— Что-то не так? — спросил он, снова пытаясь обнять меня.
— Не надо, — я покачала головой, повела плечами, побуждая его убрать руки. — Прости, Дима, я не могу.
Он молчал, ожидая продолжения.
— Я не люблю тебя.
В его взгляде появилась горечь, но Дима нашел в себе силы улыбнуться:
— Но мы же не в седьмом классе, 'раз увидел — и влюблен'. Мы взрослые люди, нам нужно время.
— Оно у нас было. Именно поэтому я и говорю сейчас, — я старалась смягчить удар. — Ты замечательный человек, очень хороший. И ты заслуживаешь женщину, которая будет тебя любить. Но это буду не я.
Он отвел взгляд, его лицо словно застыло. Сложив руки на груди, смотрел перед собой, осмысливая услышанное. По-человечески мне было Диму безумно жаль, я понимала, что он чувствует. Но лучше пусть будет больно сейчас, когда мы еще недостаточно знакомы, чем потом, когда он привяжется ко мне по-настоящему. Тогда будет действительно очень больно.
— У нас с тобой много общего, — тихо сказал он. — Нам хорошо вдвоем, мы подходим друг другу.
— Да, — с этим было сложно не согласиться. — Но это не любовь.
Он снова замолчал, закусил губу.
— Мне очень жаль, — прошептала я.
Он резко повернулся ко мне. Взгляд твердый, решительный, даже отчаянный. Дима выпалил:
— Тогда дай мне шанс.
— Дима… — начала было я.
— Не отвечай сейчас, — попросил он. — Давай просто встретимся завтра, как и собирались. Я не могу от тебя отказаться. Ты мне стала слишком дорога.
Я покачала головой:
— Пойми, это ничего не изменит. Давать этот шанс было бы жестоко.
— Нет, я не понимаю и не смогу понять! Давай встретимся завтра, еще раз все обсудим, — настаивал он.
— Это ни к чему, — мягко возразила я.
— Смотрю, ты уже приняла окончательное решение, — обреченно кивнул он. — Я позвоню тебе завтра, пожалуйста, возьми трубку.
— Конечно, возьму.
— До завтра, — он открыл дверь, еще раз обернулся, посмотрел на меня, пробормотал. — Я не понимаю.
И ушел.
Да, знаю, я поступила с ним жестоко. Нужно было раньше разобраться в себе, в своем отношении к нему. Но, к сожалению, получается, как получается. Одно утешало — в правильности принятого решения я была совершенно уверена.
Володька, тайная, в первую очередь для меня, любовь всей жизни, пропал на неделю. Ссылаясь на занятость на работе, сам на контакт не шел и довольно резко обрывал меня, когда я ему звонила. Ну, я старалась не принимать это на свой счет, мало ли, бывает.
Приближалась весна, она все ощутимей чувствовалась в воздухе, в пересвистах птиц. Становилось теплее, снег потихоньку сходил. Значит, растаяла дорога в Крынычки. Ой, 'близится час торжества моего'! Прижму Емельяна, наконец-то. Будет знать, как ведьме голову дурить и мозг пудрить!
Испекла любимых Володькой ветчинных улиток, упаковала в фольгу, чтобы не остыли, прихватила печенья и отправилась к другу на поклон. Он был и оставался единственным, кто мог бы отвезти меня в Крынычки. Вовка открыл дверь, окинул меня недовольным взглядом, но в дом пустил.
— С чем пожаловала? — неприветливо спросил он, ставя чайник.
— С улитками и с просьбой, — честно ответила я.
— За улиток спасибо, конечно. Что за просьба? — он сверлил меня взглядом, стоя рядом с плитой, сложив руки на груди и чуть скосив нижнюю челюсть вправо. Кажется, никакой загруженности на работе у него не было. Он так реагировал на меня. Чем успела обидеть?
— Отвези меня на выходных в Крынычки, пожалуйста, — озвучила я свою проблему.
— Опять Крынычки, стало быть. А у этого твоего…. — Вовка пренебрежительно скривился. — Как там его? Димы? Машины нет?
Что-то явно не так. Вовка закипал быстрее чайника. И его раздражение было заразным.
— Ну, во-первых, он не 'мой', - процедила я. — Во-вторых, может, и есть. Но она вместе с ним в Киеве. В-третьих, я думала, что друг мне ты, а не он. Жаль, что это, видимо, не так.
Договаривала уже в коридоре, потому что общаться дальше с Вовкой мне как-то резко расхотелось.
— Не переживай, спасибо за хлопоты. Пока!
Прежде, чем он успел что-то сказать, я схватила с вешалки дубленку, распахнула дверь и выскочила из квартиры. Одевалась уже на лестнице.
До дома добежать не успела, как в кармане зажужжала мобилка, — звонил Вовка. Я нажала на отбой и выключила телефон. Все! Надоел!
Я игнорировала Володьку целых два дня. Даже мама подыграла. Когда Вовка, осознав, что на звонки я отвечать не буду, пришел ко мне домой, мама, не моргнув глазом, соврала, что ее любимой дочери дома нет, когда вернется, не знает.
— Тина, вы что, поссорились? — спросила мама, выпроводив Володьку.
— Есть такое, — призналась я.
— И с чего бы?
— Если б я знала! — буркнула я. — Он на меня накинулся, как на врага. Ну, я и обиделась. Он мне два дня названивает раз в час. А я трубку не беру. Вообще в черный список занесу… Надоел.
Мама усмехнулась, покачала головой:
— Милые бранятся…
— Мама, ну какие 'милые', ну скажи? — вздохнула я. — Друзья. По крайней мере, были…
— Ну да, ну да, — улыбнулась мама и вышла.
На следующий день Вовка поймал меня на улице. Я возвращалась с работы, а он караулил меня в машине.
— Тина, ты прости. Я погорячился и накинулся на тебя, — принялся оправдываться он. — Не хотел тебя обидеть.
— Да-да. Я понимаю. Загруженность на работе. Бывает, — холодно ответила я.
— Тина, не кипятись, — он улыбнулся. — Пойдем в кафе посидим? Тирамису поедим?
Я хмыкнула:
— Соблазнитель.
— Какой есть, — улыбка стала веселей. — Так пойдем?
— Пойдем, — вздохнула я, притворяясь, что делаю ему одолжение. Хотя сама была очень рада тому, что он все-таки пришел мириться.
Мы не просто посидели в кафе, еще договорились на субботу, что Володька отвезет меня в Крынычки. Сам сказал, я больше эту тему поднимать не собиралась.
Ночью, когда родители заснули, решила поговорить с Тикусой Владимировной. Это же ее домовой, в конце-то концов. Может, подскажет какие рычаги давления на него, если Емельян упрется.
— Клыкала? — спросила бабушка, проявляясь в бездонном омуте блюдца.
— Да, — кивнула я. — У меня тут новости разные. С русалкой, например, разговаривала.
— Знаю, — улыбнулась Тикуса Владимировна.
— А что еще ты знаешь? — спросила я.
— Багато чого, — усмехнулась собеседница. — Але тоби не скажу.
— Почему?
— Рано.
— Что-то не улавливаю смысла гадания, — хмыкнула я. — Кажется, его придумали, чтобы получать ответы на вопросы.
— Хиба? — удивилась ведьма.
— Ну да!
Если бы вчера гадать села, подобное поведение родственницы меня бы раздражало. А сегодня только веселило. Я поняла, что давить на нее нет никакого смысла, она все равно не расскажет ничего.
— Ты дывы, — бабушка разыгрывала искреннее удивление.
Я не удержалась и прыснула. Она тоже рассмеялась.
— Может, ты все же скажешь, что задумал Емельян?
Она отрицательно покачала головой.
— Ну и ладно. Тогда доброй ночи?
— Добранич, — откликнулась бабушка и пропала.
С утра пораньше в субботу поехали с Вовкой в Крынычки. Договорились, как и раньше, подъехать поближе к развалинам избушки. Если дорога позволит. Если нет, то Вовка решил, что будет провожать меня чуть ли не к самому пепелищу. Это в мои планы не входило. Я ехала ругаться с домовым и собиралась в случае необходимости использовать магию. И мне как-то не хотелось, чтобы Вовка это видел. После долгих уговоров он, скрепя сердце, согласился просто звонить мне. Как в прошлый раз. Снега намело порядочно, но из-за оттепели он был рыхлым, водянистым. Машина в нем завязала, Вовка не рискнул даже подобраться ближе к лесу.
— Нам же еще выбираться отсюда. А к местным на поклон за трактором идти не хочется, — задумчиво окинув взглядом просторы заснеженного поля, сказал он.
Я вышла из машины и тут же почти по колено провалилась в снег. Представив, как мне идти по полю, а потом и по лесу к избушке, обрадовалась своей предусмотрительности. Да, высокие резиновые сапоги — не самая изящная обувь, но в этих условиях самая подходящая. Я обошла машину, открыв заднюю дверцу, подхватила приготовленный рюкзак с едой и термосом с чаем. Вовка помог его одеть.
— Так, вот тебе кофе, — я стояла рядом с машиной и давала Володьке последние инструкции, указывая на плотно набитую сумку. — Если проголодаешься, то тут мясо, тут помидорки, картошка, хлеб. Здесь салфетки, вилки. Здесь, — я хлопнула ладонью по второму рюкзаку, — плед и подушка, если захочешь поспать.
— А я-то думал, что же там в сумках, — пробормотал Вовка. — А тут запасы. Не помру ни от голода, ни от холода…
— На то и расчет, — улыбнулась я. — Все, забирайся обратно и жди меня. Если что, — звони. Вопросы есть?
— Есть, — кивнул Володька. Вид у него был очень серьезный.
Я выжидающе посмотрела на него, ожидая продолжения.
— Тина, когда ты начнешь замечать меня?
Ничего себе заявки.
— Не поняла, — искренне призналась я.
— Объясняю, — сурово сказал он, сгреб меня в охапку и поцеловал. Боже мой, что же это творится…. Неужели правда? Неужели дружба и для него давно не дружба? Даже поверить боязно в то, что это происходит не во сне…
— Поняла? — спросил он через минуту, заглядывая в глаза. Взгляд был таким нежным, любящим… Мое сердце, и до того аритмичное, кажется, сошло с ума. Любит… Неужели… Я вглядывалась в его лицо, глаза. Володька улыбнулся, я почувствовала, что и сама улыбаюсь. Любит… Не могу поверить, может, мне это снится?
— Поняла? — еще раз спросил он.
— Нет, — я чуть качнула головой.
В его глазах мелькнуло недоумение.
— Объясни еще раз, пожалуйста.
— С удовольствием, — тихо сказал он и поцеловал меня снова.
Какое счастье… А мы ходили друг вокруг друга и не замечали очевидного… Как долго дружба мешала любви. Как долго…
— Я люблю тебя, — прошептала я, обнимая Володьку.
— Вот так просто взяла и сказала? — притворно удивился он. — Не дожидаясь моего признания?
— Просто сделала логичный вывод. Не любил бы, не целовал бы, — ответила я, целуя его.
— Я люблю тебя, Тина, — сказал Вовка через пару минут. — Ты для меня всё.
Расстались мы где-то через полчаса. Целовались в машине. Какие мы все-таки дураки.
— Тина, может, ты никуда не пойдешь? — спросил Володька. Правда, это была больше просьба, чем вопрос. С каким бы удовольствием я осталась… Но есть вопросы, на которые мне нужны ответы.
— Надо, Вовка, надо. Но я скоро вернусь, — пообещала я и вышла из машины.
До полянки добралась без приключений и в отличнейшем настроении. Как-то даже забыла, что я, вообще-то, ругаться с Емельяном ехала. У заснеженных развалин избушки меня поджидали трое: леший, русалка и домовой.
— День добрый, — поздоровался он, с усмешкой поглядывая на меня исподлобья.
— Добрый, — откликнулась я. Весь боевой настрой давно куда-то улетучился, осталось только любопытство. Мда, и как теперь ругаться?
— Может, кто-нибудь расскажет мне, что это за история с Милой в городе, с приворожением Володьки?
— Отчего ж не рассказать, теперь самое время, — кивнул Емельян. — Но для начала, Алевтина Петровна, позволь тебя поздравить.
— С чем? — насторожилась я.
— С тем, что ты теперь настоящая ведьма, полностью открывшая свою силу, скажем откровенно, немалую. А еще со скорой свадьбой.
— Спасибо…, наверное, — несколько смутилась я. Разговор шел совсем не так, как я представляла.
— Знаю, последние месяцы были для тебя нелегкими, но иначе было нельзя, — словно извиняясь, продолжил домовой.
— А вот с этого места поподробней, пожалуйста, — попросила я.
— Само собой, — кивнул Емельян и улыбнулся. — У тебя, как у семейной ведьмы, есть обязанности. На тебе держится семья, родственные связи, благополучие каждой отдельно взятой ветви семьи. И ты, берегиня, должна хранить семью, пока новая ведьма не войдет в силу. Даже после смерти, как Тикуса Владимировна.
— И как мне это делать? — ничего себе задание. Мало того, что ответственность за всю семью, так еще и на тот свет распространяется.
— Самое главное условие ты уже выполнила. Ты стала счастливой. Ты будешь подобно солнцу рассылать лучи счастья всей семье. А остальное… Советом, словом, помощью будешь хранить семью. Ты психотерапевт. Хорошо умеешь это делать.
— Ладно, — медленно проговорила я, вникая в услышанное. — А причем тут Вася и, так сказать, деятельность Милы в городе?
Емельян усмехнулся.
— И тут все просто. Чтобы высвободить силу, нужны сильные чувства. Гнев, например, ярость. Для этого понадобился Вася. Кстати, — домовой повернулся к Никифору. — Вася, будь добр, предложи нашей ведьме стул.
Никифор послушно кивнул, а когда поднял голову, на меня смотрел Василий. Те же чуть насмешливые глаза, красиво очерченные губы, изогнутые в чарующей улыбке, та же одежда. Я почувствовала, как роняю челюсть на землю. Быстренько взяла себя в руки и тряхнула головой, отгоняя наваждение. Никифор-Вася подошел ко мне, наколдовал стул и галантно предложил присесть. Предложение озвучил на французском.
— Мы думали, ты влюбишься в такого молодого человека, а когда узнаешь, что он тебя использовал и бросил, придешь в ярость, — подала голос Мила, робко поглядывая на меня. Видно не забыла нашу прошлую встречу. Хотя такое не забудешь. — Но ты не желала в него влюбляться.
Я села на предложенный стул. Что-то многовато новостей за один раз. И с того света семью хранить, и Вася оказался лешим. Значит, и вся его история — выдумка. Не было никакой другой ведьмы, которую заклинанием в межмирье закинуло.
— И что вы сделали?
— Пришлось тебя привораживать, — мялась русалка. — Приворот на основе моего не подействовал на тебя совершенно. Пришлось очень старым способом, через портрет. Но и так ты сопротивлялась. Поэтому Никифору приходилось часто появляться днем, чтобы заклинание поддерживать.
— Да и самому мне нужно было очень стараться, — высказался Вася. — Приходилось перебивать истинную любовь приворотом. А это тяжело, особенно, если 'жертва' — ведьма.
— Ты не мог бы, пожалуйста, стать снова Никифором? — спросила я бывшего 'возлюбленного'. Как-то не ожидала увидеть его вновь, а уж тем более слушать его жалобы на сложности с моим охмурением. — У меня из-за всего этого когнитивный диссонанс.
— Конечно, — улыбнулся Вася и, передернув плечами, превратился в лешего.
— Спасибо, — я задумалась. Компания молча ждала моей дальнейшей реакции. — Ладно, вы вызвали отрицательные эмоции. На Васю я очень сердилась, а то бы не отправляла его обратно в межмирье. Зачем нужно было морочить голову Володьке?
— Потому что Васю ты не любила. И, как ты совершенно верно сказала, всего лишь рассердилась. А это недостаточно сильные чувства, — пояснил Емельян. — Вот мы и решили подстраховаться. Тем более вас, современных умников, в любовных делах за ручку водить надо.
— Так уж все запущено? Раньше лучше было? — не удержалась я от ироничного замечания.
— Да, — улыбаясь, кивнул домовой. — Ты с Владимиром своим сколько знакома? Да он тебя всю жизнь любит. Ты ж разве заметила? Ты даже сама не поняла, когда его полюбила, — старичок покачал головой и добавил: — Эх, ума у тебя палата, а глупости — сааааррратовская степь! — и распахнул руки, показывая ширь степи.
Вот даже и не знаешь, как реагировать на такое.
— И вы решили помочь нам сойтись? — выдохнула я.
— Да, — согласился Никифор. — Еще нам нужно было, чтобы ты была в ярости. А когда Мила зацепила Владимира, а потом бросила, ты в достаточной мере разозлилась.
— Ты не представляешь, как он сопротивлялся моей магии, — встряла русалка. — Мне еще не приходилось с таким сталкиваться! Мало того, что заклинание на него трижды набрасывала, так еще 'привязки' везде расставлять приходилось. И звонить по четыре раза в день.