Я старалась очень, работала, как говорится, с душой, с огоньком, но домового вызвать в круг у меня не получалось.
— Если Емельян рядом с сердцем дома Тикусы Владимировны, а я думаю, он там, то вызвать его у тебя не выйдет, — дрожа как осиновый лист, встряла Мила.
— Это почему?
— Потому что он не хочет, чтобы ты его спрашивала сейчас. Хочет, чтобы ты к нему в Крынычки приехала, — прошептала русалка. — Это же все он устроил. И с Васей, и меня в город..
— Что? Что значит 'все это с Васей устроил'? — я наивно думала, что до этой новости я была в ярости. Оказывается, то были цветочки, так, немножко рассердилась.
Русалка вся сжалась в комочек и снова расплакалась.
— Я, правда, была против, — она боялась рассказывать, но боялась и молчать. Поэтому бормотала что-то сквозь плач. До меня временами доносились лишь обрывки слова. — И Никифор не хотел…. но если Емельян сказал…. что нужно…. то не спорить же с ним! Все равно ж бесполезно…. он же у нас старший. Да еще… и ведьмин домовой! С таким и не поспоришь…. Я с самого начала говорила…. что нельзя мне приближаться к твоему. Нельзя…. Я не хотела!… Но Емельян сказал, что надо, значит…
— Значит, надо, — закончила я за нее. Не знаю почему, но я ей поверила. Более того, пожалела. Напугала до полусмерти исполнителя, а разбираться нужно с тем, кто все это придумал. Я вздохнула, глянула на часы. Вот черт, уже полчетвертого… А я удивляюсь, что глаза слипаются. Хорошо, завтра суббота, можно чуть-чуть поспать. Но недолго, с раннего утра побегу к Володьке. Не хочу оставлять его одного.
— Ну ладно, хватит рыдать, — проворчала я. — Тут ночевать останешься или к себе поедешь? Должна же ты была в городе где-то жить…
Русалка вытерла слезы, но казалась смущенной и бросала на меня робкие взгляды.
— Теперь-то что? — вздохнула я.
— Мне нужно в ванную.
— Могла и раньше сказать, — буркнула я.
— Это не то, о чем ты подумала! — принялась убеждать меня Мила, искренне удивленная предположением. — Я просто так домой попаду, в Крынычки, — увидев мое недоумение, добавила. — Через водопровод. Я думала, ты знаешь…
— Нет, не знала. Но пойдем, — я устало махнула рукой, сняла заклятие тишины с комнаты, отвела смущающуюся девушку в ванную. Отрешенно пронаблюдала за тем, как русалка растворяется в воде, закрыла кран, вернулась к себе и плюхнулась на кровать. Уже даже спать не хотелось, настолько устала. Просто выключилась. Первый раз в жизни заснула, не раздеваясь.
Так, яйца, хлеб, сыр, современный аналог любимого Вовкой 'Янтаря', масло, лук, ветчина, сок, печеньки, пачка кофе. Я быстро сновала между стеллажами, проверяя покупки по списку. Кормить Володьку чем-то надо, а у этого холостяка, как вчера выяснилось, даже хлеба в доме нет. Я тихонько отворила дверь в подъезд, надеялась незамеченной проскользнуть к другу в квартиру. Но от внимания бдительной соседки, бабы Вали, ничто на свете не скроется.
— Тиночка, ты, — сердечно улыбаясь, поприветствовала меня старушка, раскрывая дверь соседней квартиры. — А что ты так рано к Володеньке? Что-то случилось?
— Он простудился сильно, баб Валя, — нашлась я.
— Ой-ой-ой, — забеспокоилась она. — То-то ты его вчера домой привела. А я уж думала, что серьезней стряслось, а простуду ты вылечишь. Ты его девушке звонила?
Вот же зараза! По больному ударить норовит. И вроде бы ненароком. Именно поэтому милую тихую старушку никто не любит.
— Вы о Миле, баб Валь? — я улыбнулась и похлопала ресницами. Пусть не думает, что ее существование для меня новость или неожиданность, тем более неприятная.
— О ней, о ней, — обрадовалась собеседница моей догадливости. — Так ты ей позвонила?
— Она знает, но, к сожалению, приехать не может. Она в командировке в Москве.
Боже мой, что я несу? Старушка сокрушенно покачала головой:
— Ай-ай-ай, в Москве… Надо же. Знаешь, Тиночка, эти подружки современных мужчин… Это все от лукавого, а к тебе вот Володенька совсем иначе относится. И ты к нему тоже, ты бы от него, поди, в Москву не укатила бы, да и он бы тебя не бросил.
— Баба Валя, Вовка мне друг, тут моя и его половая принадлежность не имеет никакого значения, — усмехнулась я, надеясь прикрыть поскорей щекотливую тему. Мне только повышенного внимания к нашим с Вовкой взаимоотношениям не хватает.
— Ну, конечно, как скажешь, — улыбнулась старушка, самым недвусмысленным образом мне подмигивая. Понятно. Она меня давно замуж за Вовку выдала. Лет пятнадцать назад точно. А я все никак не оправдаю ее надежд.
— Я пойду, баб Валя, — я решительно вставила ключ в замочную скважину. — Приятно было повидаться. Но мне еще гриппозного лечить, у него температура.
— Лечи-лечи, — благословила старушка и скрылась за своей дверью. Откуда берутся только такие любопытные?
Заглянула в спальню. Там было темно, серый свет зимнего утра пытался проникнуть сквозь портьеры, но ему это не удавалось. Вовка спал. Я прислушалась к его дыханию, а потом пошла на кухню, разбирать сумку и готовить все к завтраку. Из вчерашнего нетронутого салата сделаю яичницу по-болгарски, вкусно и быстро. Прежде чем приняться за готовку прошла по квартире. Русалка привораживала качественно, чтобы приворот в разлуке силы не терял, везде расставила 'привязки', - где фотографию, где тюбик помады, а где и просто кусочек приворота. Да, с Вовки русалка заклинание сняла, но квартиру чистить мне за ней самой нужно. Я ходила из комнаты в комнату, закрыв глаза, высматривая 'привязки', слабо мерцающие фиолетовым светом. Так поиск шел быстро. Не прошло и десяти минут, как все свидетельства пребывания русалки в Вовкиной жизни были сконцентрированы в одной коробке и нейтрализованы. Хотелось наложить отворотное заклятие на фотографии, но я сдержалась. Вовке важен чистый эксперимент.
Время у меня было, так что решила осмотреться. Володькину квартиру я знала давно, чуть ли не всю жизнь. Сколько раз мы вместе готовились к экзаменам у него в комнате, которая теперь стала кабинетом. Сколько раз с друзьями смотрели фильмы у него в гостиной. Но теперь мне было интересно рассмотреть квартиру в магическом свете, так, для практики. Я же в других квартирах тренировалась. Осмотр начала с сердца дома. Удивительно чистое, светлое. Оно стержнем проходило из Вовкиной квартиры, которую он получил в наследство от бабушки, в квартиру его родителей. Домовой не обнаружился, зато нашлось несколько мест, где он мог бы вполне комфортно существовать. Ну что ж, больше я все равно пока не умею. Так что пора приступать к завтраку.
Поставила жариться лук, а сама пошла будить Вовку. Раздернула портьеры, потрепала друга по плечу. Он отмахнулся от меня и безуспешно попробовал укрыться с головой одеялом.
— Вовка, доброе утро! — бодро сказала я, снова потряся его за плечо.
— Утро добрым не бывает, — просипел он, с трудом разлепляя глаза. — Что ты здесь делаешь? — простонал Володька, хватаясь за голову. — И Бога ради задерни шторы! Голова раскалывается…
— Не задерну, — улыбнулась я, протягивая ему стакан с почти растворившейся шипучкой аспирина. — И голову сейчас вылечим. Ведь я твоя добрая фея Антипохмелина.
— Я тебя обожаю, — выдохнул он, забирая у меня стакан и залпом опустошая его. Я усмехнулась. Если бы он только знал, как мне хочется верить, что он когда-нибудь произнесет эти слова не в шутку, а серьезно.
— Иди умываться, — хмыкнула я. — Завтрак скоро будет готов.
— И кофе? — с надеждой спросил друг.
— И кофе, разумеется.
— Ты ангел! — провозгласил Вовка.
— Я в курсе. Но все равно спасибо.
Пока Володька приводил себя в божеский вид, я доделала яичницу и оставила сковородку на маленьком огоньке, чтобы доходила. Поснимала с постели белье, запихнула его в стиральную машину. Убирать, так убирать все.
Володька появился как раз, когда щелкнул тостер, выбрасывая горячие, обжигающие пальцы гренки.
— Садись, — скомандовала я, ставя на стол ароматную яичницу.
— Тина, ты — волшебница! — выдохнул друг, за минуту проглотив свою порцию. — Потрясающе вкусно!
Я улыбнулась:
— Вовка, это завтрак на скорую руку, не смущай меня почем зря.
— Я прекрасно знаю, что если не на скорую руку, то будет просто изумительно, — он поднес щепоть к губам и мгновением позже распахнул пальцы в традиционном итальянском жесте, показывающем превосходную степень.
— Гренки ешь, пока не остыли, — я придвинула ему тарелку с тостами и масленку. Сама встала налить кофе.
Вот так и сидели. Довольный сытый Володька попивал кофе и говорил, что я вчера была права. Мало ли на свете разных Мил. Из-за каждой переживать?
— Тогда что будешь делать с этим? — спросила я, кивком указав на коробку с 'привязками', стоящую на второй половине кухонного уголка.
Друг помрачнел, со вздохом потянул к себе коробку.
— Ты все вчера собрал, но не решил, что делать с этим добром, — пожав плечами, прокомментировала я.
Володька достал фотографию в простой строгой деревянной рамке. Со снимка на друга смотрела Мила. Изящный поворот головы, лукавый взгляд немного исподлобья, легкий намек на улыбку, затаившуюся в уголках рта. Вовка задумчиво рассматривал девушку. Долго… И я пожалела о том, что не наложила отворотное заклинание на вещи русалки. Тишина давила, все казалось, что в любую секунду он скажет: 'Знаешь, я был неправ. Она потрясающая, любовь всей моей жизни! Нужно срочно ей позвонить, все исправить!'.
— Она красивая, — тихо сказала я.
— Да, — так же шепотом ответил Володька. — Но не понимаю, что я в ней нашел кроме этого?
У меня с души прямо камень свалился. Фуух, слава Богу.
— Что у меня могло быть общего с фотомоделью? — удивлялся Вовка. — Она не то что бы глупая, просто типичная блондинка. И развлечения соответствующие, и стиль поведения, и даже манера разговаривать… Меня же это все отвращает в женщинах такого рода. Как это могло привлечь в ней? Как? Наваждение, право слово.
Володька рассказывал о Миле, о бывшей девушке своей мечты. Слушать это было наслаждением в чистом виде. Освобожденный от заклинания друг стал замечать недостатки, неприятные черты характера, то, как русалка откровенно его использовала. Сожалел о том, что пропустил Новый год, отдалился от друзей, искренне не понимая, как такое могло произойти.
Когда проголодались, Вовка решил отблагодарить меня за участие, за психологическую поддержку и пригласил в ресторан. По дороге выбросили фотографии и вещи Милы. А душеспасительные беседы продолжали уже за уютным столиком в ожидании заказа. Все вдруг стало так, как было всегда. Легко, непринужденно, искренне и откровенно. Так, как должно было быть. Главное — держать себя в руках и не испортить возродившуюся дружбу своими никому не интересными чувствами.
В тот вечер я еще раз попыталась вызвать домового. Но в круге он появляться отказывался. Несколько попыток в воскресенье и на неделе тоже не принесли плодов. Хм, видно, окопался рядом с сердцем дома. Похоже, придется ехать в Крынычки. Разобраться с этим интриганом фольклорным хотелось поскорее, но Вовку просить пока даже не собиралась. Нет, я не сомневалась в том, что он отвез бы и так, а на волне благодарности и подавно. Но туда было не проехать. Все замело. Путешествие было бы просто самоубийством. А жить-то хотелось, как ни банально это звучит. Володьке было лучше. Он полностью пришел в себя, ожил, вызвонил Витальку, других друзей, общался со мной чуть не каждый день. Наверстывал упущенное. Я радовалась обретению друга безмерно, просто была на седьмом небе от счастья. Даже волосы сами посветлели и порыжели, вернувшись к натуральному цвету. А я уж собралась перекрашивать. В общем, все вернулось на круги своя.
Кризис в отношениях произошел в феврале, накануне неуважаемого мной дня святого Валентина. В субботу приехал Дима. Он уже не первый раз приезжал, обычно мы сидели в каком-нибудь ресторанчике, болтали. Все было пока в рамках дружбы, о том случайном хмельном поцелуе не вспоминали, словно его и не было. Но я же видела, что Димины стремления от простой дружбы очень далеки. Зачем я позволяла человеку, которого не любила, увлечься собой? Сложный вопрос. Тетя Оксана пару раз звонила маме, рассказывала об очень хорошем парне, который мной заинтересовался серьезно. И намерения у него были самые благородные. Мама, не уставая, твердила, что пора остепениться, что я не девочка уже. Мне давно пора обзаводиться мужем и детишками. А парень со всех сторон, как ни глянь, положительный. Более чем достойный кандидат. Так, может, мне стоит раскрыть глаза и приглядеться? А я… я особенно не сопротивлялась и поддерживала отношения с Димой. Частично потому, что мама была права, частично потому, что он был очень похож на Володьку. А чем черт не шутит? Если у меня с любимым выходит только дружба, то, может быть, с тем, кого не люблю, но уважаю, выйдет семья? Моральность такого решения несколько хромая, но тоже имеет право на существование.
Вот такие мысли крутились в голове, пока я задумчиво укладывала волосы в ожидании кавалера. Он позвонил с дороги, предупредил, что поезд немного опаздывает. Что ж, дополнительные десять-пятнадцать минут еще никогда не были лишними. Провести их я решила с пользой, хромая моральность меня все-таки смущала. Вот я и обратилась за помощью к гаданию. Скорее повинуясь новой привычке, чем в надежде на какой-нибудь четкий ответ. На гадание с зеркалом у меня времени не было, так что взялась за маятник. Но маятник, металлическое веретенце, висящее на цепочке, что я нашла у прабабушкиного дома, работать отказался. Просто повис четко вертикально, и все. Я его уговаривала, пыталась раскачивать, но он словно превратился в палку. Книга, сама раскрывшаяся на нужной странице, ситуацию не прояснила. Ну, видно, придется принимать решения самой.
В дверь позвонили. Дима, как всегда официальный, собранный, аккуратный, красиво и дорого одетый. Он располагающе улыбался, смотрел на меня с восхищением. Я тоже улыбнулась, тепло и сердечно. Хоть и поняла в этот момент, что не рада его видеть. Или я просто расстроена из-за маятника?
— Ты прелестно выглядишь, — сказал Дима, проходя в квартиру и преподнося мне очень изящный букет белых амариллисов.
— Спасибо, — ответила я, принимая цветы.
Дима осторожно и как бы невзначай, по-дружески поцеловал в щеку. Мне стало рядом с ним холодно, захотелось отступить, а лучше вообще распрощаться. Об ответном поцелуе не было и речи. Но парень не заметил неловкости. Я высвободила свою ладонь из его руки, поставила цветы в вазу, еще раз поблагодарив за букет. Дима помог мне одеться, и мы вышли из дома. Кавалер галантно предложил руку, рассказывал что-то забавное, чуть наклонившись ко мне. Глянуть со стороны — идиллическая картина. Вот только судя по раздраженному, даже злому взгляду Володьки, которого мы, конечно же, встретили, ему она не понравилась. Вовка, вооруженный каким-то запеленатым в газету букетом, преградил нам путь, вежливейшим образом поздоровался. Но меня его напускное благодушие обмануть не могло. Вовка был зол, а чем больше его злили посторонние, тем елейней были его голос и интонации. К счастью, Дима этого не знал. Я спокойно, словно не замечая настроя Володьки, познакомила молодых людей, и мы раскланялись, пожелав друг другу хорошего вечера.
Но мой вечер хорошим не был. Мы с Димой сидели в ресторане, беседовали, он что-то рассказывал. Я улыбалась, старалась не выпадать из разговора, вовремя реагировать. Дима ничего не замечал, моих коротких ответов ему было вполне достаточно. Его вечер был хорошим. Я же рассеянно смотрела на руку, накрывающую мою, подмечала улыбки, отблеск свечи на дужке очков, мимику… Но думала я о Володьке. Почему он разозлился, увидев Диму? Или раздражало его что-то другое, а я просто увидела его в неподходящий момент? Теперь уж и не скажешь, и не спросишь. Досадно.
Дима отвел меня домой. В коридоре, прощаясь, он приобнял меня и явно собирался поцеловать. Я отстранилась. Осознала, что не смогу. Не смогу поступить так с ним, не смогу поступить так с собой. Он не понял. В его взгляде появились обида и недоумение. С его точки зрения все было хорошо, давно пора было переходить на другой уровень отношений.