И годы полетели.
В успехе.
В удачи.
В богатстве.
В признании.
Десять лет…
Двадцать…
Тридцать…
И вот я вчера отметил свое пятидесятилетие. Проснулся сегодня ближе к вечеру после юбилейной вечеринки. В чем плюс моей принадлежности к зомби — никогда не бывает похмелья.
Я сел на диване, на котором заснул вчера, ой, то есть сегодня, и задумался.
О жизни. Да. От чего были такие мысли, я не знаю. Накатило вот. Но мне пришло в голову, что, прожив пол века и тридцать из отведенных мне фениксами, я не могу вспомнить что-то стоящее. Каждый день похож на предыдущий, да чего уж там, и на будущий тоже. Получается, что единственное, чего я добился в своей жизни — это пил, гулял и веселился? Разбазаривая заработанное? Да уж, великое достижение. Мне были даны такие возможности, и как я ими распорядился? Кто я? Или… Что?
На душе, какой бы она у меня ни была, стало муторно. Вспомнилось из детства, как бабушка затеяла в своей квартирке генеральную уборку и доверила держать мне хрустальный бокал, так как я рвался помочь. И я его разбил. Все вышло, конечно, случайно, и проклятый бокал сам буквально выскользнул из руки, но то чувство разочарования и стыда, что я не оправдал ожидания, было незабываемо.
Так и сейчас. Я не оправдал ожиданий. И даже не фениксов, нет. Их как раз-таки и оправдаю. Через десяток лет, когда сгорю, явив миру нового феникса.
А вот своих ожиданий я не оправдал. И было мучительно стыдно перед самим собой за бездарно прожитые годы.
Успею ли исправить? Вряд ли. Стоит ли пытаться? Возможно. Чего я хочу от жизни теперь? Надо подумать.
Тот образ жизни, который я вел предыдущие тридцать лет, успел наскучить мне двадцать восемь лет и четыре месяца назад. Тогда почему я так и влачил это существование? Ради престижа? Не сказал бы. Тогда зачем?
Я задавал себе простые вопросы и не находил на них ответов.
Тридцать лет.
Черт побери, да я за эти годы не удосужился даже съездить к родителям! Пустые СМС'ки, абсолютно бездушные и не несущие ни капли эмоций — вот и все мое общение. Да, я не чувствовал к ним того, что было при моей человеческой жизни, все-таки пребывание в статусе зомби накладывает свой отпечаток. Но и неблагодарной свиньей я никогда не был. До этого момента.
Мне стало интересным, а знают ли сами фениксы, какая эйфория накрывает того человека, который несет в себе эту частицу огня? Я думаю, знают. Мы настолько слабы и предсказуемы в своих желаниях, что помани пальчиком, обещая минимум блага, и мы пойдем следом, как стадо баранов.
Господи, противно-то как. И стыдно. Этот жгучий стыд испепеляет изнутри. Только от него никуда не деться, как и от совести, которая дремлет где-то, незнамо где, лет тридцать, а потом — прыг-скок! — и выскакивает в неподходящий момент, как черт из табакерки. И ума не приложишь, что теперь с ней делать.
Вот и я не знал. И нарисовалась же — не сотрешь.
Как назло, на ум приходили какие-то воспоминания из далекого детства, как то однажды я забыл сказать маме, что у нас на следующий день будет маскарад в школе, классе во втором-третьем. Естественно, ни костюма, ни маски у меня не было, и покупать было поздно, в девять-то часов вечера.
Лег я спать в расстроенных чувствах, но почти примирившись, что пойду завтра «при параде» — белый верх, темный низ. И каковы были мои радость и восторг пополам с удивлением, когда утром мама выдала мне костюм черепашки ниндзя.
Красные глаза, уставший взгляд и потухший вид говорили о том, что мама совсем не спала сегодня ночью.
Но… Панцирь из круглой диванной подушки, обшитой желто-зеленой клетчатой тканью из искусственного меха, который одевался как рюкзак и дополнительно фиксировался завязками на животе. Коричневые наколенники и налокотники на резинке. Зеленая рубашка и такие же тонкие джинсы, и — коронная фишка! — красная полумаска из искусственной кожи. Я был абсолютно счастлив.
Вот такие вот мелочи и вспоминались.
И сестра младшая говорила, что у нее внучка родилась. А я просто перевел ей денег. Где я был, что не смог приехать? У черта на куличиках на очередной вечеринке?
Я схватился за голову.
Тридцать лет!
Пролетели, и не заметил как.
Я взял телефон и позвонил маме.
- Привет, мам. Можно я приеду к тебе?
Эх, мама-мама. Ни слова упрёка. Как будто сын и не пропадал на тридцать лет. Только удивление в голосе: "У тебя все нормально?" и "Конечно приезжай, это же и твой дом тоже".
Я разрезал и выкинул старую симку и купил новую, даже не озаботившись копированием номеров. Те, которые мне были нужны, я помнил наизусть. Собрал вещи и уехал к родителям.
Небольшой двухэтажный домик за высоким забором ничуть не изменился. Большой алабай на входе сурово глянул на меня, обнажая стальные зубы в оскале.
- Тихо, малыш. - Я присел рядом с псом на корточки. - Я с добром. Блудный сын вернулся домой.
- Карай! Нельзя! Свой! - Послышался голос матери из окна. - Сынок, проходи, не бойся, он не тронет. Ты голодный? Я пирожков напекла.
Мама есть мама, и все равно, сколько лет ее ребенку - пять или пятьдесят - она всегда будет заботится о нем.
Одинокая слеза скатилась по щеке. Черт возьми, я плачу? Я стоял, опираясь на колени в дорогущих белых джинсах, на которых оставались зеленые следы от травы, и обнимал могучую шею пса, зарываясь лицом к нему в короткую светлую шерсть.
Я не плакал давно. Класса с третьего. А учитывая мою сущность, и вовсе был сдержан на эмоции. А тут. Ну чисто беременная баба. И я рассмеялся хриплым, каркающим смехом, чувствуя, как с меня сползает негативная пелена, впитываясь в родную землю, помнящую еще мое рождение.
Хорошо-то как! Хорошо! Я встал, подняв руки кверху и улыбаясь солнцу. Так и простоял, пока меня не окликнула мама:
- Ну, чего застыл статуей самому себе? А ну в дом да руки мыть, с дороги-то. А тощий, ну что твоя доска. Эй, дед, глянь-кось, сына приехал.
Где-то в глубине дома послышался говор отца.
Я дома.
Меня здесь ждут всегда. И любят.
С этого дня я помнил и наслаждался каждым прожитым моментом.
Продал свои квартиры-дачи-машины.
Часто приезжал к родителям. Помочь или даже просто так. Уговорил сделать их ремонт, и они на два месяца перебрались ко мне, в город, вместе с Караем. Чёртова собака погрызла все мои кожаные модельные туфли, куда бы я их не прятал. Поэтому два месяца я ходил в шортах и сланцах, благо погода позволяла. Резиновые сланцы он не грыз.
Проехался с контролем по своим компаниям, наведя там порядок. Ворующих уволил, работающих повысил.
Повидался с Арсением Пантелеймоновичем. Поговорили мы тогда знатно. За тремя бутылочками коньяка да закусками в пол-стола. Благо, похмелье нас не берет. Бывший мой шеф стесняться не стал и после второй распитой бутылки объяснил мне, где и в чем проявлялось мое свинство. Было стыдно. Обещал исправиться.
За год до назначенного фениксами срока я задумался, что же делать с моим накопленным благосостоянием. В итоге, решил разделить все поровну между сестрой, племянниками и благотворительностью. Родителям открыл депозитный счет в нормальном банке, ухнул туда денег под проценты с условием, что с него можно снимать через год. Как раз за год набежит нормально.
Все. И нужно как-то объяснить свое исчезновение. Родителям по восемьдесят, они могут прожить еще с десяток лет и будут интересоваться судьбой сына.
Надо было с фениксами это обговорить. Во дурак. Все узнал, кроме самого главного. Ну ладно, думаю, в конце концов буду числиться пропавшим без вести. Это лучше, чем мертвым. Дает надежду. Маленькую, но все же. Яма 2,3*1*2 метров и деревянный гроб и того не обещает.
И за две недели до своего шестидесятилетия я ушел. Заявил, что чувствую признание свое в путешествиях, объявил о принятых мною решениях по части своего благосостояния, попрощался со всеми, "на всякий пожарный" - сказал я. И ушел.
Как и сорок лет назад заказал билет в Тунис. По приезду позвонил Хамиду и был безмерно удивлен, когда тот ответил. Английский к тому времени знали вполне сносно и он, и я, поэтому говорили свободно. "А, это тот сумасшедший русский!" - вспомнил меня Хамид. - "Я так и знал, что встречу тебя еще раз!"
Да, встретишь. И проводишь.
В последний раз.
Хамид изменился мало. Казалось, только седины прибавилось в волосах, да борода отросла подлиннее. А так - все та же крепкая сухощавая фигура, умные глаза и улыбчивый рот.
Когда мы дошли до того места, с которого мне нужно было считать шаги по сторонам света, Хамид спросил, через сколько меня ждать.
"Не нужно ждать. Я не... - хотел сказать, что не вернусь. - Не знаю, когда вернусь."
На том и разошлись, попрощавшись.
И я пошел навстречу своей судьбе.
***
С той стороны меня встречали знакомые все люди. Птах и мои телохранители. Я улыбнулся и обрадовался им, как родным.
Их лица, до того момента мрачноватые, тоже просветлели. Думали, что я не приду? Так это глупо. Сгореть ведь придется все равно, так уж лучше тут, у знающих людей. То есть, фениксов.
И мы двинулись в сторону замка, разговаривая, словно старые знакомые.
Та же комната. Одежда на кровати. Готовый ужин. Почти как дома. Почти привычно.
На мой день рождения к полудню мы пошли в храм. Людей в этот раз было больше, чем тогда. Ой, то есть, фениксов. Все время забываю.
На небе, кстати, сгущались тучки, а вдалеке сверкали молнии.
- Что мне делать? - Спросил я почему-то шепотом.
- Ничего. Просто стоим и ждем. Феникс зародился в полдень. В полдень же и... - Птах замялся. - Возродится.
Я уверен, что он хотел сказать "сгоришь". Но раздумывать стало некогда, потому что огонь в чаше вдруг взвился столпом пламени чуть ли не до потолка.
Фениксы разбились на кучки и рьяно принялись обсуждать случившееся, я так понял, из ряда вон выходящее, событие.
- Что-то пошло не так? - Спросил я у стоящего рядом Птаха, почти единственного, кто не запаниковал.
- Огонь ведет себя не так, как обычно.
- А как было обычно?
- Все просто: в полдень циорни возгорался. И все. Потом, когда огонь спадал, в его прахе лежало крупное яйцо, которое складывали в чашу с первозданным огнем, и через три дня из него вылетал феникс. Когда он остывал, то мог превращался в человеческое дитя.
И тут до меня дошло.