- Я люблю заброшенные здания или недостроенные… Ты видишь… скелет дома. Видишь его изнанку. То, из чего он сделан. Ты знакомишься с его неприятной стороной. Допустим, ты сидишь в своей красивой квартире, и не знаешь, что за тоннами штукатурки, обоями и картинами такой же страшный скелет. Но он-то все и держит… Я просто… люблю наблюдать за такими вещами.
Мы поднялись на самый последний пролет. Крыши не было. Судя по конструкции здания, здесь должен был быть еще этаж, но до него не дошли руки. И вот на этой высоте открывался вид на многоэтажки, которые мы уже миновали, на далекий торговый центр. Еще дальше виднелись сумрачные горы. А сегодня еще и небо было очень красивым. По нему стремительно неслись облака, и узор неба менялся через каждые пять минут.
- Вот это… лучшая сторона этого здания. Здесь его незавершенность сливается с небом. И оно становится совершеннее всех нормальных домов.
Она восторженно оглядывалась, а я стоял и смотрел, как преображаются ее черты. Алиса полнилась всеми оттенками позитивных эмоций. Никогда не видел, что у веселья и счастья тоже есть столько граней.
А затем она подбежала ко мне и обняла. Вот так вот с разбегу. Я ошалело обнял ее в ответ, чувствуя душистый запах ее волос. Пахло даже круче, чем в «Прованском саду». Это был ЕЕ запах.
- Спасибо. Ты показал мне сейчас что-то новое. В жизни.
- Да брось. Просто у каждого есть такие свои места.
Мы стояли, сцепившись, минут пять.
- И что ты во мне нашла? – не выдержал я.
Она подняла голову, и ее глаза наполнились бликами солнечного света.
- Просто ты… такой. Хороший. Хотя хочешь казаться хуже, чем ты есть. Я люблю говорить обо всем прямо.
Мы смотрели друг на друга еще некоторое время, а затем я ее поцеловал. Все произошло как-то естественно и легко, словно момент был уже отшлифован сотнями профессиональных сценаристов.
Я ни с кем раньше не целовался. Ее губы были мягкими и влажными. Я хотел их даже укусить до легкой боли, настолько мне понравилось ее целовать. Но лучше всего я запомнил самый первый момент, когда наши губы только соприкоснулись. Нас словно отсекло от мира. Я иногда до сих пор пытаюсь найти ту реальность, в которую мы тогда провалились вдвоем. Она возникла между небом и крышей, и в ней существовало лишь наше ощущение друг друга. Но дверь туда открылась лишь раз. Или же это просто было потрясение первого раза.
Когда мы наконец-то оторвались, то поняли, что просто так друг друга не оставим. Ни за что.
***
Так у меня появилась девушка, и это мне казалось до ужаса странным. Конечно, я часто задумывался о том, каково это иметь отношения, но по большей части меня приводили в ступор все эти примеры, которые витали вокруг меня. Я не чувствовал, что мне это необходимо. Но в таких вещах необходимость определяется личностью другого человека. Алиса превратилась в неотъемлемую часть меня.
Мы с тех пор проводили вместе все свободное время. Я не мог на нее насмотреться: на эти ровные тонкие полосы бровей, веснушки (на левой стороне носа на две больше, чем на правой), глаза, как конфеты, запястья такие тонкие, что я каждый раз боялся их сломать… Это все была она. Я мог разглядывать ее бесконечно, спрашивая себя, как так получилось, что кто-то такой чудесный, как она, вдруг достался мне.
После занятий я шел в торговый центр, и ждал, пока она закончит. Моим любимым делом было устроиться в одном из кафе напротив, и наблюдать, как она работает. Алиса всегда была улыбчива и приветлива, и это был не совсем профессиональная выучка. Она правда старалась быть искренней. Покупатели ее любили, и постоянно приставали с вопросами. Так, пока она крутилось в своем маленьком королевстве парфюмерии, я просто смотрел на нее, положив голову на сложенные руки, и чувствовал странное, незнакомое мне до этого чувство. Это была какая-то особая разновидность покоя, отдающая почему-то сытостью и умиротворением. Кажется, люди зовут это счастьем.
Иногда чувства счастья походило на пламя маленькой свечи, горящей где-то внутри. Это происходило, когда она была рядом.
Мы постоянно о чем-то болтали. Я и представить не мог, что могу так много с ней трепаться, хотя наши взгляды сильно контрастировали. Мы были, как и свет и тень. И каждый раз я стыдился своей тени. Потому что считал, что я очень мало могу предложить ей. Алиса замечала это в редкие минуты молчания, и обнимала меня так крепко, что я слегка задыхался.
Иногда она говорила странные вещи.
- Ты красивый, - задумчиво произносила она, разглядывая меня каким-то далеким затуманившимся взглядом.
В этот момент она была далеко от меня, хотя сидела рядом. Она смотрела меня как сон.
- А этот шрам делает тебя еще красивее.
Я, правда, смущался. Мне никто не говорил такого. Да и я не считал себя красивым. Может в какой-то степени привлекательнымна определенный вкус, но красивым? Это слово было мне чуждо, оно никогда не выражало мою суть. Но Алиса всегда видела что-то свое. Кажется, так были устроены девочки.
Я узнавал о ней все больше и больше. Вся ее жизнь, казалось бы, была на виду. Элитная школа, где она одна из лучших учениц, хотя с математикой не ладила. Свободно говорит по-французски, английски, и еще начала учить сама итальянский. Обожает своих близнецов, называет их «потешными», постоянно показывает фотографии, где два младенца терзают большую собаку или швыряются едой в камеру. Сама подбирает какие-то мелодии на синтезаторе, который остался от старшей сестры. Сестра уехала в Гонконг, потому что вышла замуж закакого-то китайского финансиста. Шлет им открытки с небоскребами.
Отец строит всю семью, от матери до сенбернара, даже находясь постоянно в командировках. Чаще его можно увидеть по телевизору, чем дома. Между ним и матерью большая разница в возрасте. Из-за его популярности им приходилось постоянно переезжать. Алиса успела пожить в детстве в Париже, Франкфурте и Осло. В этом непримечательном городе они остались уже на три года, и она страшно боялась, что придется снова уехать.
- Я привыкла, понимаешь? Нельзя вот так вот брать человека и увозить. Это как выдрать дерево с корнями. Я уже пустила эти корни! – эмоционально объясняла она мне.
Из этого я сделала вывод, что с отцом отношения складываются не слишком гладко. Она никогда не говорила о семейных проблемах. Но я чувствовал, что они есть. И кроются именно в сильной личности главы семейства.
- Ну, я своего отца не видел. Они расстались с мамой до моего рождения.
- И что, он никогда не объявлялся? – ее глаза становились сразу в пол-лица.
- Нет. Где-то он определенно существует, как биологическая единица. Но я никогда не ощущал его отсутствие. Возможно, потому что никогда не знал разницы. Нельзя скучать по тому, чего никогда не было.
Она недоверчиво щурилась. Я понимал, что ей сложно такое представить. Люди не всегда могут понимать такие вещи, и дело тут даже не в отсутствии у них воображения. Это просто норма жизни, у каждого она своя. Я не упрекал ее в отсутствии эмпатии. Я ни в чем не мог ее упрекнуть.
Мы не виделись только по воскресеньям. Это был семейный день, и она принадлежала им. Я же по инерции шел к своим пустырям, дамбам и заброшенным зданиям, но без нее все это имело мало смысла. Я просто торчал там в столбе сигаретного дыма, представляя, что сейчас у них дома, наверное, очень уютно, и они все смеются, шутят, близнецы метают еду, а собака хватает ее в воздухе…
И мне хотелось быть частью этого мира.
Но мой мир оставался таким же, хотя в нем определённо стало светлее. Мама бегала на свидания с загадочным «знакомым», а я про себя ставил ему звездочки. «Марокканской розой» так никто и не помылся. Кот спал целыми днями, делая перерывы только чтобы пожрать. Я тыкал его в бок, пытаясь расшевелить, но в ответ только получал ленивый удар лапой.
Одну контрольную по алгебре я завалил и пришлось переписывать ее вместе с Яном. Тот при виде меня, как всегда ехидно улыбнулся, но мы ограничились лишь сухим приветствием.
Когда я застрял в каком-то месте, я вдруг получил от него пинок под партой. Осторожно подняв глаза, я увидел, что он слегка подвигает ко мне тетрадь. Учитель на нас не смотрел. Мы сидели в набитом классе, где он вел урок, и это было нормально. Все, кто сдают что-то повторно, делают это чаще всего в таких условиях.
- ты чего? - спросил я.
- сдувай, я решил, - одними губами ответил Ян.
Меня некоторое время душили принципиальность и желание списать. Последнее победило, и я скрепя зубами скатал его решение. Ян лишь улыбнулся уголками губ. После того, как мы сдали тетради, надо было его поблагодарить.
Мы стояли в пустом коридоре, потому что вышли посреди урока. Вдали только громыхала ведром уборщица.
- Э-э-э, спасибо, - произнес я – Ты мне очень помог.
- Да не за что, - гладко ответил он – Я же лучше тебя в этом шарю… Вижу, застрял человек.
- Могу помочь с сочинениями или английским.
- Серый, ну мы же не на рынке. Что я бескорыстно не могу оказать помощь?
Я мгновение разглядывал его развеселые глаза и эту ухмылочку. Черт его разберет этого Яна. Он всегда был с каким-то подвохом.
- Ты сейчас домой?
- Нет, у меня тренировка через полчаса.
Огонек в его глазах полыхнул, как от ветра.
- Что это за тренировка? Да еще у тебя?
- Баскетбол, - лаконично ответил я.
- Интересно, - пробормотал Ян – Неожиданно как-то.
Я просто пожал плечами. Ничего объяснять не хотелось. Что я всю жизнь должен избегать любой групповой деятельности.
- Я тебя видел кстати… - сказал он как бы вскользь – Недавно в торговом центре.
- Все правильно. Люди часто видят друг друга в таких местах.
- У тебя красивая девушка, - обронил он эти слова, как пару капель воды.
Все вдруг приобрело какой-то двойной смысл.
- Не из нашей школы, как я понял.
- Нет.
- а из какой?
- это не важно.
Ян лишь ухмыльнулся и похлопал меня по плечу.
- Ну вот видишь и на тебя нашлась управа.
С этими словами он удалился, насвистывая. Я смотрел ему вслед с необъяснимой неприязнью. Что значит управа?
***
Общение с Алисой приоткрывало мне и другие истины об отношениях. В минуты, когда мы были вдвоем, и я обнимал ее, чувствуя ее сердцебиение, мне внезапно становилось страшно. Страшно от того, как сильно может один человек может привязать к себе другого за какие-то три недели.
Я уже не мог представить себе жизнь без нее. Вспоминая о своих отшельнических скитаниях по городу, я вдруг чувствовал дикую тоску, и зарывался лицом в ее волосы, чтобы изгнать образы того времени.
Я бы назвал себя бесхарактерным рядом с ней. Я делал все, что она хотела, потому что мне нравилось видеть ее счастливой. Она и не просила о безумных вещах или о многом. Но я понимал, что если бы она вдруг потребовала чего-то в этом духе, я бы не мог сказать ей «нет».
И она висела на моей шее, лохматила мне волосы, а я чувствовал себя глупой влюбленной собакой, готовой побежать за ней на край света. В этом отношении этот противный вездесущий Ян был прав. Он меня приручила. Как опытный дрессировщик, хотя все ее действия были лишены какого бы то ни было расчета.
И я не знал, как мне относиться к этим переменам во мне. Мне нравилось, что все внезапно сдвинулось с мертвой точки. Словно вселенная взяла дело в свои руки, как только я понял, что зашел в тупик со своим одиночеством. Но я и не знал, кем я был теперь. Я менялся в неизвестную мне сторону.
В один из таких моментов, я вдруг увидел себя бредущим где-то под звездным небом. Я обернулся. Башни больше не было. Как только я вышел из нее, она разрушилась.
***
Как только стало теплеть, мы часто стали гулять в парке, единственном зеленом островке нашего индустриального городка. Алиса брала с собой на прогулку их сенбернара, который носился по округе, как чокнутый, собирая на лапы всю грязь. После этого он любил подбежать к Алисе и положить ей эти лапы на колени.
У меня кроме кота никаких животных не было. В детстве еще была одна одинокая канарейка. И когда она умерла, я ревел сутки, и поклялся себе, что никогда не буду заводить птиц в клетках. Или же эта клетка должна быть размером с дом, а внутри будут расти деревья, чтобы птицам было хорошо.
Кот появился в нашем доме после канарейки, и чувствовал себя царем, оставляя везде эфемерные клубки шерсти. Мама поэтому периодически гоняла его с покрывал, но его это мало волновало. Раз в месяц его тошнило этой шерстью, и я нехотя его вычесывал, чтобы предотвратить подобное в будущем. Мы по-своему любили нашего кота, но он в нас не сильно нуждался. Хотя маму определенно жаловал больше чем меня.
Общаясь заодно с ее сенбернаром, я понимал, что собака –это идеальный друг. Я обязательно хотел завести себе однажды собаку.
Когда проклюнулась трава, Алиса стала устраивать пикники в этом парке. Мы втроем приходили туда по субботам и просто наслаждались теплеющими днями. Сенбернар носился рядом, иногда приходил к нам, и Алиса чесала его за ушком.
- Я не люблю людей, которые не любят животных, - заметила как-то раз она – Мне кажется, такие люди и других людей не любят на самом деле.
Она болтала обычно обо всем, что влетало ей в голову, но посреди этого потока, я часто замечал, что Алиса выдавала поразительно мудрые мысли.
И я влюблялся в нее еще больше.
Иногда к нам присоединялась ее подруга Вероника, которая, если честно, мне не очень нравилась. В людях, к сожалениюАлиса не всегда хорошо разбиралась. Она считала ее лучшей, и доверяла ей абсолютно все.
Я же видел, что Вероника была довольно ушлой девицей, которой был не чужд конформизм, и она во многом с вами соглашалась, но не из-за отсутствия собственного мнения. Скорее… потому что ей так было удобнее. Вероника напоминала мне чем-то Яна. Также впитывала информацию, как губка, и быстро делала из нее какие-то расчеты. Я даже в шутку предложил их спарить, но Алиса сказала, что это почему-то гнусно. Я так и не понял почему. Может, ей просто не понравилось сравнение.
Вероника внимательно разглядывала меня, и слушала наши разговоры. Потом они о чем-то чирикали с Алисой, но я всегда чувствовал ее острое внимание, даже если она на меня не смотрела. Получше Веронику мне удалось узнать, когда я как-то ушел за мороженым, но имел неосторожность вернуться в тот момент, когда они говорили обо мне. Полянка, где мы сидели, была отгорожена парой высоких елей, которые словно занавешивали своими ветками вход к ней. И вот я стоял там и слышал Веронику:
- Алиса, он же проблемный! По его лицу понятно. И потом, вот ты сейчас влюблена, и проблем сейчас как бы и нет. Но потом что будет? Я тебе объясню, как он к тебе относится. Он считает, что ему страшно повезло, таким типам вообще приличные девочки редко обламываются. Ты его перерастешь, потому что… ну подумай… кто твой отец… и какие у тебя самой планы. А он будет за тебя держаться, буквально за ноги схватиться. Я знаю о чем говорю. Это же история из жизни моей сестры! Было то же самое!
- Он не такой, - сердито отвечала Алиса – Я его знаю. У него другой взгляд на мир, но… Он добрый внутри, понимаешь? Но специально себя так ведет, чтобы никто не приставал…
- Ну, как знаешь, дорогая… мое дело предупредить. Но этот парень тебе ничего не сможет предложить. Он необеспеченный, с кучей всяких траблов… Намучаешься ты с ним.
- Прекрати каркать, - и Алиса слегка стукнула ее по голову завернутым в пакет батоном.
- Ну спасибо…
Я вынырнул из под елок, и они стремительно повернулись. У обеих на лице было какое-то растерянное выражение. Я просто сделал вид, что ничего не слышал. Но про себя подумал, насколько сильна сила убеждения этой Вероники? И в чем вообще ее интерес лезть в чужую личную жизнь? Вряд ли она заботилась обАлисе. Вероника принадлежала к тем равнодушным людям, которые изображают сочувствие, только когда того требуют обстоятельства.
Воспользовавшись позже моментом, когда мы остались одни, я спросил Алиса честно о том, что услышал. На ее лице мелькнул легкий страх, а затем она затараторила как сумасшедшая: