За приём и осмотр Никита по копейке брал, хотя знахари требовали больше. Тем не менее к концу дня десять-двенадцать копеек он зарабатывал. На провизию бы хватило, но за аренду избы и на долг купцу — нет.
Но Никита был молод, полон надежд. Он относился к тем оптимистам, которые, видя наполовину наполненный стакан, говорили, что он именно наполовину полон, а не наполовину пуст, как пессимисты.
Сначала брать деньги с пациентов ему было неприятно, коробило даже, но к концу недели привык. Не ворует же он, не мошенничает, своим трудом и знаниями на жизнь зарабатывает, дело нужное, богоугодное делает, облегчая физические страдания людей. Для облегчения страданий душевных храмы и церкви есть, в них священники утешают страждущих и монету взять не брезгуют. Рассудив так, Никита успокоился.
Многим удавалось помочь без операций, и понемногу молва людская по всему городу пошла. На приём стали приходить люди действительно серьёзно больные. У себя в больнице он, не раздумывая, определил бы их в хирургическое отделение на операцию. Здесь же приходилось взвешивать, осилит ли он один весь объём? Анестезиолога, второго хирурга, операционной сестры, как и санитарки, нет и не предвидится, медикаментов и аппаратуры — тоже. Не будет ли человеку от операции хуже? Ведь главный принцип медицины ещё со времён Гиппократа — «Не навреди».
Но были и те, которым требовалась безотлагательная операция. В один из дней заявился к нему купец с торга. Он держался за живот и стонал.
— Ох, помогай! Живот болит — спасу нет!
— Давно?
— Со вчерашнего дня. Я уж и грел его, да только хуже стало.
После осмотра стало ясно — острый аппендицит. В условиях современного стационара простая операция, если не осложнена. Но если не оперировать — перитонит с последующим летальным исходом. Проще говоря, аппендикс нагноится, и гной прорвётся в брюшную полость. Выкарабкаться из этой ситуации даже при применении сильных антибиотиков непросто.
— Оперироваться надо! — твёрдо заявил Никита.
— Это под нож? — испугался купец.
— Без этого — смерть дня через три.
— Пугаешь, лекарь?
— А ты подожди три дня — сам убедишься.
Никита, зная, что так и будет, вовсе не пугал.
Купец проникся ситуацией:
— Ладно, ты и мёртвого уговоришь, а меня — тем более. Когда?
— Прямо сейчас. Ты и так уже себе навредил прогреванием.
— Кто же знал?
Купец разделся, разулся и улёгся на стол. Никита положил ему на лицо ватный тампон, смоченный эфиром.
— Дыши глубже и считай.
— Чего считать?
— Просто считай вслух. Один, два… ну и так далее.
Купец стал считать. Слова из-под ватной маски доносились глухо. В воздухе сильно пахло эфиром.
— Один, два, три…
Потом с перерывом:
— Четыре…
Ещё промежуток, и едва слышно:
— Пять…
Никита плеснул в медный таз немного самогона, положил туда инструмент, вышел в соседнюю комнату и поджёг. Лучшая дезинфекция и стерилизация инструмента — открытый огонь, вот только жечь в комнате с эфиром нельзя, можно пожар устроить.
Купец уже уснул — даже храпел. Никита повернул ему голову набок, чтобы язык не запал, и он не задохнулся. Протер живот самогоном и кольнул остриём ножа кожу. Никакой реакции. Похоже, наркоз подействовал.
Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Никита сделал разрез. Чёрт, света не хватает! В операционных бестеневые лампы, видно прекрасно. А тут, чтобы увидеть что-то в глубине раны, надо зрение напрягать.
Тем не менее аппендикс он нашёл. Багровый, воспалённый, с желтоватым налётом фибрина. Такой и трогать рискованно, может прорваться. Но глаза боятся, а руки делают. Через полчаса наркоз отойдёт, и если эфира не добавить, надо действовать быстро.
Никита перевязал аппендикс, отсёк его, вытащил, и тут аппендикс в руках лопнул, истекая гноем. Никита бросил его в заранее приготовленное ведро и вымыл руки самогоном, не жалея перевара — не дай бог инфекцию в брюхо занести. Проревизировал рану — не забыл ли тампон или инструмент? Обычно после операции, когда рана не ушита, медсестра считает инструменты и стерильные тампоны, а операционная санитарка — это же в тазу для отходов. Количество инструментов и тампонов до и после операции должно сойтись. Если не хватает — ищи в брюхе. И случаи такие были.
Только у Никиты инструментов — кот наплакал, на обеих руках пальцев хватит, чтобы сосчитать.
Он зашил рану, перебинтовал полосами из белёной и прокипячённой ткани. Купец уже стал отходить от наркоза, мычать и стонать. Потом открыл глаза:
— Где я?
— На этом свете пока. Всё хорошо. Только полежать бы тебе дня три.
— Здесь?
— Извини, постели здесь нет, не сподобился пока.
— Меня жена на улице ждёт. Там и лошадь с подводой, и товар.
— Что же ты сразу не сказал?
Никита вымыл руки и вышел на улицу.
К забору была привязана лошадь, на подводе, на узлах с товаром сидела супружница купца и грызла сушку. Увидев Никиту, она вскочила:
— Что с муженьком? Чего его нет?
— Ему сейчас покой нужен. Помоги перенести его на телегу, а завтра утром — ко мне на перевязку.
Вдвоём они осторожно перенесли пациента на телегу, уложили. По всем правилам купец должен находиться под врачебным наблюдением, только сейчас это невыполнимо. Койки в избе нужны, хотя бы две-три — для таких вот случаев. Только ведь топчаны поставить мало, пациентов кормить-поить надо, ухаживать за ними. А для этого кухарка нужна — продукты покупать. Сама жизнь подталкивала его к созданию мини-больницы. Только сложно осилить всё самому, особенно когда нет денег и нет нужных специалистов. И Никита решил, что как только он вернёт долг Куприяну, тут же займётся организацией стационара. Комната свободная есть, кровати у столяров заказать можно, кухарку нанять.
Телега с прооперированным купцом уехала, и тут Никита вспомнил, что купец не рассчитался с ним. А впрочем — ему ещё на перевязки ездить, а потом и швы снимать — свидятся.
Никита вернулся в избу, смыл кровь, самогоном протёр стол. Да и санитарку брать надо, негоже ему руки пачкать. И не потому, что белоручка — работы он не гнушался. Только руки у хирурга в чистоте должны быть. А какая чистота после мытья полов?
И ещё бы в больницу травника толкового. Нет пока аптек, не существуют — ну так некоторые болезни вполне можно травами да кореньями лечить. Не так быстро получается, как современными лекарствами, зато и побочных эффектов почти нет. А ведь травника можно хоть сейчас в избу посадить, платить ему за найм не надо. Он что на торгу снадобьями торгует, что здесь, в избе. Тут даже выгоднее, пациентов искать не надо.
Решив так, Никита сразу отправился на торг. Травников и прочих подвизающихся на поприще оказания околомедицинских услуг оказалось много.
Никитам шёл, приглядываясь к товару. Там, где продавали сушёных лягушек, толчёных тараканов и непонятное зелье в корчагах, он даже не останавливался. Понятно, это всякие шаманы, знахари, колдуны — им не место у него в лекарне. А вот у прилавка, где лежали сушёные травы, коренья, цветы, он остановился.
Травник оказался словоохотливым дедком.
Никита, изображая из себя покупателя, расспрашивал его о травах. Дедок давал толковые пояснения, но вот на предложение торговать в лекарне отказался. Ну что же, насильно мил не будешь.
Он двинулся дальше, и почти в самом конце наткнулся на тётку, закутанную в шаль.
При ближайшем рассмотрении тётка оказалась молодой женщиной лет тридцати. И товар у неё был неплохой. Никита сразу опознал чабрец, шалфей, мать-и-мачеху, листья брусники, морену красильную и другие травы. Только знал он их под современными названиями.
Они разговорились. Женщина объяснила разумно про болезни, про применение трав.
— Ты откуда всё знаешь?
— У меня и мать и бабка всю жизнь травами занимались, от них и научилась.
— Я лекарь. Хочешь у меня в избе травами торговать?
— Небось, за аренду дорого возьмёшь?
— А ничего. Будешь, как и здесь, травы больным продавать. Я к тебе своих пациентов направлять буду. Болящим-то как удобно! Но только никаких порошков из тараканов или сушёных жаб!
— Согласна. Летом на торгу хорошо, а осень настанет — промозгло, а зимой и вовсе худо.
— Так и перебирайся завтра. Знаешь, где?
— Конечно, знаю. Я грамотная, вывеску твою читала.
Никита возвращался с торга довольный. Конечно, некоторые травы, листья, корни и цветы вспоминать придётся, память поднапрячь.
Утром Софья, как звали травницу, приехала на телеге, перевезя мешки, мешочки и узелки. По избе сразу пошёл приятный запах.
Никита выделил ей небольшую комнату. Одного только не оказалось — прилавка, на котором товар должен находиться. Однако Софья лишь рукой махнула:
— Тоже мне беда! У меня сосед плотник. За мзду малую чего хочешь сделает.
— Так зови! Тебе прилавок, мне две кровати.
— Никак — спать удумал?
— Не для себя, для пациентов после операций.
— Вот ты который раз каких-то пациентов упоминаешь. Это кто будет?
— Ну если проще — больные. Я хирург, по-другому — лекарь, который болезнь ножом удаляет, скажем — нарыв.
— Понятно. Я хоть и грамотная, да не учёная.
Софья ушла и вскоре вернулась с молчаливым мастеровым. Тот складным аршином измерил место для прилавка. Потом Никита нарисовал ему кровать с размерами.
— Нет чтобы обычные лавки. Народ у нас не избалован, — пробурчал плотник. — Из какого дерева делать?
— Всё равно. Лишь бы прочно и красиво.
— Могу из сосны. Из дуба дороже выйдет.
Договорились на дуб. Сосна — материал лёгкий, но покоробиться может. А дуб — на века. Не думал Никита так быстро стационаром обзаводиться, но зачем момент упускать? И через три дня уже привезли две кровати, как и заказывал Никита — с высокими бортами, чтобы пациент упасть с неё не мог. Матрасов вот только не было — так заказать можно, и материал на выбор — из ваты или пуховые, перьевые, а многие так и вообще имели дома матрас, набитый сеном. Один раз Никита спал на таком — неудобно, шуршит и колется.
Пациенты понемногу шли — то с панарицием, когда гноилось под ногтем, то с абсцессом мягких тканей. А где гной — там всегда разрез. А в рану ещё серого толченого мха насыпали, который Никита покупал у Софьи. Мох этот — вроде природного антибиотика, помогает хорошо. А при небольших гноящихся ранах, скажем — от занозы, — неплохо шёл лист подорожника.
Через месяц с начала работы Никита отдал долг купцу, правда — сам на бобах остался, с пустой калитой. Зато долг не довлел — Никита не любил одалживаться.
А ещё через неделю произошло событие, изменившее уклад его жизни. Он уже стал привыкать к Владимиру, своей лекарне, даже какой-то интерес появился. Был бы научный склад ума — столько материала для диссертации собрать можно! Только Никита практик был.
Он уже заканчивал работу, раздумывая, куда отправиться поесть — на постоялый двор у Золотых Ворот или в харчевню на Варварке? На Варварку дальше, зато кормят — пальчики оближешь!
Софья тоже собиралась, уже платок накинула.
В этот момент у ворот остановилась подвода, заржала лошадь.
Никита вышел на крыльцо.
У ворот стояла не подвода, а настоящая карета — во Владимире их было по пальцам пересчитать. В открытую калитку ворвался боярин — в кафтане, суконной шапке, сафьяновых сапогах. Видел уже местных бояр Никита, по одежде научился различать.
— Ты, что ли, лекарь?
— Я.
— Ну слава Богу, нашли. Евстафий, помоги боярину.
И сам метнулся к карете. Дверцу открыл, подножку откинул.
Из кареты показался боярин в возрасте, сзади его поддерживал кто-то, а на подножке его под руки подхватил другой, тот, что спрашивал Никиту. Видимо — важный сановник, поскольку бояре вертелись вокруг него, как няньки вокруг ребёнка.
Никиту сразу насторожило, что сановник, согнувшись, прижимал к животу руки и едва передвигал ноги. Острый живот, насмотрелся уже таких Никита. Острый живот — это катастрофа в брюхе: прободение язвы желудка, острый панкреатит, приступ желчнокаменной болезни, аппендицит — да много чего. И, как правило, надобна операция. Можно понаблюдать час-другой, вот только анализы крови сделать невозможно.
Двое бояр бережно провели сановника в избу. Никита шёл перед ними, открывая двери.
— Раздевайте и кладите его на стол, — распорядился Никита.
На сановнике, несмотря на тёплое время года, было надето много одежды. Кафтан, тонкая ферязь под ним, рубаха шёлковая, под ней — исподняя.
Под бдительным взором бояр Никита начал осмотр.
Живот был напряжён, как доска, и при лёгком прикосновении мужчина кричал от боли. Язык сухой, пульс частил.
Насколько Никита мог, он расспросил больного. Иногда правильно, грамотно собранная история болезни могла подсказать правильный диагноз.
Понемногу крепло убеждение — желчнокаменная болезнь. Надо срочно оперировать, приступы в последнее время случались всё чаще. Только боязно. Случись летальный исход, что даже в лучших клиниках бывает — не сносить ему головы, причём не в переносном, а в прямом смысле. Ведь условий для такой операции фактически нет. Можно отказать. Чиновник тоже, с высокой долей вероятности, умрёт, но не у него в лекарне.
Никита посмотрел на землистое, страдальческое лицо боярина:
— Боярин, оперировать надо.
Тут же двое сопровождающих возмутились:
— Да знаешь ли ты, деревенщина, с кем говоришь? Это князь Елагин, правая рука самого Нащокина!
Ни о Елагине, ни о Нащокине Никита не слыхал никогда. Впрочем, мнение дворян Никиту не интересовало. Здесь должен решать сам пациент. Только он вправе распорядиться своей жизнью.
Никита взял князя за руку:
— Княже! Надо живот резать, оперировать. Не сделаем — день и ночь проживёшь только.
— А ежели резать?
Бояре снова открыли свои рты, но князь повернул к ним голову:
— Молчать! Я сам решать буду!
— Ежели резать, то по-всякому получиться может, — не стал скрывать от него серьёзности положения Никита. — Повезет с Божьей помощью — так впредь здоров будешь.
— Значит, шанс есть. Делай свою работу, лекарь. Бояр моих не бойся, без моей воли они тебе ничего дурного не сделают. Ты только скажи — что надобно?
— Пусть два матраса привезут, да подушки — после операции тебе здесь несколько дней провести придётся. Нельзя будет ехать, растрясёт.
— Тебе лучше знать. Приступай.
Князь повернул голову:
— Насчёт матрасов слышали? Ступайте.
Переглянувшись, бояре вышли. Хорошо — Софья не ушла, слушала, чем дело кончится.
Никита подозвал её к себе:
— Софья, помогать будешь. Сама видишь, человек непростой — князь и боярин, да и болезнь серьёзная.
— Ой, я крови боюсь!
— Не справлюсь я один. Инструмент подать надо, пульс посчитать.
Софья нехотя кивнула. Ну да, зачем ей проблемы? Проще травы собрать, высушить и продать. Хотя и это дело непростое. Мало того что траву нужную найти надобно, так ещё и сорвать её в определённое время суток. Какие-то растения полны сил на утренней заре, до сокодвижения, другие — поздним вечером. Тогда и эффект лечебный выше.
Тем не менее, раз решение принято, надо его выполнять.
Никита положил ватный тампон на лицо боярину, накапал эфира.
— Боярин, считай вслух, чтобы я слышал.
Пока пациент считает, стало быть, он в сознании, а как путаться начнёт — значит, наркоз действовать начал. Ежели смолк, можно проверить глубину наркоза и приступать к операции.
Так и сейчас. Боярин считать начал бодро, потом всё медленнее, и замолк. Никита кольнул его в живот кончиком ланцета. Никакой реакции. Значит, можно приступать.
Сделав разрез, он остановил кровотечение, перевязав сосуды. В брюхе боярина было полно спаек, видно — давно болячка его мучила. Обычно желчнокаменная болезнь чаще у женщин встречается, после родов. У мужчин же — любителей вкусно поесть. Как ни крути, всё вкусное вредно — те же шашлыки, выпивка. Хотя и другие факторы роль свою играют.
Он рассёк спайки, подобрался к жёлчному пузырю. Он был багровый, отёчный. В руку брать страшно — лопнет. Но шейку пузыря выделил, перевязал шёлковой нитью, перерезал. Вытащил пузырь, едва дыша, и он уже в руке лопнул. Не столько желчь потекла, сколько гной. И камней мелких полно, десятка два.