Место было хорошее, тихое и располагающее к самосозерцанию. Из окошка, существовавшего в виде пары выбитых в стене кирпичей, открывался отличный вид – на Озеро и рельеф ангара. Учитывая, что пол в ангаре порос травой и деревьями, вид можно было обозвать «живописным». Было трудно поверить, что такое тихое и в целом приятное место расположено в самом центре загадочной аномалии Стикс. Как пояснял Белёк, аномалия была пространственной, сиречь искажала нормальную протяженность геометрических координат в некую ненормальную. Пространство у ангара и местности вокруг было словно бы замкнуто в кольцо – так объяснял Хохмач. Войти и выйти из аномалии возможно было только через порталы, во множестве разбросанные по всему внутреннему пространству. Из Озера, которое можно было принять за некий условный «центр» замкнутого пространства, вытекало несколько ручьев. Все они в совокупности и являлись «Стиксом». Хохмачов объяснил, что изначально он обнаружил целебные свойства «аномальной» жидкости не в Озере, а в одном из таких ручьев за пределами ангара. Соответственно и назвал аномалию «Стиксом» – по названию знаменитой реки из античной мифологии. И только потом обнаружил Озеро.
Распахнутая настежь щелястая дверь на поржавевших длинных петлях открывала взгляду достаточно просторную камеру. Два скрещенных бруса, стоявших посередине, были достаточно толстые, напоминали скорее шпалы и подпирали немного вспучившийся колесом потолок. У дальней стены на почерневшем, обожженном железном листе стояла располовиненная бочка с прорезанной заслонкой, а выше громоздилась, уходя в дощато-земляной потолок, подмятая, малость сплющенная труба. И стена, и часть потолка вокруг были здорово закопченные, прямо аж в хлопьях сажи. Хохмачок водрузил коптелку на стол, а вторую пристроил на брус.
Постепенно глаза привыкли к темноте, и гость более внимательно осмотрелся. Стены и потолок кое-где были обшиты ветхим, в заляпухах сучков, горбылем, иногда попадались торчащие прямо промеж досок куски камней. Над головой Хохмачова на ржавом крюке висела старенькая торба с чем-то плоским, из которой торчала здоровенная костяная рукоятка тесака.
Рядом с «печкой» Аспирин углядел крупную обгоревшую решетку с прилипшими кусками чего-то жареного. Пол за подпорками был закидан сухими листьями и какой-то ветошью. Не слишком удобная постель. Да и холодно, наверное. Такая комнатушка, думал сталкер, годилась пережидать, а не жить. С этой же мыслью Аспирин боязливо покосился куда-то вверх. С перекрестья балок скалился, поблескивая желтоватыми клыками, медвежий череп. Медведь. Аспирин вдруг вспомнил кое-что важное.
– Слушай, Хохмач, ты знаешь, кого я в предбаннике встретил, перед тем как мы с кинетиками схлестнулись?
– Да неужели самого Боба Марли? – в притворном восторге всплеснул руками человек-монстр.
– Знаешь, честно, лучше бы его повстречал, – нахмурился Аспирин.
– Так кто же там был?
– Потапов.
– Такой здоровый? Ну, помню. И что с ним?
– Да заели его. Твари такие, с ластами, прикинь? Никогда раньше не видел. Ты не знаешь, что еще за гниды новые?
Хохмачов потянулся.
– Ну как же не знать, – довольно заявил он. – Мои это аспиды. Понимаешь… как тебе объяснить. Я ведь не просто так год целый в аномальной земле провалялся. Видать, действовала на меня вода из ручья, да и сама аномалия. Стикс этот теперь вот где у меня сидит, – с этими словами Хохмач хлопнул себя по груди, – не просто так, понимаешь? Пока лежал, мне сны снились. Разные, страшные. Замысловатые. Я как бы не просто воскресился. В каком-то смысле я теперь и есть Стикс, веришь, нет?
Хохмач наклонился к Аспирину чуть ниже и прошептал, окатывая смрадом изо рта:
– Стикс мне послушен теперь. И я теперь понял, как двигаются порталы. Это я их двигаю! Во сне и наяву, надо лишь погрузиться мне в полудрему. Представь, закрываешь глаза и видишь перед собой всю Зону!
Аспирин мгновенно изменился в лице. Он вспомнил туманное кольцо возле поляны, на которой его избивал герр Янсен. И секачей, размалывающих в труху Ёжика, Малину и прочих. И странные аномалии, встреченные им в предбаннике. Все это можно было переместить с помощью «послушного» портала.
И веселые слова Хохмача: «Я убил всех. До последнего человека».
Аспирин понял, чем пахнет изо рта мутировавшего товарища. Это был запах разложившейся человечины!
– Так это ты на нас вепрей натравил? – мягко спросил Аспирин. – И с кинетиками дружбу водишь? Разговариваешь с ними, наверное?
Хохмач кивнул. Он тоже врубился. Умолкнув на полуслове, ужасный старик обхватил руками голову, единственный глаз его вытаращился и наполнился жуткой, почти звериной тоской.
– Как ты спелся-то с кинетиками? – спросил Аспирин.
– Да обычным способом, – глухо просипело чудовище, – они… на них действует вода из Стикса. Кинетики сначала пытались меня атаковать. Но быстро поняли, что я могу контролировать порталы. Да и вообще внутри аномалии меня почти невозможно убить. Тогда наладили обмен. Они мне – шнягу всякую из-за периметра, вещи человеческие, еду. А я их по одному к Стиксу пропускаю, чтобы не старились. Так и срослись мы. Бизнес… Потом я провожу их время от времени из одной территории зоны в другую. Очень удобно, если можешь управлять порталами. Типа, я у кинетиков вроде метро. Обмен производим в камере, где ты на меня наткнулся. Я прохожу туда через пространственное окошко, они мне там еду оставляют…
– Еду? Полагаю, мне лучше не спрашивать какую?
– Да я, в общем…
– Поня-ятно. Ты на их языке бормочешь, или они по-нашему? – перебил Аспирин, которого интересовали сугубо практические вопросы.
– С Агашем только, – просипел старик. – Они хоть и боятся меня, но подходить ко мне близко очкуют, кроме него… Агаш у них типа царька или жреца. Или парторга, хрен знает. Я его писать на русском научил. И матюгаться. Тупой он, злой, но мясо мне таскает регулярно. Уважает, сволочь…
– Все-таки, значит, человеческое мясо? – В сталкере закипела злость. – Человеческое или нет?!
– Саня, я понимаю, ты никогда не согласишься со мной, – быстро заговорил мутант, как в самом начале разговора стараясь успокоить взбесившегося сталкера, – но это мука, настоящая мука. Я не человек, я не такой, как ты. Не знаю, как так случилось, но во мне действительно что-то внутри, какая-то огромная чужая, страшная жизнь! У меня все ноет, сосет, когда я вижу живое тело, мне хочется рвать его на части и глотать кусками мясо, терзать эту плоть! Потом ненавидишь себя, проклинаешь, – он расстегнул куртку и показал на впалой груди длинные борозды своих же когтей, – но я не могу это закончить, пойми, я очень боюсь смерти, мне хочется жить, хотя я и не живой уже совершенно. Во мне так мало человеческого. Зона во мне, сама Зона!
– Хохмач! – Аспирин вскочил на ноги, и голос его пронесся эхом по ангару. – Твои кинетики похитили вчера пять женщин из группы, которую я вел. Одну сожрали, – старик опустил глаз в пол, – двух я вытащил, но две должны оставаться здесь. И исчез мой напарник… надеюсь, хоть к этому ты не имеешь отношения?!
– Я умею немного за мозги брать, типа психокинетика. Это я вас рассек. Почувствовал близко живые мысли. Я его к Агашу погнал… – прохрипел сталкер Хохмачов в ужасе от собственных слов. На него жалко было смотреть, он трясся и с ненавистью впился взглядом в свою изувеченную руку, которая скребла когтями по куртке.
– Где Агаш?! – взорвался Аспирин.
– В правом туннеле. Ты что?
– Пойду их спасать! Кровушкой умою людоедов сраных!
– Саня, Саня… ты сбесился, что ли?
– Да! Ты со мной?!
Старик отшатнулся.
– Нет, нет, прости, я… не могу. Не могу. Я это, ну, зверею при виде крови, я не могу, я опасен.
– И я опасен! Для них!
– Но их там сотни.
– Десятка два!
– Стой. Саня! – Голос Хохмача был почти молящим. – На, возьми, – торопливо нормальной рукой он запихал что-то в карман сталкера, – поверь, я не могу идти с вами.
– Да пошел ты на хер! – злобно бросил ему в лицо Аспирин. – Жди, скоро тебе мяса будет вдоволь. Надеюсь, лично мной не подавишься!
– Да ты что?!
Но Аспирин уже не слушал старого друга. Он бежал к порталу, чтобы вернуться туда, откуда пришел. Теоретически Хохмачов мог закрыть перед ним межпространственный переход. Однако этого не случилось. Дымное кольцо послушно разверзло зев, и Саня прыгнул в него как в омут…
* * *
Такого ужаса Белёк не испытывал ни разу. Казалось, из каждой стены вырастали длинные щупальца, норовя схватить его и облепить горло, заползти в рот, вырвать кишки. Пол вспучивался зубастыми пастями навстречу бегущему, не разбирая дороги. Напуганный интурист ничего не видел, ничего не слышал и чувствовал только звериный ужас, рвущий артерии и жилы. Исчезнуть, сбежать, ускользнуть от настигающей смерти – вот что било в висках нарастающей барабанной дробью.
Вопреки опасениям Аспирина, полагавшего Белошапочку дохлым, интурист всего лишь провалился внутрь внезапно открывшегося портала – ей-богу, этот вид аномалии переполнял проклятые подземелья. Он свалился вниз, по всей видимости, с приличной высоты. Ноги и голову не сломал, но сильно ушибся и, очевидно, от удара потерял сознание. Когда же пришел в себя, сразу понял: уж лучше б разбился насмерть. Каземат, который он имел удовольствие обозревать из положения лежа, представлял собой узкую коробку с привычным уже сводчатым потолком. Потолок был темный, без единого источника освещения. Однако пол открытых дверей, ведущих из каземата в следующее помещение подземелья, освещался тусклым, мерцающим ядовито-зеленым светом.
– Вкус-с-сна-а…
Белошапочка вздрогнул.
Из глубины соседней комнаты, той самой, что терялась за дверью, доносились утробное чавканье и возня.
Скандинав сглотнул и посмотрел в сторону разверстых дверей. Меж них текла кровь. Хотя нет – она текла там давно. Сейчас это были лишь мутные, засаленные разводы.
Стараясь не производить ни звука, Белошапочка осторожно поднялся, буквально считая удары сердца. Он знал, что происходит за дверью, хотя отдал бы десять лет жизни, чтобы не знать. Рука сама собой потянулась к поясу. О чудо – «Орел пустыни» был там!
Как только пальцы коснулись ледяного металла, юного сталкера окатила такая волна обжигающего жара, которой не ощущал никогда. Ничто в его жизни до этого момента – ни первая сексуальная близость, ни деньги, ни родители, ни друзья, ни впечатления от путешествий и аттракционов, – НИЧТО не могло сравниться с тем фантастическим чувством, которое вдохнуло в разложившуюся от страха душу ощущение холодного пистолета в ладони!
Адреналин, казалось, заполнил все его тело, каждый его ничтожный клочок. Но это не было заполнение страхом или радостью. Это было ощущение всемогущества. Толчок ярости и желание драться. Острое, ярко выраженное и чистое – ЖЕЛАНИЕ УБИВАТЬ.
Не сознавая, что делает, не думая ни о чем, насрав на любые последствия, Белошапка отважно скользнул к двери.
Соседний зал, такой же сводчатый, как и первый, оказался уставлен высокими пузатыми цистернами, заполняющими пространство от пола до потолка. Цистерны соединялись хитросплетением труб, провисших от времени кабелей и лотков со ржавыми вентилями, хранившими следы старой краски. В дальнем углу булькал и скворчал «ведьмин студень». Тусклый зеленый свет исходил именно от него.
Но вовсе не это привлекло внимание интуриста.
Роскошным толстым ковром пол покрывали человеческие кости.
Будучи программистом, Белошапочка видел картинки с костями неоднократно – в играх, журналах и на забавных готических иллюстрациях, которые обожают любители хэви металл. Однако местные кости, можно сказать, обладали непередаваемым шармом. Внешне они выглядели совсем не представительно – однако сознавать их натуральность и реалистичность, ей-богу, стоило дорогого. Большинство «готов», подумал вдруг Белошапка, в этой комнате скончалось бы от страха.
Кровавый след, идущий от двери, тянулся дальше между цистернами. Прислушиваясь к каждому шороху, юный сталкер двинулся по этой отвратительной метке. Почти сразу впереди открылся узкий проход. В дверном проеме сидела низко склонившаяся горбатая фигура. Вопреки своему ублюдочному обыкновению мини-мудачок, как величал это отродье герр Аспирин, сидел в широком черном балахоне насыщенного иссиня-черного, почти бархатистого цвета. Однако капюшон был откинут. Бошку уродца украшал здоровый для скромной черепушки человеческий шлем. Точнее – обычная солдатская каска современного армейского образца.
Интересным, однако, представлялось то, что происходило ниже каски. Носа и глаз каннибала не было видно. За краем армейского шлема сразу открывался вид на безгубый рот. Рот шевелился. Уродец с упоением обгладывал кость, которая еще недавно была женской ногой! Кроссовка, полная крови, валялась тут же, рядом. Чуть поодаль тянулась по полу лента синюшных кишок, наполовину изжеванных и сочившихся сукровицей. Через пару-тройку метров кишки кончались открытым, словно цветок, животом Любавы, которую Белошапочка мгновенно узнал, даже не увидев лица…
Желудок подкатил к горлу, но Белошапке, как бы это сказать, вдруг стало не до рвоты. Он мог блевануть, мог обосраться от страха и упасть в обморок, но сильнее, злее и неимоверно круче всех этих «тонких» желаний его вдруг захлестнуло иное чувство, более грубое и тупое, более примитивное, низменное и пошлое, но настолько обжигающее, настолько безудержное в своей катастрофической мощи, что Белошапочка забыл о себе напрочь и навсегда!
Пригнувшись, как зверь, – и действительно превратившись в животное, – интурист осторожно подкрался к жертве.
Кинетик не спеша отложил в сторону обсосанную ногу и подцепил с пола измочаленные кишки. Потянул на себя с усилием, низко и утробно урча. С шорохом из-за ближайшей цистерны выполз безногий обрубок туловища красавицы Любавы с одной рукой. Из распущенного надвое живота потроха свисали веселыми гроздьями. В холодном воздухе туннеля от них еще поднимался слабый пар.
Горбатый монстр поднатужился, сильнее потянул кишку, которая стала растягиваться, словно сделанная из каучука, ворча приотпустил, дернул снова, напрягся, и тут внутри тела что-то затрещало и лопнуло со слабым всхлипом. Каннибал упоенно присосался к обрывку, серые капли потекли по мертвенно-желтому мутантскому лицу.
Белошапочка поднял пистолет. Он прекрасно помнил, что пуля, как и всякий «летящий» предмет, не способна причинить вред кинетику. Но вероятно, это правило было верно лишь тогда, когда мутант видел предмет и мог им манипулировать. Не теряя времени, интурист мягко вдавил спусковой крючок.
Но тот не сдвинулся с места! Интурист с удивлением посмотрел на пушку, и хотел было повторить попытку, но вдруг понял, как просчитался. Свет падал на его фигуру со стороны спины. Длинная серая тень сталкера лежала поперек комнаты. Рука с вытянутым пистолетом при этом была видна контрастно и очень четко. Значит, карлик знал, что враг здесь. Не он ли притащил Белошапочку в комнату, из которой тот только что вышел? И не он ли… не забрал пистолет?
Сидящий напротив кинетик слишком сильно презирал свою жертву. «Орел пустыни» не ведал осечек, и патроны его оставались в обойме. Но что оружие против мощи телекинеза?
Словно читая мысли человечишки, омерзительное создание неторопливо обернулось. Лицо под пехотной каской украшали многочисленные морщины и вшивенькая седая бородка. Мутант был стар. И возможно, мудр, если слово «мудрость» годится применять к людоедам. «Агаш!» – догадался Белёк. Уставившись на парня сытыми, заплывшими глазами, вождь телекинетиков-каннибалов слегка причмокнул лоснящимся, окровавленным ртом. И протянул руку с обглоданным куском потрохов.
– Будеш-ш-шь? – скрипуче вопросил он, услужливо наклонив голову.
Коротенькая, с куцыми пальчиками ручка протягивала Белошапке обрывок замусоленной кишки.
Парень судорожно сглотнул, голова его закружилась. Глаза кинетика тем временем зорко следили за каждым движением человека. Взгляд Белошапочки упал на изуродованную Любаву. Неестественно свернутое набок, оцарапанное и побитое, на него смотрело прекрасное лицо. Широко распахнутые, остекленевшие, еще влажные глаза смотрели с ужасом и мольбой. Черты были как живые. И по-женски испуганные. Ниже красивого нетронутого лица торчал штырь голого позвоночника. И обглоданные ребра.