Прошел месяц после того унизительного разговора. Удушающее давление со стороны олигархии с каждым днем все усиливалось – и она сама себе начинала напоминать утопающего, отчаянно борющегося со смертельным течением, что тащит его на каменные пороги. Ей необходимо было сделать выбор – который, в общем-то, был отсутствием выбора…
И вдруг… Наталия получила секретное сообщение от Коеси Акутагавы. Тот предлагал встретиться – и не где-нибудь, а на его личной территории, в Японии, на вилле Угаки. Не сообщив никому о причине своей поездки, Наталия вновь сорвалась с места.
Чего хочет от нее Акутагава?..
Пора, - коротко сообщил Никос Кропотов.
Девушка подняла на него синие глаза, затем кивнула и поднялась с кушетки. Горничная накинула ей на плечи меховое манто, бережно оправив складки. Кропотов сопровождал ее до вертолета, напоследок они обменялись многозначительными взглядами. Наталии не нужны были дополнительные инструкции или напутствия – свою роль она знала превосходно.
В любом случае, у нее не было выбора.
Рассеяно глядя на проплывающие внизу огни мегаполиса, похожие на отражения звезд в черной воде старого и глубокого колодца, она гадала о том, что ее ждет – если ей вновь придется ни с чем вернуться на родину. Скорее всего, враждебная коалиция не пожелает более терпеть различные отговорки и ожидать ее решения. Ей и Кропотову не устоять против всей этой стаи, пусть стая эта и сама не понимает, чего хочет от будущего – они живут только сиюминутными интересами, жаждой мгновенной наживы. Чем придется платить за свои недальновидные поступки стая не задумывается, а когда придет время расплаты, будет слишком поздно что-либо менять…. Вот она сермяжная правда обо всех этих заносчивых богатеях, аристократов и бизнесменах - они, если будет выгода, продадут родную мать на базаре.
«И мои родные. Они уже продали меня, - подумала Наталия с самоизьязвляющей иронией, прикрывая глаза и погружаясь в свой внутренний мир. – Мне нечего рассчитывать на них! Они ни за что не примут моей стороны…»
Моральная сторона предательства родных ее не особо тревожила. Их семья была скопищем взаимных чужаков, прожигающих жизнь под одной крышей. В конце концов, в таких богатых семьях как их, родственная привязанность считалась почти недостатком; в почете у них была гордыня, чувство собственного превосходства над другими, жажда денег и власти. Даже с Аделью Харитоновой – самым дорогим ей человеком – Наталия не всегда была близка.
До четырнадцати лет она росла, практически не знаясь со своей бабкой. Княгиня занималась политикой и экономикой, ей не было дела ни до своих детей, ни до внуков. Впрочем, дети и внуки платили той ответным равнодушием лишь слегка припорошенным сверху фальшивой родственной приязнью – многие, очень многие не разделяли взглядов ее бабки на то, как надо вести дела, и только страх перед Аделью Харитоновой вынуждал всех их молчать и подчиняться… Что до Наталии, то, как только ей исполнилось двенадцать лет, то по настоянию матери, ее отправили из России в Великобританию, где она должна была получить образование. Она без особого сожаления покидала тогда родину, оставив безразличного к ней отца, вечно ею недовольную мать и троих старших братьев. Наталия не скучала по ним, уезжая в другую страну в сопровождении сонма слуг и гувернантки – она ни минуты не тосковала, обосновавшись в роскошном особняке в пригороде Лондона. Но два года, проведенных в Великобритании, обернулись для Наталии нежданной трагедией.
Если бы не княгиня, которая лично взяла шефство над внучкой после ее возвращения в Россию, то Наталия погибла бы. Ее бы утянули в омут те темные глаза, чей последний взгляд – шальной, восторженный и пылающий самоубийственным огнем.
«Смотри, Натали, как я лечу… лечу вниз…»
Она тогда всюду слышала этот тонкий голос, надрывный, в котором звучали невидимые миру слезы. И даже сейчас порою слышит, несмотря на все старания забыться, уйти, оставить прошлое далеко позади – слышит тот последний крик. И, откликаясь на него, душа Наталии тоже начинает кричать, надрываясь, до безумного исступления…
Когда тело, с высоты казавшееся совсем игрушечным, ударилось о тротуар, голос ее пропал. Она онемела. Разум отказывался верить в произошедшее. Как такое могло случиться – с ней, с Наталией Харитоновой? Никогда, никогда она не чувствовала себя такой беспомощной, такой бессильной… Затем пришел ужас осознания. То, что лежало внизу, не было игрушкой, не было фарфоровой куклой – там лежало мертвое тело, принадлежавшей той, кому еще несколько минут назад Наталия шептала: «Люблю».
«Такие, как мы, испорчены избытком комфорта, - сказала ей Адель Харитонова, впервые придя навестить ее. – Мы привыкли получать все, что захотим. Мы привыкли стоять выше запретов и обстоятельств. И эта привычка заставляет нас забывать о самом главном: не все нам подвластно. Нам не подвластно заставить другого человека жить, если он того не хочет. И мы не можем торговаться со смертью, несмотря на все деньги и власть…»
Вертолет приземлился на площадке рядом с виллой Угаки. Акутагава лично вышел ее встречать.
Как прошел полет? – по-светски спросил он, коснувшись губами ее руки.
Токио с высоты птичьего полета очарователен, - не менее светски ответила Наталия. Про себя она отметила, что выглядит Акутагава безупречно: аккуратно уложенные волосы, костюм не домашний, но и не подходящий для службы – все подобрано под момент.
В огромной столовой, поразившей свои убранством даже взыскательную и избалованную роскошью Наталию, их уже ожидал ужин. Длинный стол был просто завален яствами, которых хватило бы и на три дюжины гостей. Акутагава усадил ее в одном конце стола, а сам расположился в противоположном конце.
Я думал о том, какую кухню вам преподнести. Что-то европейское? Русское? Но я решил, что вы должны поближе познакомиться с японской кухней, - улыбнулся он официальной улыбкой.
За ужином он говорил о каких-то незначительных вещах, она отвечала ему сдержанно, но стараясь при этом не показаться несведущей в упомянутых предметах. Она была умна и пусть Акутагава в этом убедится! Наталия понимала, что он чего-то выжидает и настоящий разговор, ради которого он ее и вызвал, только впереди.
Вы достойный собеседник, - одобрительно заметил Акутагава под конец трапезы.
Благодарю вас, господин Коеси.
Просто Акутагава, хватит формальностей. Позвольте мне показать вам мой дом.
Это действительно была крепость, внутри похожая на удивительный заповедник современного искусства. Наталия вынуждена была признаться, что этот японец умеет красиво жить – такой размах и, вместе с тем, вкус… Посетив оранжерею, несколько залов – отведенных под миниатюрные музейные хранилища, где были выставлены для услады глаз произведения искусства – они прошли в библиотеку Акутагавы. Здесь, в отличие от всего прочих помещений, витал запах антиквариата, исходивший от тысяч книжных томов, устроившихся на стеллажах.
Прекрасное собрание, - заметила Наталия несколько удивленно. Она не ожидала, что столь ультрасовременном месте есть такой уголок, словно бы вырванный из какого-нибудь университетского тайника знаний.
Рад, что вы оценили.
Последнее помещение, куда они прошли, оказалась… спальня. Роскошная, но безликая и какая-то пустынная – несомненно, одна из гостевых комнат, а не личные покои хозяина. И все же… Кровать была расстелена, подготовлена, а на столике стояло вино и бокалы. Наталия, сделав несколько шагов, остановилась, затем оглянулась к Акутагаве. Тот, прикрыв дверь, тоже взирал на нее, но у него во взгляде была снисходительная улыбка.
Что это значит? – холодно процедила Наталия.
Вас это оскорбляет?
Задавая этот вопрос, - девушка негодующе сверкнула глазами, - вы подразумеваете, вижу ли я разницу между собой и какой-нибудь потаскухой? Ответ будет: да, вижу! Вы пригласили меня к себе только ради того, чтобы затащить в постель?
Я пригласил вас, чтобы заключить сделку, - проговорил Акутагава неторопливо. – Я обдумал вновь ваше брачное предложение. И решил, что все же оно меня интересует.
Наталия заставила себя удержаться от того, чтобы с облегчением перевести дух:
Неужели?
Да. Но я поставлю свои условия.
Каковы они будут?
Я согласен заключить брачный контракт, который будет запрещать мне распоряжаться вашим имуществом, а так же допускать развод в одностороннем порядке. Однако, учитывая ваше не самое благополучное положение, я все же поставлю обязательное условие: вы родите мне ребенка, и составите завещание в пользу этого ребенка, согласно которому он будет вашим первоочередным наследником. Воспитываться ребенок будет у меня. Только на таких условиях мы можем заключить сделку.
Наталия, проглотив застрявший было в горле горький ком ошеломления, насмешливо рассмеялась:
Вы хотите объединить нашим ребенком два клана? Вы считаете, что я настолько нуждаюсь, что соглашусь на эту авантюру?
Для вас это наименее травматичный вариант развития событий. И вы тоже, так или иначе, выиграете от этой сделке, потому что, если я умру раньше вас – все мое наследство перейдет к этому ребенку. Впрочем, - Акутагава отступил от двери, и галантным жестом ее распахнул, - принуждать я вас не собираюсь. Благодарю за отличную компанию за ужином и удачного пути назад, в Россию.
===================
2
Наталия стояла, внутренне внезапно потяжелев, как будто став каменной. Вот как он решил играть! Или она ему говорит «да», или же…
«Удачного пути назад, в Россию…»
Припереть ее к стенке своим контрпредложением и так оскорбительно, так унизительно предложив выбирать или убираться восвояси! И он знает, что она решит. Он заранее знал – потому-то тут и приготовлена постель, и так саркастично поблескивают бокалы при приглушенном, «эротическом» свете.
Это необязательно, - ее голос словно послышался издалека и не принадлежал ей. Она, презрительно скривившись, кивком указала на постель. – Ребенка можно зачать лабораторным способом. Он эффективнее и…
Будет не столь унизителен? – закончил за нее мужчина. Дверь закрылась, ведь она только что признала свою капитуляцию. Он Сделал к ней шаг и она непроизвольно, не совладав с собой, отступила назад.
Это сделка в первую очередь. Нам не нужно прибавлять к этому какие-то личные моменты.
У меня иной взгляд на это. Знаете, почему? – Акутагава подчеркнуто неспешно скинул пиджак, затем принялся расстегивать запонки на сорочке, в то время как Наталия безуспешно пыталась скрыть свое замешательство. – Потому что вы мне враг, Наталия. Я стал виновником гибели вашей бабки и вы ненавидите меня.
Это не относится к делу…
Еще как относится. Я не могу позволить вам вот так ненавидеть меня. «Личные моменты», как вы выразились, играют очень большую роль в человеческих взаимоотношениях, в том числе и в случаях, когда речь идет о мести.
Девушка, наконец, поняла, к чему именно он клонит. И вызывающе, осознанно презрительно, рассмеялась:
Вы полагаете, что, если я буду спать с вами, то во мне возникнут какие-то чувства к вам? И эти самые чувства помешают мне в какой-то момент отомстить вам?..
Я приложу к этому все усилия, - спокойно ответил ей Акутагава, стягивая с себя сорочку и обнажая свой торс. У него было тело не политика, а воина: идеальное телосложение, ни капли жира, никакой дряблости – только рельефные мускулы, обтянутые гладкой кожей. Сходства с воином придавал ему и шрам на левом боку, чуть ниже ребер, появившийся явно после ножевого удара. Наталия, даже если б и захотела, не смогла бы оспорить того факта, что перед ней стоит очень привлекательный мужчина. Породистый мужчина, который отлично знает, какое производит впечатление…
Когда он сделал к ней шаг, Наталия принудила себя остаться на месте, а не отступить вновь назад в бессознательном паническом порыве. Она оставалась неподвижной, когда пальцы Акутагавы коснулись бретелек ее черного платья и неспешно приспустили их. Наклонив голову, он прикоснулся губами к ее плечу, один раз, другой… Девушка сжала кулаки. У него были очень нежные губы, а аура силы и сексуальности, исходившие от его полуобнаженного тела, невольно действовали на ее собственное тело. Всего лишь легкие поцелуи – а где-то внутри нее уже зарождается ответное тепло, предательское дрожание… Потом он отстранился, и зашел к ней за спину, чтобы расстегнуть застежки на корсете платья.
И все же, вы ошибаетесь, - промолвила та едва слышно, так, что самой ей показалось, будто сердце у нее стучит громче, чем звучит голос.
Его дыхание опалило изгиб девичьей шеи, губы почти прижались к уху Наталии, шепча:
Мне нравится одна старая русская история. Об одном князе и княжне. Однажды князь Владимир посватался к Рогнеде, дочери князя Рогвольда, наслышав о ее необыкновенной красоте. Но Рогнеда отвергла Владимира, назвав его сыном рабыни, недостойным ее руки. Оскорбленный князь собрал войско и пошел войной на ее отца, Рогвольда… - застежки платья расстегивались легко, одна за другой. Лиф уже ослаб и не стягивал грудь девушки, готовый в любой момент соскользнуть и обнажить то, что было раньше под ним скрыто. – Владимир штурмом взял город, которым правил Рогвольд, и превратил всю княжескую семью в своих пленников. Гордую Рогнеду он взял силой, после чего у нее на глазах казнил ее отца, мать и братьев…
Акутагава потянул корсет, и платье, не удерживаемое ничем, сползло вниз, чуть задержалось на бедрах, но через миг упало на пол. На Наталии остались только черные кружевные трусики и пояс, удерживающий чулки. В спальне было тепло, но по коже девушки пробежали мурашки, а соски на ее небольшой упругой груди напряглись. Ладонь мужчины пробежала по ее плечу, следом опустилась на грудь, подушечками пальцев коснувшись сосков – после чего опустилась еще ниже, на плоский живот, остановившись у линии трусиков. Наталия прикрыла глаза, кусая себе губы – он всего лишь прикасается к ней, а ее тело уже ноет в предвкушении большего! Мерзавец!..
После победы в войне, Владимир сделал Рогнеду одной из своих жен, - продолжил Акутагава, освобождая её от пояса и чулков. – Она родила ему сыновей и смирилась со своей участью. Она полюбила того, кто стал причиной смерти всех ее родных. Но Владимир вскоре разлюбил ту, ради которой пролил так много крови и нашел себе другую забаву. И тогда Рогнеда решилась убить мужа – не из-за мести за умерщвленных родных, а из-за оскорбленной гордости. Она простила мужу убийство родителей, но не смогла смириться с его равнодушием...
Теперь она была полностью обнажена. Напоследок Акутагава вытащил из ее волос шпильки, украшенных алмазной крошкой, и ее темные волосы рассыпались по плечам и спине. Наталия повернулась к нему, глядя не него с вызовом – без каблуков она была все ниже его и ей пришлось вздернуть подбородок вверх, что придало ее облику еще больше спесивости.
Прекрасная история, - ее губы тронула хищная улыбка. – Как мило, что вы утрудили себя уроком русской истории. Только я не Рогнеда Полоцкая. И, если я решу нанести удар, моя рука, в отличие от ее, не дрогнет… - она сама, не дожидаясь его последующих действий, сделала последний шаг, прижавшись к нему и положив свои горящие в томном огне ладони ему на грудь. – Клятвенно обещаю вам это, будущий мой супруг.
Их взгляды встретились: ее синие схлестнулись с его бледно-карими; они замерли на мгновение, потом Акутагава усмехнулся:
Раз так, мы будем отличной парой.
Девушка тоже хмыкнула, оценив его шутку. Что ж, раз это должно произойти – пусть произойдет. Отступать уже поздно и бесполезно. Она, обвив его шею руками, притянула к себе, раскрывая губы навстречу поцелую. От кожи Акутагавы едва ощутимо пахло терпким мужским одеколоном и дымом крепких сигарет. Его первый поцелуй был поверхностным, изучающим ее – вкус губ, их мягкость и податливость. Воздух, коим они дышали, теперь Акутагава и Наталия пили друг из друга. Затем он наклонился к ней сильнее, углубляя этот поцелуй, заставляя исторгнуться из ее груди тихий стон.