Неожиданно перед его внутренним взором всплыл совершенно четкий образ Конан Дойла, замурованного в гробу. Картинка была настолько реальной, что потрясенный ирландец отпрянул. Тут раздались крик и удар хлыста. Он вовремя подоспел к окну. Двое бродяг – те самые подозрительные типы с кухни – увозили черный катафалк, бойко управляясь с вожжами. Поддавшись внезапному порыву, Уайльд пулей вылетел из комнаты.
Перед глазами плавали цветные круги – верный признак нехватки кислорода. Воздуха оставалось на последний вздох. Конец близок. Конан Дойл решил умереть с мыслью о дорогих ему людях. Вспомнил их с Луизой свадьбу. Ее юное, с девичьим румянцем лицо. Мысленно держал на руках малютку-сына и пел ему колыбельную. Представил довольные мордашки дочерей, когда они кормили уток в деревенском пруду. Вскоре их образы начали таять, его сознание затуманилось, погружаясь в пустоту.
Оскар Уайльд промчался по коридору, словно призрак в сером саване, едва не налетев на мистера Гривза и горничную, выскочил в холл, распахнул входную дверь и кубарем скатился по ступенькам. Он подбежал к подъездной дорожке из гравия, но катафалк уже пылил вдали. Тоби, садовник, вел под уздцы бурого жеребца. Он удивленно разинул рот, когда хозяйский гость обратился к нему.
– Мне нужна лошадь! – задыхаясь, воскликнул Уайльд и ухватился за повод. – Немедленно!
– Сожалею, сэр, но никак нельзя.
– Мне крайне необходимо!
– Вы не можете ехать, сэр.
– Спорить некогда. Дорога каждая секунда. Подсадите меня.
Тоби неохотно подставил руки и помог Уайльду взобраться на спину крупного английского тяжеловоза, годного лишь в плуг и в воз. Ирландец сносно держался в седле, вот только его не оказалось. Делать нечего, ему нужно догнать катафалк. Он пришпорил лошадь каблуками. Она заржала, вскинула голову и стремительно помчалась. Проскакав немного, коняга встала как вкопанная, понурив голову. Наездник вылетел, подобно снаряду, проделал в воздухе сальто-мортале и со стоном приземлился на спину.
Ирландец приподнял голову. Тоби стоял над ним:
– Говорил я вам, сэр, нельзя. Фурия слушается только меня.
Опираясь на руку садовника, Уайльд поднялся, пошатываясь и морщась от боли.
– Тогда вы отвезете меня, – переведя дух, сказал он твердо.
И вот они уже мчатся; Тоби держит поводья, Уайльд трясется на крупе лошади. Миновали внутренний двор по каменистой тропе и поскакали через главные ворота.
Наконец достигли реки. Катафалк уже перебрался вброд, вода стекала с колес.
– Стойте! Стойте! – крикнул Уайльд.
Коротышка, который правил повозкой, переглянулся с сидящим рядом верзилой. Казалось, они собираются проигнорировать призыв. Однако катафалк притормозил невдалеке от переправы.
Тоби остановил Фурию. Уайльд соскользнул с лошади, размял задеревеневшие ноги.
– Благодарю, – выдохнул он. – Вовремя я обзавелся детьми. После такой поездки мне вряд ли удастся снова стать отцом.
Отдышавшись, он повернулся в сторону катафалка.
– Эй! – закричал он седокам. – Вернитесь!
Коротышка высморкнулся в рукав.
– Тут не развернуться, сэр, слишком тесно! – гаркнул он в ответ.
Уайльд вопросительно взглянул на Тоби, который сидел верхом.
– Он прав, – подтвердил садовник, – придется вам самому.
Ирландец уставился сначала на свою дорогую обувь, запыленную, с потертыми мысками, потом на двоих бродяг. Наверняка гроб с Конан Дойлом внутри катафалка, промедление может дорого ему обойтись. Он шумно втянул носом воздух, расправил плечи, шагнул вперед и сразу набрал полные сапоги ледяной воды. У него перехватило дух. Каменистое дно оказалось скользким от мха и слизи, а течение сильным. Уайльд оступился, взметая брызги, судорожно взмахнул руками и едва удержался на ногах. Наконец выбрался на илистую почву, шелковые носки хлюпали на ходу. Напустив на себя обычную деловитость, подошел к катафалку.
– Откройте гроб, – властно потребовал он.
Коротышка с верзилой неуверенно переглянулись. Уайльд был высок и широкоплеч, но рыжий тип был здоров как бык и так же умен. Он задумчиво поскреб бакенбарды.
– Зачем это вам? – спросил он, явно желая пустить в ход кулаки.
Уайльд кашлянул, показывая свое нетерпение.
– Там внутри мой друг. Если эти негодяи откажутся подчиниться, – бросил он через плечо садовнику, – вы привезете из Слеттенми компетентные органы.
У Тоби отвисла челюсть. Какие такие «органы» и в чем они компетентны – он понятия не имел. Все же уловка сработала. Испуганно взглянув на своего приятеля, коротышка нехотя открыл дверцы. В катафалке лежали гроб и несколько дорожных кофров.
– Снимите крышку, – скомандовал Уайльд, кивнув на гроб.
Напарники, ворча под нос, раскрутили винты в виде серебряных голубей.
– Отойдите в сторону.
Уайльд поддел крышку пальцами, стремясь поскорее увидеть измученного, но счастливо спасенного друга.
– О господи! – простонал он, отшатнувшись. – Ну вот, опять.
Внутри лежал труп мадам Жожеску с широко открытыми глазами, повязка, прикрывавшая рот, сползла от сильной тряски. Уайльд зажмурился, пошарил в кармане и закрыл лицо надушенным платком.
– Чего вы там искали-то, сэр? – спросил садовник, когда понурый ирландец вернулся к нему тем же путем.
Уайльд раздраженно выпятил нижнюю губу, разглядывая погибшие сапоги:
– Друг, попавший в беду, позвал меня телепатически. Так мне казалось. Выходит, вся эта тарабарщина просто запудрила мне мозги, а Конан Дойл сейчас развалился в уютном кресле, курит сигарету и попивает коньяк.
Стало жарко и душно; Конан Дойл проваливался в пустоту и приходил в себя, неизвестно, сколько он пролежал так. Снаружи донесся скрежет – крысы, прожорливые твари, вгрызались в древесину гроба, подбираясь к свежему мясу. Звук не унимался, у него промелькнула смутная мысль: кто-то откручивает винты с крышки.
Темноту пронзила мерцающая полоса; крышка широко распахнулась, и его обдало свежим прохладным воздухом. Он прищурился. Светящийся ангел, словно сошедший с витража собора эпохи Возрождения, склонился над ним, обхватил его лицо ладонями и приподнял голову. Женственность ангела делала его похожим на Жанну д’Арк: благородные черты, короткие волосы, изящная шея.
«Я умер и воскрес».
Ангел нежно погладил его по щеке и прильнул к губам в поцелуе, вдыхая в него жизнь. Легкие наполнились кислородом, в голове гудело, стучало в висках, давило на глаза, и перед ними вспыхнул сноп огненных искр.
Глава 25
Воскрешение
Очнулся Конан Дойл в своей мрачной спальне. Неужели это просто ночной кошмар? У его постели сидел Уайльд и курил сигарету.
– Боже правый, Оскар? – Не веря своим глазам, доктор вцепился в простыню, коснулся прикроватного столика. – Я был при смерти, видел ангела, но ты спас меня!
Уайльд выпустил струйки дыма из ноздрей.
– Увы, все совсем не так, Артур. Обнаружив потайной ход в комнате мадам, я, по какому-то странному наитию, решил искать тебя в заколоченном гробу.
– Так и было! Помню удар по затылку, я падаю, гробовая крышка сверху, а потом ты меня спасаешь!
Уайльд смущенно улыбнулся:
– Тут нет моей заслуги, поверь, не я твой избавитель.
– А кто же?
– К сожалению, я постучался не в ту дверь и получил самый неприятный сюрприз. Тот же, кого ты видел, вовсе не ангел. Однако у меня плохие новости.
– Что случилось?
Уайльд погрустнел, взор его затуманился.
– Мои прекрасные дорогие сапоги погибли. – В качестве доказательства он продемонстрировал свои ноги.
– Оскар, будь серьезнее!
– Артур, я не шучу. Полировка и чистка тут бессильны.
– Как же так, ко мне явился ангел, и я ожил.
Уайльд покачал головой и затушил сигарету о подошву.
– Благодари за спасение Конта. Во время завтрака я посетовал на твое отсутствие. Он предложил помочь в поисках, а я легкомысленно отказался. По счастью, он горячий поклонник Шерлока Холмса и, когда мы не явились на вторую встречу Общества, решил провести собственное расследование.
– Конт? – уныло повторил Конан Дойл. – Меня спас Конт?
Уайльд кивнул:
– Подоспел как раз вовремя.
– Я же помню небесный свет, поцелуй ангела, вернувший меня к жизни.
– А, – сконфузился Уайльд, – тут моя вина. Когда Конт и мистер Гривз положили тебя в постель, ты стонал от жуткой головной боли. Вернувшись, я дал тебе настойку опия, смешанную с джином. Вот откуда могли взяться небесные видения.
Конан Дойл заморгал:
– Настойка опия? Где, скажи на милость, ты ее достал?
Уайльд потупил глаза, снимая с брюк воображаемую ворсинку.
– Из личных запасов. Только для крайних случаев, вот как сейчас.
Конан Дойл с трудом приподнялся на локте:
– Сколько часов я проспал?
– День, – уточнил Уайльд.
– Что?
– День, – спокойно повторил драматург. – Ты проспал почти сутки. Кстати, Конт обещал молчать, а перед остальными я замял этот случай, чтобы не спугнуть убийцу – в его реальности мы убедились. Все думают, что ты слег с жутким приступом мигрени.
Конан Дойл сел в постели, потирая ноющие виски. Вдруг он с ужасом воззрился на Уайльда:
– Если я почти сутки пролежал в забытьи, значит сеанс… вечером!
Он резко откинул одеяло и встал на ноги, пошатываясь. Голова по-прежнему раскалывалась. Встревоженный Уайльд подскочил к нему:
– Артур, тебе нужно отдыхать.
Конан Дойл стиснул ладонями лоб, пытаясь унять головокружение:
– Нет, Оскар, некогда валяться в постели. Убийца рядом, и у нас всего несколько часов, чтобы вывести его на чистую воду.
Спускаясь по лестнице, друзья заметили лорда Уэбба, говорившего о чем-то с угрюмой миссис Криган. На площадке второго этажа Конан Дойл схватил Уайльда за руку и потянул назад. Он хотел понаблюдать за сценой с безопасного расстояния. Слов лорда не было слышно, однако на кастеляншу они произвели эффект пощечины. Она отвернулась и поспешно скрылась в кухне. Филипп Уэбб тоже удалился неторопливой походкой.
Уайльд и Конан Дойл переглянулись.
– Что скажешь об уважаемом лорде Уэббе? – спросил Конан Дойл. – Аристократ с исключительными манерами, но есть в нем что-то такое… ну не нравится он мне.
Уайльд обдумал слова друга.
– Мне тоже, – признался он, с подозрением глядя исподлобья. – Лорд Уэбб не тот, кем хочет казаться.
– В каком смысле? – озадаченно спросил Конан Дойл.
Уайльд снял с кончика языка прилипшую крошку табака.
– Оказывается, не один Конт носит маску. Каюсь, потребовалось некоторое время, мы никогда не оставались тет-а-тет, но теперь никаких сомнений – лорд Уэбб такой же ирландец, как и я.
Конан Дойл удивленно открыл рот:
– Что? Ты уверен? Не может быть! У него совсем нет ирландского акцента.
Уайльд снисходительно улыбнулся:
– Артур, мой ирландский акцент был в числе многого, что я позабыл в Оксфорде. Лорд Уэбб старательно избавился от своего произношения, но у него нет-нет да и проскальзывают совершенно нетипичные для англичан выражения. Может, я и путаюсь в провинциальных диалектах, но безошибочно различаю родной выговор. Он врезался мне в слух на улицах Дублина своими долгими гласными и торопливостью речи. Нужно приложить очень много усилий и постоянно практиковаться, чтобы избавиться от него, как от вредной привычки. Я тому живой пример.
Конан Дойл, к стыду своему, дал лорду Уэббу одурачить себя показным лоском и щегольством.
– Признаюсь, Оскар, я поражен твоей проницательностью. Какой же я олух. Ты заткнул за пояс самого Шерлока Холмса.
– Просто мне знакомы уловки ирландцев, они не любят выделяться в чужой стране. Я ведь и сам такой.
– Зачем же Уэббу избавляться от акцента?
Уайльд улыбнулся:
– Скрепя сердце процитирую Шоу: «Ни один англичанин не откроет рта без того, чтобы не вызвать к себе ненависти или презрения у другого англичанина».
– При чем тут англичане, если он ирландец?
– А это еще хуже, как ирландец он не заслуживает даже презрения. Ну-ка вспомни себя в школе-интернате. Спорим, ты старался смягчить шотландский акцент, чтобы лишний раз не лезть в драку с мальчишками?
Пока они спускались в холл, Конан Дойл не произнес ни слова, переваривая замечание Уайльда. Мистер Гривз как раз открывал входную дверь Фрэнку Картеру. Запыхавшийся молодой человек принес конверт. Друзья направились в гостиную, но тут дворецкий крикнул вслед:
– Доктор Дойл, одну минуту, сэр.
Заинтригованный Конан Дойл обернулся и стал ждать, когда мистер Гривз доковыляет до него.
– Для вас телеграмма, сэр. Молодой Фрэнк только что доставил из деревни.
В полном смятении, раздираемый дурными предчувствиями, Конан Дойл взял конверт с серебряного подноса. Надорвал его дрожащими руками и вынул лист почтовой бумаги. Им овладел ужас, когда он прочел короткое сообщение:
НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ТЧК ДНИ ЛУИЗЫ ДОЙЛ СОЧТЕНЫ ТЧК ДР Ф ТЧК БАРНС.Конан Дойл заморгал, еще раз пробежал глазами текст.
– Артур, от кого телеграмма?
Конан Дойл с трудом проглотил подступивший к горлу комок. Глаза заволокло слезами.
– От… моего старого коллеги. В мое отсутствие он присматривает за Туи. У него плохие… плохие…
Не в силах произнести ни слова, он протянул телеграмму Уайльду. Смуглый ирландец побледнел, прочитав эту лаконичную строчку.
– Дорогой Артур, мне очень жаль, – произнес он тихо, возвращая листок. – Как ты поступишь?
Конан Дойл тщательно сложил телеграмму, сунул в конверт. Он долго молчал, уставившись в пустоту. Машинально тряхнул головой.
– Я… не знаю, – пробормотал он, – не знаю. – Он посмотрел на друга. – Как я могу сейчас уйти?
Уайльд сжал его плечо и грустно покачал головой:
– Лучше спроси себя, как ты можешь остаться, Артур.
– Доктор Дойл, рада видеть вас в добром здравии, – сказала Элеонора Сиджвик, когда друзья вошли в гостиную. – Как я вас понимаю, иной раз голова просто раскалывается.
Шотландец лишь признательно кивнул в ответ. Присутствующие заметили, как он изменился в лице, и разговор замер.
– Должен сообщить… в связи с личной трагедией… я вынужден вас покинуть.
Леди Тракстон, стоящая рядом с Сиджвиком, в ужасе схватилась за горло.
Генри Сиджвик заметил в дрожащих пальцах Конан Дойла конверт. Каждый рано или поздно получает подобное извещение, и нетрудно догадаться о его содержании.
– Мне сообщили об ухудшении состояния моей жены Луизы… Я молю Бога позволить мне добраться домой вовремя, прежде чем… прежде чем ее не станет.
Все разом ахнули. Колени Хоуп Тракстон подогнулись, и она тяжело опустилась на стул.
– Леди Тракстон, – обратился к ней Конан Дойл.
Она подняла на него взор, полный смятения.
– Леди Тракстон, мой лучший друг, Оскар, останется здесь. Вы можете… полностью на него положиться… во всем.
Она будто не слышала его; в ее глазах стояли слезы. Сердце Конан Дойла сжалось при виде ее отчаяния. Кивнув всем на прощание, он спешно покинул комнату.
Пока доктор в спешке упаковывал чемодан, Уайльд сидел на кровати, скрестив ноги. Шотландец затянул кожаный ремень, держащий его крикетную биту. Подошел к столу, достал из выдвижного ящика завернутый револьвер и снял тряпицу. Черное дуло блеснуло, источая смертоносную силу.
– Я оставляю его тебе, – сказал Конан Дойл.
Уайльд побледнел:
– Боже мой, Артур, не поступай так со мной. Я не могу носить оружие.
– Оскар, это для твоей безопасности.
– Да ни за что. Револьвер громоздкий, а у меня все пиджаки приталены. Он нарушит идеальный силуэт моего костюма.
Конан Дойл непреклонно посмотрел на друга:
– Так нужно ради спасения леди Тракстон.
Уайльд обреченно уронил голову:
– Ах да… что ж, ладно.
Конан Дойл протянул ему револьвер. Он с опаской разглядел его и взял.