Она показывает мне дом. Говорит, как болит шея от мытья георгианских окон, что самоочищающаяся духовка на самом деле не желает очищаться сама и как трудно пылесосить ковер с высоким ворсом. Я сочувственно киваю. В спальне меня поджидает сюрприз. Я почему-то решила, что она живет одна, но здесь двуспальная кровать, по обе стороны от нее стоят будильники и лежат книги, на спинке стула висит пара мужских брюк, а в ванной я вижу бритвенные принадлежности. Лишь когда мы возвращаемся на кухню, чтобы выпить кофе за круглым дубовым столом, она заговаривает о своем партнере.
– Ваша помощь, Бет, нужна мне потому, – начинает она, словно это что-то меняет, – что я работаю с утра до вечера, а иногда еще и беру работу на дом. А мой друг работает дома. У меня нет времени следить за хозяйством, но мне не хочется, чтобы это делал он. Пусть у него будет возможность заниматься своим делом.
Это производит на меня впечатление. Я бы не отказалась от приятеля, который работает дома. У меня бы он следил за хозяйством как миленький. Я мимоходом вспоминаю Оливера, но тут же забываю о нем. Глупо считать, что все, кто работает дома, сексуальные маньяки. Может быть, этот окажется смиренным и кротким и будет послушно поднимать ноги, пока я чищу пылесосом ковер.
Я улыбаюсь Мелани. А теперь – главный вопрос:
– Сколько часов в неделю я должна работать?
– Ну, – она задумчиво обводит взглядом кухню, словно прикидывая убытки, – полагаю, мы начнем с одного дня в неделю, если не возражаете. Вас устроит пятница? Чтобы в выходные в доме было чисто.
– Да. Но я могу работать только три часа утром. В девять я отвожу дочку в садик, а в половине первого мне нужно ее забрать…
– Гм. Пожалуй, за три часа вы не управитесь. – Она погружается в размышления. – Ладно, давайте начнем с трех часов в пятницу, а потом, возможно, добавим еще один день. Сначала вы сделаете все самое основное, а окнами и прочим будете заниматься по мере необходимости. Как вы считаете?
– Это меня устраивает, – соглашаюсь я.
Я ликую. Я знала это. Я знала, что она согласится на два дня в неделю. Ей хочется немного повременить, чтобы посмотреть, как я справляюсь с работой, и тогда мы окончательно обо всем договоримся. Это вполне разумно. У меня все будет блестеть. Этот дом хорошо убирать. Здесь не слишком грязно и не слишком чисто. Мне не терпится взяться за дело.
– А как насчет каникул? – вдруг спрашивает она.
– Простите?
– Каникулы в садике. Вы сможете убирать в эти дни? У вас есть кто-то, кто присмотрит за дочкой?
Она явно не желает, чтобы у нее в квартире болталась разная мелкота. Что ж, ее можно понять. Элли наверняка будет мешать ее распрекрасному другу работать.
– Да, – без запинки вру я. – Это я предусмотрела…
Ничего я не предусмотрела. Ну да ладно, что-нибудь придумаю. Но нужно поторапливаться. Скоро пасхальные каникулы.
Я еду к Саймону в прекрасном настроении, подпевая радио. Быть может, в моей жизни наконец-то началась полоса везения.
Я стучу в дверь ключом от машины, ожидая, что мне откроет Саймон. Я слышу крики Элли и Лорен и плач Джека. Бедный Саймон. Я сразу заберу Элли, чтобы он мог уложить детей и немного отдохнуть.
Но дверь открывает не Саймон.
На пороге стоит Фэй.
– Ты? – Я застываю как вкопанная.
– Проходи, – говорит Фэй.
– Я думала, тебя нет.
– Я вернулась полтора часа назад. Саймон пошел за пиццей.
Ну, разумеется. Отпуск закончился в пятницу. Не бросать же детей на целую неделю.
– Ладно, я только соберу Элли и…
– Не хочу уходить! Не хочу уходить! – верещит Элли, подбегая ко мне. Она в соломенной шляпе и ночной рубашке, подвязанной на талии шарфом.
Лорен ползает вокруг нее по полу, изображая младенца.
– Бет, – говорит Фэй, когда девочки убегают в гостиную. – Бет, прошу тебя.
– Хорошо отдохнула? – холодно спрашиваю я.
– Да. Я рассказала бы тебе, если бы… Если бы ты со мной разговаривала! – восклицает она с неожиданным раздражением. – Сколько это может продолжаться?
– Это зависит не от меня!
Это не я потихоньку завела роман на стороне! Это не я обманывала кого только можно – мужа, детей, подругу, – шляясь невесть где со своим любовником.
– Прости меня, Бет, – торопливо говорит она, стараясь, чтобы нас не услышали дети. – Знаю, я обидела тебя, и очень сожалею. Я не хотела причинять тебе боль. Я уже говорила – я не рассказала тебе про Нила, только чтобы не вынуждать тебя лгать. Возможно, это была ошибка. Но ведь наша дружба дороже?
– Дороже чего? Твоего романа с Нилом? – зло шепчу я в ответ.
Она отводит глаза.
Ведь на самом деле вопрос только в этом.
– Что для тебя важнее? – не унимаюсь я.
– Не думаю, что это вопрос выбора, – печально говорит она. – Если ты моя подруга, почему ты не хочешь понять, что я человек. Возможно, я поступаю неправильно, но я делаю все что могу, чтобы не причинить боль другим.
– Получается не слишком.
Воцаряется молчание.
Дети успокоились и включили телевизор. Джек, похоже, уснул.
– И долго ты собираешься меня казнить? – спрашивает наконец Фэй.
– Я тебя не казню, – возражаю я. – Я жду, когда ты попросишь прощения.
– Бет, я только что это сделала. Что еще я могу добавить?
– Ты сказала, что сожалеешь. О чем? О том, что завела роман? О том, что обманывала Саймона?
Она опять опускает глаза и качает головой.
– Или о том, что ты уничтожила нашу дружбу?
Я снимаю с вешалки пальто Элли.
– Одевайся, Элли, нам пора домой. Быстренько!
Фэй снова смотрит на меня. В ее взгляде такая боль, что я невольно отворачиваюсь.
– Мстить ты умеешь, – тихо говорит она. – Я не могу бесконечно молить о прощении, Бет. Прощать меня или нет – решать тебе.
Все словно сговорились.
Черт подери!
Десять минут назад я была в таком прекрасном настроении, а теперь у меня на душе гадко, как никогда.
Пропади она пропадом, эта Фэй, вместе со своими извинениями, печальными взглядами и рассуждениями про дружбу и месть.
Это была ее затея.
Дома я набираю оператора и выясняю, что звонила моя мать. Я укладываю Элли. Прежде чем я успеваю набрать мамин номер, звонит Мартин. Я говорю ему о новой работе.
– Здорово, – радуется он. – Молодчина. Значит, начинаешь в следующую пятницу?
– Ага. Думаю, со временем мы договоримся на два раза в неделю. Мне нужно произвести на нее хорошее впечатление.
– Лей на пол побольше мастики. Это всегда помогает.
– Так ты поддерживаешь чистоту у себя в отделении? – смеюсь я.
– Временами без показухи не обойтись… – Слегка замявшись, он спрашивает: – Наверное, ты не захочешь пойти куда-нибудь завтра вечером? Завтра у меня заканчиваются ночные дежурства, и я свободен до понедельника. Можно сходить в кино или в китайский ресторан…
– Я бы с радостью…
Я говорю искренне. Когда меня в последний раз приглашали в кино или в ресторан? Мне кажется, что это было в другой жизни.
– …Но мне не с кем оставить Элли.
– Ты так и не помирилась с Фэй? – спрашивает он.
– Нет! – огрызаюсь я. – Я не собираюсь с ней мириться!
– Извини, я просто спросил.
– Ничего, – вздыхаю я. – Зря я на тебя набросилась. Мы только что столкнулись, и, похоже, она считает, что я должна одобрять все, что бы она ни делала.
– Мне казалось, что друзья ведут себя именно так, – замечает он.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не бросить трубку.
– Пожалуй, по этому пункту мы с тобой расходимся, – говорю я ледяным тоном. – А если бы твоя жена завела роман на стороне?
– Ладно, – быстро говорит он. – Я все понял. Думаю, пора сменить тему.
Согласна. Я сыта разговорами про Фэй, и мне надоело выслушивать от всех и каждого, что она права, а я нет.
– Какие планы на воскресенье? – спрашивает он. – Можно к тебе заехать? Возьмем Элли, съездим куда-нибудь… Покататься или по магазинам? Хочешь?
– С удовольствием, – улыбаюсь я, повеселев. – Можно будет… Ох! Я совсем забыла! Нет, в воскресенье я не могу. Я еду на распродажу, помочь Луизе, я убираю ее дом… то есть убирала раньше.
– Ладно, – быстро говорит он. – Тебе нужна помощь?
Когда я наконец звоню маме, она смотрит передачу по садоводству, и ей не хочется затягивать разговор. Я слышу, как громкий голос объясняет, что необходимо подрезать ветви, брать побольше навоза и остерегаться заморозков.
– Где ты была? – кричит мама, заглушая телевизор. – Я звонила тебе четыре раза!
– Меня не было дома. Я ходила на собеседование. – Я несколько приукрашиваю картину.
– Наконец-то! Надеюсь, работа приличная?
– Я тоже.
Она слушает меня вполуха.
– Зарплата хорошая?
– Прекрасная.
– Отпуск? Страховка?
– Все что надо.
– Слава богу, надеюсь, тебя приняли. Как ты сказала, где это, дорогая?
– Я все расскажу при встрече. Можешь спокойно смотреть свою передачу.
– Ладно. Бет, имей в виду, я хотела обсудить с тобой твой день рождения. Он ведь совсем скоро.
– Я помню, мама.
– Тебе исполнится тридцать.
– Это я тоже помню.
– И мы подумали, что неплохо бы сходить в ресторан.
О да. Лучше некуда. А ведь я только что жалела, что давно не была в ресторане.
– Замечательно! – говорю я. – Правда, мама, это было бы замечательно. Только ты и я?
– Да – и, разумеется, все остальные.
Остальные – это мой брат Стив с семьей и моя сестра Джил со своим приятелем. Душа у меня уходит в пятки. Ясное дело, я люблю Стива и Джил, и видимся мы нечасто, но когда мы собираемся вместе, речь обязательно заходит о моей непутевой жизни и о том, что мне надо делать, чтобы стать человеком.
– Может быть, пообедаем днем в воскресенье, чтобы взять с собой детей? – предлагает она.
Слава богу. По крайней мере, не придется пристраивать Элли. Надо бы поработать над ее манерами. У Джил детей нет, но мальчики Стива старше Элли и наверняка сидят за столом спокойно, умеют пользоваться ножом и вилкой и учтиво беседовать со взрослыми. Если Элли соорудит на скатерти композицию из кетчупа и горошка, а когда это ей наскучит, начнет ползать под столом и играть с ногами гостей, я упаду в глазах своих родных еще ниже.
– Воскресный обед – это здорово, – робко говорю я.
– Разумеется, если тебе захочется привести своего… – осторожно начинает мама.
– Посмотрим, – неопределенно говорю я. Мне кажется, что приводить Мартина на семейное сборище еще рановато.
– Что?! – Мама мгновенно выключает телевизор. Кажется, мне удалось завладеть ее вниманием. Моя реплика оказалась интереснее рассказов про навоз. – У тебя появился мужчина? – взволнованно спрашивает она. – Бет, почему ты молчала?
– Мама, у меня никого нет, – я трусливо иду на попятный. – Я сказала это просто так, мало ли кто подвернется. Кто-нибудь из старых знакомых…
– Если что, дай знать заранее, – в ее голосе слышится разочарование. – Ведь мне нужно заказать столик. Нельзя же вот так ни с того ни с сего привести еще одного человека. Не важно, кого ты приведешь, Бет, просто мне надо знать, сколько человек…
– Я понимаю. Не беспокойся, мама, никого я не приведу. Заказывай только на нас. Мы прекрасно проведем время. Я позвоню тебе, мама.
Моя мать живет одна около десяти лет – папа умер от рака, когда ему было чуть больше пятидесяти, – но она весела и жизнерадостна. По-моему, их брак был счастливым. Папина смерть была для нее страшным потрясением, я думала, она никогда от него не оправится, но вы бы видели ее теперь. У нее тьма друзей, она работает на неполную ставку на почте в своей деревне, живет в чудесном доме, все ссуды за который выплачены, ездит в прелестном маленьком «пежо» и в свои шестьдесят с небольшим выглядит моложе, чем когда-либо. В прошлом году, когда ей исполнилось шестьдесят, я спросила, не хочет ли она уйти на пенсию. Она посмотрела на меня как на сумасшедшую:
– С какой стати?
– Мама, но ведь у тебя нет никакой необходимости работать?
Папа успел обеспечить ей безбедное существование.
– Необходимости? – изумилась она. – Бет, я хочу работать. Ты этого пока не понимаешь. – Заметьте, еще один камень в мой огород. – Работа важна для души не меньше, чем любовь.
Отлично. У меня нет ни того, ни другого.
Когда я наконец уложила Элли спать и принялась мыть посуду, раздался еще один звонок. Три звонка за один вечер. Я сегодня просто нарасхват.
– Бет, это Луиза. – Я слышу, что она взволнована. – У меня хорошие новости!
Любопытно какие. Здорово, если все оказалось досадной ошибкой и на самом деле у них с Беном нет никаких проблем и им не нужно переезжать. А может, они выиграли в лотерее?
– Мы продали дом.
– Правда?
Что ж, наверное, в подобной ситуации это тоже хорошая новость.
– Очень рада за вас, – говорю я веселым голосом и с грустью думаю о Сельском домике и о том, как тяжело будет им переезжать в тесный, убогий домишко в дешевом районе.
– Мы уже подыскали новый дом, – сообщает она.
– Как вы быстро справились!
– Да. Новые жильцы хотят въехать как можно скорее. Там составлена целая цепочка. Угадай, где мы теперь будем жить?
Я знаю, на дорогой дом у них нет средств, значит, в каком-то дрянном районе. Но не могу же я сказать ей об этом прямо.
– Где?
Почему вся эта история огорчает меня больше, чем Луизу? Как она может это выносить? Почему она так быстро смирилась с тем, что ее прежняя жизнь трещит по швам? Случись такое со мной, я билась бы в истерике, обвиняя всех и каждого и делая несчастными всех вокруг.
– Дадли-роуд, Бет! За углом от твоего дома! – радостно сообщает она.
Так я и знала. Самый паршивый район. Это было ясно как божий день!
Воскресенье
Вчера действительно пошел снег, но, слава богу, он тут же растаял, а сегодня стало гораздо теплее. Элли расстроена.
– Я так хотела слепить снеговика, – ворчит она и зачерпывает ложкой молоко из тарелки с хлопьями, проливая половину на стол.
– Не грусти. Когда станет тепло, играть на улице будет еще лучше. Скоро наступит лето, будешь кататься на велосипеде… Элли! Прекрати!
Она шлепает ложкой по содержимому тарелки и наблюдает, как молоко выплескивается на скатерть и собирается в круглые капли. Я отбираю у нее ложку, она, хныкая, тянется за ней снова.
– Прекрати играть с едой! – сердито говорю я, думая о предстоящем семейном обеде. – Ты уже большая. Должна вести себя прилично, а не устраивать черт-те что.
– Не хочу, – говорит она, надувшись.
– Хорошо, раз ты ведешь себя как маленькая, я буду кормить тебя с ложки. Подвяжу тебе слюнявчик и посажу на высокий стул, – угрожаю я.
Правда, высокого стула и слюнявчиков у меня нет, я давно их отдала.
– У тебя нет высокого стула, – говорит Элли.
– Куплю.
– Не купишь, – ее голос звучит менее уверенно.
– Пожалуйста, ешь нормально, тогда мне не придется этого делать, – устало говорю я, возвращая ей ложку.
– Я больше не хочу. – Она бросает ложку и слезает со стула.
– Когда ты поела, – говорю я, – нужно попросить разрешения выйти из-за стола.
Она приходит в недоумение.
– Зачем?
– Так ведут себя воспитанные дети.
– Что значит воспитанные?
– Это значит… гм… что они ведут себя как положено. Делают другим приятное.
С минуту она сидит, нахмурившись, и пытается осмыслить мои слова. Отлично. Кажется, до нее что-то дошло. Я умиленно представляю, какое прекрасное впечатление произведет она на моих родных. Я снова одену ее в красное велюровое платьице и белые колготки, и все будут восхищаться, как спокойно она сидит, дожидаясь разрешения выйти из-за стола.
– Я не хочу быть воспитанной, – объявляет Элли, спрыгивая со стула. – Ты – не воспитанная!
Похоже, придется поработать над этим еще.