— Так что вы спасли Ригза, — доктор неожиданно улыбнулся. — И завоевали его уважение, а это не так-то просто. Райан ведет себя, как весельчак, но к дружбе и долгу относится весьма серьезно.
— Да-а… — протянула я, даже не зная, что мне делать со свалившимся на меня «счастьем».
— Готово, — провозгласил Коллинз, завершив перевязку, и я смогла одеться. — Будет болеть, примите это, — он взял из шкафчика баночку с таблетками и протянул мне. — Но не больше двух в сутки. И побольше отдыхайте. А дня через три загляните ко мне на осмотр.
Я кивнула, поблагодарила за работу и уже направилась к двери, когда доктор снова заговорил:
— Я рад, что ошибался на ваш счет.
Я замерла на середине шага и обернулась.
— Вы о чем?
Он смело встретил мой взгляд.
— О том, что вы не из тех землян, которые мнят себя выше всех остальных, и тратят все силы, чтобы доказать свою «крутизну», — док сделал пальцами жест, долженствующий изображать кавычки на последнем слове.
Никогда не знала, что у меня есть совесть, но после этих слов, она явно зашевелилась.
— Я пытаюсь быть не из «таких», — тихо ответила я, а потом все же не удержалась: — Вы не любите землян?
— Я ко всем отношусь лояльно, — заверил Коллинз, — но те земляне, с которыми мне довелось встречаться, оставили о себе не лучшее впечатление.
Что-то такое было в его словах, значимое, важное, над чем стоило поразмыслить. Но не сейчас, а в спокойствии и одиночестве.
— А капитан? — сама не знаю, что мной руководило, когда я задала этот вопрос, но когда сообразила, что делаю, было уже поздно. — Он тоже не любит землян? — все же мне было важно знать, все дело во мне лично или все-таки в моей планете.
Кажется, доктор удивился моему вопросу.
— Александр? — даже переспросил он, потом сделался серьезным: — Нет, не думаю. Хотя у него как раз были бы причины.
— Какие причины? — не поняла я.
Но лицо Коллинза оставалось предельно серьезным.
— Идите, Морган, — он мягко подтолкнул меня к двери. — Идите, отдыхайте.
Опять какие-то загадки! Я с этими лондорцами с ума сойду!
Но я благоразумной заткнулась и вышла. Хватит с меня на сегодня впечатлений.
5.
На следующий день стало хуже. Ребра ломило, и мне с самого утра пришлось выпить болеутоляющее. На завтрак не пошла, да и вообще не вставала с койки до самого обеда, то просто лежала, то проваливалась в сон, когда сил думать больше не оставалось.
А подумать было о чем. Лондорцы оказались вовсе не теми, кем я их всегда считала. Обычные люди, вполне дружелюбные, даже, можно сказать, доброжелательные. Причем, если верить доктору Коллинзу, это они ждали от меня гадостей, как от землянки.
А ведь Тайлер в первый день говорил мне о том же, и объяснял, что не мог появиться на земной станции в форме своей родной планеты.
С другой стороны, если подумать, то чего они от нас ждали? Ведь это Лондор начал «Тринадцатилетнюю войну», унесшую так много невинных жизней, в том числе и моего брата. Чего они хотели? Уменьшить земное влияние на другие планеты, кажется, именно так звучала официальная версия. Даже это можно было бы принять, если забыть о том, что стало первым вестником войны: лондорцы спалили земной пассажирский лайнер «Одиссей», который, сбившись с курса, зашел на их территорию. Двести ни в чем неповинных людей. Естественно, Земля объявила им войну после такого вопиющего инцидента.
А теперь, получается, земляне злые?
Вот только разум, сговорившийся с внезапно проснувшейся совестью, подсказывал, что когда взорвался «Одиссей», Лоры Стэнли еще на свете не было, Эшли Рису было года три, Райану Ригзу — пять, а Клавдия Морз была еще подростком. Единственным из экипажа, кто застал начало «Тринадцатилетней» войны во взрослом возрасте, был кок Кули. Но даже моя неуемная фантазия не могла вообразить, что Глеб Кули бросился расстреливать пассажирское судно.
Прошло уже тринадцать лет со дня окончания той войны. Символично: «Тринадцатилетняя война» и тринадцать лет.
Сколько было тому же Тайлеру на то время? Лет шестнадцать, не больше. Так что даже он, самый ненавистный мне из всех знакомых лондорцев, не мог принимать участие в войне против моей Родины.
Так кого же ты ненавидишь, Морган?
Это был очень важный вопрос, и, не желая врать самой себе, я понимала, что экипаж «Прометея» мне ненавидеть не за что. Любить, конечно, нет причин, но и ненавидеть тоже. Обычные люди, родившиеся на другой планете, со своими обычаями и своей историей, но не так уж сильно отличающиеся от землян. Вот только, в отличие от моих соотечественников (и меня самой), относящиеся к уроженцам другой планеты гораздо терпимее.
Мои рассуждения были бесцеремонно прерваны стуком в дверь. Гостей я не ждала.
Пришлось, кряхтя, подняться, чтобы открыть. Голосовую команду на замок я так и не установила.
— Сейчас! — крикнула я, быстро набрасывая покрывало на разобранную постель, сама я была в форменной футболке и брюках, так что одеваться не пришлось. — О! — изумилась я, когда на пороге обнаружился старпом с подносом, полным еды, в руках.
— Привет, — улыбнулся он.
— Привет, — тупо ответила я, часто моргая и пытаясь осознать, что это на самом деле, и я не сплю.
— Ты не пришла на завтрак, — пояснил Рис, — я подумал, что ты отсыпаешься, а обед решил доставить, — снова глуповатая смущенная улыбка, — ты же у нас пострадавшая.
— Не больно-то отоспишься с такими ребрами, — пробурчала я.
— Что? — не расслышал мой гость.
— Ничего, — отмахнулась я, заставив себя тоже улыбнуться, — проходи, — он жалобно покосился на тяжелый поднос, — поставь на тумбочку, — показала я.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Рис, когда избавился от своей ноши.
— Паршиво, но до свадьбы заживет, — не слишком удачно пошутила я.
— Мне жаль.
— Брось, — надо бы получше следить за тем, что и кому говорю, — все нормально. Присаживайся, — не то чтобы я хотела, чтобы мой гость задержался, но выгонять, не пригласив присесть, было бы уж совсем невежливо.
Рис не отказался и не стал придумывать срочных дел. Значит, планировал, что я приглашу остаться.
Он устроился на одном краю койки, я на другом. Посмотрела на поднос, от еды шел приятный аромат, есть на самом деле хотелось, просто за всеми этими «великими думами» я совсем забыла о голоде. Поэтому я без всякого стеснения поставила поднос перед собой, уселась по-турецки и принялась за еду.
— М-м, Кули готовит как Бог, — я даже закатила глаза от удовольствия. Мясо было божественно.
— Ему все так говорят, — усмехнулся Рис.
— Еще я скажу, — щедро пообещала я, потом окинула взглядом принесенные «дары». — Ты с порцией не перестарался? — я была не из тех женщин, которые едят птичьими порциями, но Эшли притащил еды, которой бы хватило на троих таких, как я.
— Не знал, что ты любишь, — пожал он плечами.
— А я всеядна, — я придвинула к нему поднос, — угощайся, а то я лопну.
— Я уже поел, — попробовал «отнекаться» от меня старпом, но не тут-то было.
Я сделала серьезное лицо:
— У меня на Родине не принято отказываться от угощения, если пришел в гости. Так что не обижай хозяйку жилища.
— Ну, если все так серьезно, — подыграл мне Рис, и тоже взял кусочек с подноса.
Вообще-то, я не очень люблю есть в присутствии посторонних, но, как ни странно, сейчас я не чувствовала никакого стеснения.
— Как тебе у нас? — спросил меня Эшли, глядя на меня, чуть прищурившись.
У меня было много вариантов ответа, но я остановилась на самом нейтральном:
— Непривычно.
— Скоро привыкнешь, — да он оптимистичен! — Это сейчас ничего не происходит, а долетим до Одина, получим задание, и сама не заметишь, как втянешься.
— Наверное, — не стала я спорить. Потом вздохнула и добавила: — Если Тайлер пустит меня к пульту управления.
— А чего бы не пустил? — кажется, Рис тоже чувствовал себя в моем обществе вполне комфортно, он уже полулежал на койке, устроившись на боку и подперев согнутой в локте рукой голову.
В ответ я пожала плечами. Жаловаться на капитана его же старшему помощнику я не собиралась. Это между мной и Тайлером.
— Ты уже показала, что ты отличный пилот, не вижу проблемы.
А, это он о моем фееричном полете к астероидам, о котором и вспоминать тошно.
— Думаешь?
— Конечно, — заверил Эшли. — Александр просто присматривается к тебе. Ты ведь сама понимаешь, что он должен быть уверен в человеке, которому доверит свой корабль.
— Понимаю, — вздохнула я. Я, действительно, понимала.
— Так что не переживай раньше времени, пока летим до Одина, у тебя как раз есть время, чтобы поправиться.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я, — за поддержку.
— А, брось, — отмахнулся Рис, — мы же теперь одна команда.
Тут он был прав, одна команда, не поспоришь и ничего не поделаешь.
— Ригз сильно расстроился? — перевела я тему, продолжать рассуждать о единстве экипажа мне точно не хотелось.
Эшли хмыкнул.
— Вчера да, сегодня уже весел и полон сил, сказал, что завтра его очередь нести тебе завтрак.
— Эй! — я чуть не подавилась от такой новости. Вот уж чего мне только не хватало, так это преувеличенного внимания к своей персоне. — Не надо! Что вы из меня барышню какую-то делаете!
— Ну, барышня не будет драться с Райаном на равных.
Он, что, со мной заигрывает? К чему эти комплименты?
— Смотри правде в глаза, — возразила я, — ни о каких «на равных» речи не было. Ригз весит вдвое больше меня, и потрясающе двигается. Если бы он не отдавал себе отчет в том, что это тренировочный бой, то мне пришлось бы туго. В реальной схватке он бы меня убил.
— Ты самокритична.
— Я честна. Мне есть, чем гордиться и даже хвастаться, но тут я проиграла по-честному.
— Как знаешь, — легко согласился Эшли, потом перевел взгляд на мое плечо: — Кстати, если ты не хочешь, чтобы кто-то еще узнал о происшедшем, — одевай куртку прежде, чем открывать дверь.
Я опустила голову. Вот черт, а я и не видела — с внешней стороны руки от локтя вверх шел огромный фиолетово-черный синяк, доходил до рукава футболки и уходил под нее.
— Да уж, — протянула я. Что ж, учту, не хватало еще, чтобы Тайлер прознал.
— Кстати, — старпом будто прочел мои мысли. — Почему ты не захотела, чтобы Райан доложил Александру?
— А зачем? — сыграла я в дурочку, можно подумать, я не знала, что капитан должен знать о всех травмах экипажа. Трюк не прошел, Эшли смотрел на меня предельно серьезно. — Ладно, — сдалась я. — Я не хочу, чтобы Тайлер неверно истолковал мои мотивы.
— Не замечал за Александром такого.
Если бы он знал, что на самом деле произошло, когда мы полетели к астероидам… Но просвещать его я была не намерена. Да я о таком позоре, даже маме родной бы не рассказала.
— Пусть останется, как есть, — попросила я.
— Ладно, — кивнул Рис, чуть улыбнулся, но смотрел на меня все еще серьезно, будто пытаясь понять то, что я не стала озвучивать. — Только синяки прячь, — посоветовал он.
Я тоже кивнула. Буду прятать. И завтра же выйду из каюты и буду делать вид, что со мной все в порядке. В конце концов, подумаешь, ребра, не впервой.
* * *
Следующие несколько дней прошли спокойно. Меня никто не трогал, а я по возможности избегала общества лондорцев. В каюте я больше не пряталась, понимая, что это, наоборот, привлечет ко мне ненужное внимание: во-первых, озабоченные моей травмой Ригз и Рис устроят ко мне настоящее паломничество, во-вторых, и так невзлюбивший меня капитан точно заподозрит неладное, и тогда не видать мне штурвала как собственных ушей.
Поэтому я ходила сама питаться на камбуз, несколько раз объявлялась в кают-компании, где как-то даже сыграла с Клавдией в шахматы.
Не могу сказать, что воспылала к лондорцам внезапной любовью, дистанцию я собиралась соблюдать и впредь. Но все же мой разум возобладал над чувствами: я здесь, чтобы быть пилотом и летать, а не прятаться по углам, а путь к пульту управления у меня был один: продемонстрировать капитану, что я положительно настроена к команде. К тому же, с этими людьми мне в любом случае придется прожить бок о бок полгода, а значит, нужно учиться общаться.
Вечером седьмого дня моего пребывания на «Прометее» я лежала в каюте. Ребра еще давали о себе знать, поэтому совершив свой ежедневный «обход» и показавшись всем на глаза, мол, я жива и у меня все хорошо, я возвращалась к себе, чтобы отлежаться.
Пробовала читать, но хотя глаза быстро бегали по строчкам, мозг категорически отказывался воспринимать информацию. Поэтому закончилось тем, что я отложила считыватель, притянула к себе подушку и так и лежала на животе, крепко ее обняв. В первые дни после травмы такая поза была невозможна, давая нагрузку на ребра, теперь же я облегчением обнаружила, что стало почти не больно.
Я повернула голову, чтобы видеть фото брата.
— Осуждаешь? — тихо спросила я. — Играю в любезность, а у самой на душе кошки скребут. Ты бы, наверное, на самом деле уже со всеми подружился. К тебе тянулись люди, а ты тянулся к ним, — я вздохнула, — а мне ведь на самом деле никто не нужен.
После смерти Ника у меня случился нервный срыв, и я по настоянию родителей целых два года посещала психолога. И он пытался разобраться не только с моей неспособностью плакать, но и понять, почему за такой короткий срок я умудрилась растерять всех своих друзей. В итоге доктор объяснил это посттравматическим синдромом, а конкретно: «боязнью привязанностей из страха потери».
По прошествии многих лет, повзрослев, я признала, что мой детский психолог был прав. Я не сближалась с одноклассниками, понимая, что после школы все мы пойдем своей дорогой и неминуемо расстанемся. Та же история повторилась в КЛА, так как я прекрасно знала, что после выпуска каждый из нас получит назначение, кто куда, и мы можем больше никогда не встретиться. А когда началась реальная служба, ситуация усугубилась пониманием того, что любой из членов моей команды может не вернуться с задания живым. Так что и на флоте друзей я не завела.
А лондорцы? Что будет, даже если я найду в себе силы простить их за «Тринадцатилетнюю войну» и подпущу слишком близко? Моя нога никогда не ступит на Лондор, через полгода я вернусь домой, где все станет, как прежде, а этих людей я больше не увижу. А значит, оставить все, как есть, наилучший вариант.
— Когда ты никого не любишь, тебе некого терять, не так ли? — озвучила я свои мысли.
Хотя Ник на фото улыбался, я была готова поклясться, что он со мной не согласен.
Мои размышления прервал странный звук. Я прислушалась — кто-то скребся в дверь моей каюты.
Я нахмурилась и встала. Хотела подскочить, но ребра тут же напомнили о себе, поэтому о скорости пришлось забыть.
Меня ведь предупреждали, что на корабле есть питомец, которого я, правда, так ни разу не видела. Эшли объяснил мне, что Хрящ (так звали кота) не любит чужаков, и пока опасается меня и прячется в каюте капитана. Так может, он все-таки пришел познакомиться?
Я открыла дверь, в самом деле уверенная, что увижу знаменитого Хряща, поэтому смотрела вниз. Каково же было мое удивление, когда мой взгляд наткнулся на огромные ботинки!
Я резко вскинула голову.
— Привет, — Ригз улыбнулся мне во все тридцать два белоснежных зуба.
Это еще что за фокусы?
— Ты что здесь делаешь на ночь глядя? — возмутилась я. По корабельному времени уже было слишком поздно и все, кто не был на дежурстве, давно ушли спать.
— Т-с-с-с! — сержант приложил палец к губам и опасливо оглянулся в коридор, чтобы удостовериться, что мой громкий голос никто не слышал. — Не шуми.
— Да что случилось? — я послушно перешла на шепот, рассудив, что так я скорее выясню причины его странного поведения, чем если начну спорить.
— Если Александр или Эш услышат, нам несдобровать, — сообщил здоровяк.
Ну ладно, Тайлер, но старпом-то при чем?
— Кому это — «нам»? — на автомате спросила я, поздно сообразив, то вопрос: «За что нам несдобровать?» — гораздо актуальнее.