? Вы получили с Лиары недобрые вести?
- Нет. Просто нам пора возвращаться.
Ллер Адоррас озадаченно нахмурился: что такое? Сегодня чужак, как никогда, холоден и сдержан. Конечно, веселым и беззаботным он и раньше не был, но накануне в его глазах хотя бы жили чувства и светился неподдельный интерес. А сегодня - ничего. Только лед и равнодушие к дальнейшим переговорам. Одна зола от сгоревших надежд. И отчетливое, какое-то злое нетерпение, выдающее его искреннее желание закончить с неприятными делами как можно скорее.
Владыка с недоумением покосился на рена Роинэ, но тот тоже выглядел задумчивым: необычную перемену, разумеется, он заметил, однако ее причину пока не понимал. Как не понимал его рен Аверон и остальные члены Совета. Что за шутки? Что за срочность? Какая оса укусила этих чужаков? Еще вчера они ставили какие-то условия и требовали время на размышление, а сегодня готовы все бросить и уйти? Вот так просто? Не торгуясь? Согласившись, наконец, на все и больше ничему не придавая значения?
Непохоже на них. Совсем непохоже. Однако, судя по всему, решение действительно принято (причем, принято именно Тилем!), и ни Таррэн, ни Элиар не имеют ничего против. Хотя, кажется, радости или облегчения это им не приносит: лица обоих эльфов, против ожиданий, были хмурыми, если не сказать - мрачными. А оставшиеся у входа смертные вообще стали похожи на ощетинившихся ежей - того и гляди, располосуют клинком или же зубами цапнут за первое попавшееся место.
Интересно, они сохранили связь с Лиарой? И могли ли получить оттуда какое-нибудь нерадостное известие? От таких гостей всего можно ожидать. Но будь известие радостным, они и смотрели бы иначе - за прошедшие дни повелитель Алиары успел их неплохо изучить. К тому же, магия позволяла ему быть уверенным и в своих ощущениях, и в подавленном настроении чужаков, которое они, надо признать, честно попытались скрыть.
Ллер Адоррас снова вопросительно взглянул на своего советника, однако Роинэ чуть ли не впервые за долгие столетия не смог ему помочь - виновато прикрыв веки, Глава Совета отрицательно качнул головой. Не знает... ничего не знает и не понимает. Придется искать решение в одиночку. Причем, искать быстро и при этом не ошибиться, потому что от сегодняшнего выбора зависело слишком многое.
Владыка Эоллара ненадолго отстранился от происходящего, стараясь до мельчайших подробностей восстановить воспоминания дочери, вернувшейся вчера из Южного крыла. Благодаря заклятию Сродства, он видел все, что видела вчера она. Чувствовал то, что испытала в тот миг юная повелительница. Однако, в отличие от нее, имел возможность оценить случившееся с высоты своего возраста и немалого опыта, ведь Эланна была слишком молода, чтобы полностью разобраться в том, свидетельницей чему стала. Конечно, она не столь глупа, чтобы наивно полагать, будто у себя дома чужаки в свободное время высаживают цветочки на красивых клумбах. Но даже ее увиденное потрясло настолько, что она не пожелала больше встречаться с ними лицом к лицу. Их кровавые забавы ее напугали. Заставили в ужасе отшатнуться и поскорее уйти, позабыв о просьбе отца. Заставили отшатнуться, сжаться в комок и избегать встреч даже с Таррэном, к которому она еще с прошлого визита испытывала неоправданную симпатию.
И Владыка хорошо ее понимал: у чужаков в ходу были слишком жестокие игры. Они презирали боль. Они смеялись над ранами. Они уважали жизнь, но не испытывали к ней того благоговения, которое было привычным на Алиаре. Они совершенно не боялись смерти. Они не боялись отнимать чужие жизни. Они... проклятье!.. каждый из них уже делал это! Каждый когда-то убивал! И убивал без трепета, сомнений или сожалений! Они и сами были готовы умереть за то, во что верили! Ценили прожитые годы, но не тряслись над ними, как многие из их сородичей на Алиаре! Они сражались тогда, когда считали это необходимым. Убивали, если не видели иного пути. Были способны даже смертью своей принести врагу страшное проклятие. Были опасны во всем. Смертоносны и в жизни, и даже в смерти. Но при всем этом они по-прежнему умели радоваться, смеяться, любить, страдать и ничуть не испытывали страха от того, что их жизнь продлится не так долго, как у некоторых.
Ллер Адоррас с досадой прикусил губу: такая правда стала бы настоящим шоком для большинства эльфов Алиары. Кроме, может быть, его личной стражи и редких безумцев, принявших трудную мысль о необходимости дозированного насилия. Все-таки для мира, в котором среди Перворожденных уже шесть тысяч лет не было ни одной смерти и в котором все эти столетия старательно взращивалась мысль о недопустимости гибели любого живого существа, такие откровения могли стать опасными для неокрепших разумов простых обывателей. Погруженных в себя, находящихся в блаженном неведении, окруженных хрупкой иллюзией мира и подавленных идеей собственной значимости. Крушение этих иллюзий могло иметь самые страшные последствия. И Владыка искренне сожалел, что это по его вине непривыкшая к иному Эланна до сих пор не может прийти в себя.
Но при этом он хорошо понимал и то, что без ее помощи он вряд ли сумел бы когда-либо заглянуть в души чужаков так глубоко, как повезло это сделать вчера. И вряд ли смог по-настоящему оценить угрозу с их стороны. Вчерашняя схватка о многом ему сказала. Многое открыла. О многом заставила задуматься и на многое вынудила взглянуть иначе.
Благодаря ей, Владыка неожиданно осознал, что в чем-то даже завидует чужакам. Завидует их силе. Поражается их уверенности. С досадой находит в них все то, чего много лет назад лишился его собственный Народ и что он столько времени тщетно пытался вернуть. Но при этом он испытал и искреннее восхищение от неожиданного понимания, что чужаки, уходя с Алиары озлобленными, обезумевшими и ненавидящими весь мир чудовищами... проведя много веков в забвении и непрекращающихся войнах... почти потеряв бессмертие, позабыв о прошлом и с трудом встав на ноги после свалившихся на них бед... все-таки нашли в себе силы признать прежние ошибки. Обрели что-то новое взамен того, что было утрачено. Отыскали в себе иные возможности, позволившие вернуть потерянное равновесие. И пришли на Алиару снова - повзрослевшие, удивительно помудревшие, странно закаленные болью и страданиями. Но пришли не для мести или восстановления справедливости, не для бахвальства или демонстрации собственной силы, а пришли, неся с собой новые знания, драгоценные крупицы древних тайн. Возвращая в Народ утраченное наследие давно ушедших эпох и едва уловимую надежду на то, что его все еще можно вернуть. Что оно не утеряло полностью. И что когда-нибудь... быть может, даже через пару эпох... Народ эльфов снова станет мудрым и, как прежде, по-настоящему единым.