– Жаркая девочка, – бормочет Фрэнки. – Как с ней поступим – задушим или пристрелим?
Фрэнки не слишком терпима к юным красоткам: у ее первого мужа был трехдневный (точнее, трехнощный) роман с официанткой из “Стейк-энд-шейк”. Фрэнки навещала больного отца в Солт-Лейк-Сити, вернулась домой раньше положенного и застала любовников на кухне голыми. Они рылись в холодильнике в поисках чего-нибудь подкрепляющего.
– Глупости, Фрэнки, – говорю я, еле сдерживая слезы. – Она певица. Это просто шоу.
– Ну конечно, – бросает Фрэнки.
Эдит держит в одной руке бутылку “Короны”, а в другой – зажженную сигарету. Посреди какого-то хита “роллингов” она вынимает сигарету изо рта и подносит к губам Майкла. Тот затягивается.
Я ни разу не видела, чтобы мой муж курил.
В грудь вонзаются острые когти; ярость и смятение разрывают меня на части. Я не заплачу. Не заплачу. Не заплачу. Не здесь. Не сейчас. Я уговариваю девчонок уйти до конца представления. На полпути к “эскалейду” за спиной раздается хруст гравия. Нас догоняет запыхавшийся и встревоженный Майкл.
– Лапусь! Ты чего? Почему вы ушли? У нас еще одна композиция!
– Я немножко.
– Ошарашена, – договаривает за меня Фрэнки, пронзая Майкла гневным взглядом.
Тот в недоумении:
– Чем?
– Давно ты начал курить? – сдержанно вопрошаю я, втайне сгорая от желания повыдергать остатки волос с его головы.
– Так ты поэтому? Из-за сигареты? Детка, милая, это же ерунда, актерство. Я не затягивался.
– Ладно, ничего, – отстраняясь, бормочу я. – Пустяки. Просто мне как-то… сам понимаешь… там жарко. Встретимся дома, хорошо?
– Привезти тебе что-нибудь? (Я не понимаю, что это: искренняя забота или способ загладить вину.) Мороженое? Аспирин?
– Нет, нет, со мной все в порядке. Желаю успеха. Ни пуха ни пера.
Подруги окружают меня, точно телохранители.
– Кстати, не забудь, я сегодня поздно! – кричит Майкл. – Мы еще выступаем в “Американском легионе”.
– Да, конечно, – слабо отвечаю я. И отправляюсь домой – кормить, купать, окружать заботой детей.
Потом, благодаря снотворному и горячей ванне, за полчаса вырубаюсь. А наутро решаю не выяснять отношения с Майклом, говорю, что на фестивале он был великолепен, и еду на работу. Там я увижу Эвана, и жизнь сразу наладится.
глава девятая
Через неделю после фестиваля в моей душе царит смятение, какого я никогда еще не испытывала. Не из-за Эдит Берри и Сюзи Марголис, – это, конечно, ужасно, но не настолько. Страшнее другое: меня истерзали фантазии об Эване и снедают угрызения совести. Кажется, еще секунда – и мой мозг взорвется римской свечой. Мне необходимо поговорить с моей дорогой Энни, неколебимой, несгибаемой Энни, столпом церкви и общества, наперсницей, советчицей, утешительницей.
Мы встречаемся в вегетарианском “Свободном кафе”, открытом тридцать лет назад некими хиппи, которые приехали в город учиться да так и осели здесь навсегда. От изначальных фирменных блюд почти ничего не осталось; сугубо вегетарианское меню расширили, и теперь в нем есть рыба, выращенные на ферме цыплята, буйволиные бургеры. Официантами нынче работают не экспрессивные дизайнеры и скульпторы, а подающие надежды молодые актеры. Они держатся как избалованные домашние кошки: скучающе, надменно, чуть вызывающе. Когда Энни просит принести положенную корзинку с булочками, тощая девица, не издав ни звука, поднимает одну бровь, удаляется, а спустя какое-то время с тяжким вздохом швыряет корзинку нам на стол. Энни заглядывает под салфетку, видит, что нет масла, но мы так запуганы, что ничего не говорим.
– Ну, что случилось, подруга? – Энни разламывает теплую булку и вдыхает ее аромат.
Это все равно что нырять с вышки: проще развернуться и убежать, но раз уж пришел, делать нечего.
– Помнишь, я говорила, что увлеклась одним человеком?
– Речь шла не о муже?
– Нет. – Мои щеки пылают. – Господи, Энни, все так глупо. Мне стыдно. Я полная идиотка.
Энни берет меня за руки.
– Никакая ты не идиотка, Джулия. Ты замечательный человек и очень стараешься быть хорошей женой. Но при этом, честное слово, имеешь право на чувства. Понимаешь?
Я слабо киваю. И рассказываю об Эване. Она спрашивает, целовались ли мы, и я отвечаю: нет, конечно же нет. Касались ли мы друг друга? Нет, только случайно. Что мне в нем нравится? Тут я начинаю светиться. Он добрый, внимательный, красивый, интересный. А самое главное – ему со мной хорошо. Я увлеклась им и его увлечением мной.
– Ему понравилась моя стрижка, химия и оранжевый свитер, всхлипываю я. – Вся моя голова вдруг переполняется слезами.
– Это абсолютно нормально, – говорит Энни. – Ты замужем, но ты живой человек. Кто бы не ошалел от внимания красивого мужика? Но послушай, Джулия: важно, что ты ему не отвечаешь. Тебе просто приятно. Что здесь плохого?
– То, что мне хочетсяответить! – Я рассказываю о поэме, которая напомнила ему обо мне.
– Прекрасно, он с тобой флиртует. Хоть какой-то интерес в жизни. Тебе что, нельзя пофлиртовать в ответ? Пусть даже ты его хочешь. Большое дело!
– Большое, Энни. Я замужняя женщина.
– А как у вас, кстати? Не думаешь, что Майкл крутит с той девицей в лифчике? Как бишь ее?
– Эдит Берри. Нет. Майкл не такой. И не в лифчике, а в топе.
– Ты уверена, что он не загулял?
– Уверена.
Впрочем, откуда мне знать? После инцидента с Сюзи Марголис я ничему не удивлюсь. Может, роман на стороне – тот же крэк: перед новой дозой не устоять? Я читала в журналах и слышала в “Космо-ножницах” множество леденящих душу историй о прекрасных мужьях, которые ни с того ни с сего бросают семью, женятся на молодых, заводят с ними детей. Вспомнить хотя бы Алексис и Пола Мерриуэзер. Они прожили вместе девятнадцать лет; идеальнаяпара, не просто “хорошо смотрелись”, хотя и это тоже, но настоящие друзья, команда. Они строили в гараже каноэ, посещали курсы китайской кулинарии, а летом отправляли детей в лагерь и вдвоем колесили по стране. Мы-то с Майклом самоклеящуюся плитку в ванной не можем положить без того, чтобы не переругаться насмерть. И вдруг, представьте, я вижу Алексис с книгой “Оставь его без ночного горшка: развод по-умному”. Сарафанное радио сообщило, что в один прекрасный день Пол написал Алексис по электронной почте (да-да!), что уходит от нее и ничто не может его удержать; у него роман с парикмахершей их собаки, и он в жизни не был так счастлив. Я сразу вспомнила про ту несчастную из Нью-Йорка, которой на голову упал кондиционер. Вот так же и Алексис не могла предвидеть катастрофу.
– Во всяком случае, не думаю, что загулял. Но в группе у него действительно новая жизнь, интересная, захватывающая. – Слезы накапливаются и давят на глаза. – А я чувствую себя ненужной.
Энни улыбается и поднимает вверх палец:
– Секундочку. Кажется, у меня идея.
– Какая?
– Может, тебе стать частью новой жизни Майкла?
– То есть?
– Ты могла бы петь в их группе. Я же слышала, как ты поешь, Джулия. У тебя чудный голос. Придешь к ним на “открытый микрофон”, или как он там называется, раскидаешь всех соперников. Твой муж увидит на сцене секс-бомбу и больше не отведет от тебя глаз.
– Думаешь?..
Я не пела на публике с девятого класса. У нас была девчачья группа “Малиновый шербет”, где я сносно играла на электрогитаре и пела, вполне себе миленько. Вместе с моей лучшей подругой Дженни Термон (ударные) и Кэрри Маккуин (бас-гитара) мы заняли второе место на конкурсе талантов средней школы имени Томаса Эдисона, а потом выступали на благотворительных концертах в поддержку приюта для животных. Когда у Кэрри завелся парень, группа распалась, но я так и не смогла забыть, каково это – стоять на сцене. Я пела в группе.Мне аплодировали. Я была звездой.
Из жизни вразнос:я сунулась в почту Майкла. Хорошо, не сунулась, а влезла в ящик и отсортировала сообщения по отправителю: Диди1979. Многие наверняка меня осудят, но по мне, так после сцены на Окуневом фестивале следовало бы проверять его почту каждый день. Без всяких угрызений совести.
От Эдит семнадцать писем. Они так или иначе касаются группы, но, вчитавшись, я замечаю, что раз от разу их тон становится все фамильярней и даже интимней.
Письмо № 4: Ты вчера потрясающе играл!
Письмо № 7: Как твоя простуда?
Письмо № 14: Тебе не показалось, что Фрэнк был не в духе?
Взгляд мрачно утыкается в последнее: Не хочешь сегодня вместе пообедать?
Я уже собиралась посмотреть, что отвечал на эти очаровательные эпистолы мой муж, но услышала шум открывающейся двери гаража и быстро вырубила компьютер.
Люси хочет на день рождения набор для праздника тряпичных кукол. А я – нет. Уже потратила на них столько, что стыдно сказать. У Люси восемь таких кукол, вроде Донны с ранчо, Алисы, фабричной девчонки, и так далее. Ее шкаф заставлен огромными синими ящиками с разными причиндалами для них. Как правило, она играет с куклами два-три раза и бросает, но сейчас не отлипает от меня, с жаром расписывая чудеса гавайской вечеринки тряпичной Келани.
– Посмотри, какая красота! – восклицает Люси, подсовывая мне под нос журнал. – Тут можно купить травяные юбочки, цветочные ожерелья, тарелки, чашки, розовые соломинки в виде ананасов! А еще вот, мама: настоящая пластиковая гавайская скатерть. И кассета, чтобы научиться танцевать хулу.
Я, так и быть, смотрю в каталог. Сколько стоит “Гавайская вечеринка Келани”? Всего-навсего сто семьдесят пять долларов плюс доставка.
– Ой, детка. Боюсь, не получится. (Моя дочь плохо переносит отказы и сразу начинает пыхтеть.) Дороговато для дня рождения. Знаешь что? Наверняка все это продается в нашем торговом центре. Как там называется магазин? “Праздник жизни”?
У Люси начинает дрожать нижняя губа.
– Но я хочу гавайский день рождения!
– А мы и купим все гавайское, милая. Юбочки из травы, цветочные ожерелья. Только не такие дорогие, а долларов за сорок, а то и меньше.
– Но я хочу эти! И кассету с музыкой в магазине ни за что не найдешь!
– Спорим, найду. И уж точно она есть в библиотеке.
– Нет! В библиотеке вообще ничего хорошего нет! День рождения будет ужасный! Самый ужасный на свете! Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
Наступает воспитательный момент. Терпеть их не могу.
– Знаешь что, Люси? – Я закрываю каталог и отталкиваю его в сторону. – Извини, но никакой гавайской вечеринки у тебя не будет. Ни с куклами, ни из магазина.
– ЧТО?!
– Ты меня слышала, Люси Мэри Флэнеган. Ты вела себя невоспитанно. Таким гадким девчонкам вообще не устраивают дня рождения. Вот что. Если хочешь пригласить подружек (моя дочь вопит так, что на ее нежном личике надуваются страшные фиолетовые вены), мы можем взять кино в прокате, заказать пиццу и праздничный торт. Девочки даже могут остаться ночевать. Но – никакой гавайской вечеринки. Извини.
Через две недели Майкл приветствует гостей Люси в травяной юбке и венке из розовых цветов, но это наша единственная уступка гавайской теме.
Наконец приходит последняя гостья; Майкл направляет ее в подвал. Вскоре наверх вылетает Люси и свирепо сверлит меня взглядом, уперев ручонки в бока.
– Зачем ты пригласила Макензи Тейлор?
– Ты сама просила, милая.
– Ничего я не просила! Я сказала позвать Тейлор Макензи, а не Макензи Тейлор! Ты позвала не ту девочку!
Я пытаюсь обратить все в шутку:
– Макензи Тейлор, Тейлор Макензи, какая разница?
– Очень большая, мама! Я терпеть не могу Макензи Тейлор. Она самая противная девчонка во всей школе!
– Ой.
Дочь яростно марширует вниз, а я смотрю ей вслед и думаю, что как мать решительно никуда не гожусь. Вот, пригласила не ту Макензи, потому что голова была занята другим. Воспитала скандалистку, которая без зазрения совести требует гавайские вечеринки и ненавидит меня, чуть только скажешь ей что поперек. Вторая дочь отказывается причесываться, сын – лентяй и не слезает с дивана. Зачем я вообще нарожала детей? Почему не купила паукообразную обезьянку, как мне хотелось? На кой черт вышла замуж? Жила бы сама по себе, без детей-нытиков и храпящего мужа. Только я и настоящее домашнее животное, может, даже собака. И Эван.
Эвана Делани нет в городе всю неделю. Сто шестьдесят восемь часов без телефонных звонков, электронных посланий про выставку куртуазной любви, случайных встреч на парковках и по дороге в Народный зал, предложений выпить кофе по-турецки. Я свободна, и у меня новая цель: сценический дебют. С чем лучше выступить? С крутым роком или фолком? Или спеть что-нибудь из “Братьев Дуби”? И что надеть? Что-нибудь стильное, неброское, подчеркивающее достоинства фигуры. Разумеется, черное. Облегающее, сексуальное. Но юбку или брюки? Сапоги или шпильки? С блестками или без? Майку на бретельках с серебряным бисером? Блестящий топик из вискозы, купленный на прошлый Новый год? Или альтернативный вариант – футболку в стиле ретро с надписью “Жареная рыба от Дяди Боба – с ночи и до утра”? Я отхватила ее в магазине Армии спасения. Да, и обязательно “Ванессу”. А может, куплю другой хвост. Либо парик. Черный. Или светлый. Буду блондинкой с длинными волосами. Да! Господи, жду не дождусь. Представляю себе лицо Майкла, когда я выйду на сцену.
У меня есть песня, наряд и парик, и я три дня репетировала дома в подвале. С голосом все нормально. Даже не нормально, а чертовски круто. И все же… что-то не так. Я зажата, сутулюсь, меня терзают сомнения, я стесняюсь. Мне хочется царствовать на сцене. Но как? Я не выступала двадцать семь лет. Руки висят как плети. Ноги приросли к полу. Надо трясти бедрами и скакать по сцене, а я словно забыла, как вообще шевелиться.
На задней стене “Буйства природы” висит большая пробковая доска, вся залепленная объявлениями. О сдаче квартир, продаже старых велосипедов, терапевтическом массаже, потерявшихся кошках, группах грудного вскармливания, французского языка, кулинарии, праздновании солнцестояния, покраске домов, починке компьютеров, курсах самозащиты для женщин, лечении травами, частных детсадах и уроках вязания. И среди всего этого, как весточка от Бога: “Уроки сценического мастерства”. “Для профессионалов и любителей: Кэндис Уэстфол сделает вас звездой, отшлифует ваше актерское и вокальное мастерство, поможет создать новый, динамичный, сексуальный образ! Успех гарантирован”.
Внизу – бахрома телефонных номеров. Двух-трех уже нет. Подозреваю, впрочем, что это дело рук самой Кэндис. Я отрываю бумажку и засовываю в кошелек за кредитную карту. Затем отрываю еще: вдруг первая потеряется. По-моему, я уже изменилась: я полна энергии и энтузиазма.
Проезжая мимо офиса Майкла, замечаю его “хонду”, втиснутую между двумя джипами. Вспомнив совет из “Космополитен”, паркуюсь вторым рядом, выхватываю из сумки помаду и пишу на лобовом стекле: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. Потом сажусь обратно в машину и вижу Майкла – с Эдит. Они переходят улицу. Эдит смеется, откидывает с лица волосы, игриво бьет кулачком по руке моего мужа. Он пихает ее в ответ. Они меня не видят. А я жалею, что видела их.
Я лезу в Интернет, набираю в строке поиска “женщины подозревают мужа в измене”. Выбираю пятую из девяти тысяч пяти ссылок. Форум адюльтера: место, где женщины ищут поддержки, делятся переживаниями по поводу неверности мужей.
Я пролистываю перечень тем, пока не нахожу то, что искала: признаки романа на стороне.
Список угнетающе длинен. Мне страшно его читать, но я себя заставляю. В первый раз я все прохлопала. Повторения допустить нельзя.
1. Вы больше не занимаетесь любовью. (Не совсем, но почти.)
2. Он перестал говорить, что любит вас. (Говорит, но только в полубессознательном состоянии, когда засыпает. Это считается?)
3. Он придирается к вам по пустякам. (Вроде бы нет.)
4. Уходит на работу раньше и задерживается допоздна. (Да.)
5. Вдруг начинает заниматься спортом. (Нет.)
6. Раньше терпеть не мог какую-то музыку – рэп, классику, оперу, – а теперь увлекается ею. (Начал играть в рок-группе. Хм-м-м.)