– Эй, не вешай нос! – смеется Фэй, видя выражение моего лица. – Скоро пятница!
– Очень смешно! – улыбаюсь я.
На самом деле, веселого здесь мало. Я знаю, что она имеет в виду, говоря про пятницу, и стараюсь об этом не думать.
– Как представлю, тошно делается, – кисло говорю я. – Это какой-то кошмар!
– Тебе видней, – отвечает Фэй.
Теперь я уже в состоянии вспоминать Дэниела спокойно. Я могу вытащить свои чувства, как письмо из конверта, повертеть так и эдак и аккуратно положить обратно. Долгое время я была на это не способна. Я заталкивала мысли о нем в самый темный угол своей души, убирала их с глаз долой, чтобы разобраться с собственной жизнью, с жизнью без него. Но внезапно я с изумлением обнаружила, что готова посмотреть правде в глаза и сказать: я любила его, но он ушел. При этом земля не разверзлась под ногами, а небеса не упали мне на голову. Может быть, я наконец научилась тому, о чем твердят мой доктор, моя мать и мои друзья, – принимать то, что нельзя изменить. Он не вернется – решай, как вы будете жить без него, ты и твой ребенок. Сперва принять, а потом, быть может, даже научиться радоваться новой жизни. Начать все сначала. Завести новых друзей. Найти новую работу. Нового мужчину… Нет, только не это.
Даже по пятницам.
Мы собираемся за покупками, и Фэй сажает Джека в коляску. Она надевает на него ботиночки, но он немедленно их сбрасывает.
– Не хочешь – не надо, – спокойно говорит она. – Черт с тобой. Пусть у тебя замерзнут ноги, мне наплевать.
– Мамочка сказала «черт с тобой», – делится с Элли Лорен.
– Моя мамочка все время так говорит, – парирует Элли.
В ее голосе звучит гордость за то, что я ругаюсь чаще, чем родители ее друзей. Как я умудрилась всего за четыре года так испортить ребенка?
– Думаю, он начнет требовать эти проклятые ботинки, как только мы выйдем за дверь, – бормочет Фэй, усаживая Джека в коляску. – Чертовы дети!
– Саймон тоже ругается при детях? – спрашиваю я, толкая тележку по супермаркету.
Джек сидит в тележке Фэй и через равные промежутки времени наклоняется вперед и выбрасывает покупки на пол. Лорен и Элли, две маленькие благовоспитанные леди, идут рука об руку и сокрушенно качают головами, глядя на выходки малолетнего правонарушителя.
– Вроде бы нет. Правда, он часто говорит «божье наказание». Однажды Лорен сказала ему: «Давай быстрей, папа, ты просто божье наказание!» – и почему-то его это не развеселило.
– Неужели это так трудно? Следить за собой и не говорить лишнего?
Не говорить «Вот черт!», когда роняешь бутылку молока, не кричать: «Ты заткнешься, наконец?», когда ребенок надрывается от крика. И не вопить: «Катись на все четыре стороны, ублюдок!» – когда твой парень говорит, что у него появилась другая женщина.
– Наверное, когда становишься взрослым, без этого никак, – безрадостно говорит Фэй. – Когда появляются дети, приходится сдерживаться. Начинаешь следить за собой. – Она нагибается, чтобы подобрать пачку печенья, которую только что выбросил из тележки Джек. – Теперь там будут одни крошки, Джек! Прекрати сию минуту!
Ты заткнешься, наконец, Джек? Божье наказание!
– Я не хочу взрослеть, – слышу я свой голос.
Раньше я так не думала. Как будет здорово, казалось мне, когда у нас с Дэниелом появится свой дом, родится ребенок, будет семья. Мы станем взрослыми, старшим поколением, теми, кто устанавливает правила. Теперь все изменилось. Мне хочется взбунтоваться. Я хочу назад, в то время, когда я могла вернуться домой под утро, пойти в клуб, напиться и проваляться в постели целое воскресенье. Я хочу снова стать подростком. Я хочу снова поступить в университет, хочу, чтобы все повторилось сначала, и уж на этот раз я…
Не влюблюсь в Дэниела?
Не рожу Элли?
У меня сжимается сердце, я стараюсь забыть эту мысль, засунуть ее как можно глубже, запрятать в сундук, захлопнуть крышку и запереть ее на висячий замок. Как такое пришло мне в голову? Это невозможно. Я буду жить, как живу. Ходить в магазин, готовить еду, убирать чужие дома. Оплачивать счета и держать машину под открытым небом. Многим живется куда хуже. Когда Элли пойдет в школу, я достану свой университетский диплом и найду работу в офисе. И моя мать будет мной гордиться.
– Необязательно все время быть взрослыми, – задумчиво говорит Фэй. – Можно тряхнуть стариной. В этом нет ничего дурного.
– Когда? Как?
– Пусть Элли переночует у нас. Саймон присмотрит за детьми. А мы, если хочешь, сходим в какой-нибудь клуб. Это обойдется недорого – мы ведь давно разучились развлекаться, порция водки с тоником – и привет… может быть, с кем-нибудь познакомимся. Оторвемся по полной!
– Ты замужем, – напоминаю я.
– Я в курсе.
Мне нравится Саймон, хотя, пожалуй, он странноват. И на десять лет старше Фэй. Они познакомились, когда она работала в страховой компании. Работа была временная, мы учились на последнем курсе, и он был ее боссом. Когда они начали встречаться, мне казалось, что она от него не в восторге, но я проводила все свободное время с Дэниелом и думала, что ей просто хочется, чтобы у нее тоже был парень. Иногда мы ходили куда-нибудь вчетвером, в молодежное кафе или в студенческий клуб, но там Саймон явно был не в своей тарелке. Он носил костюмы. Он разговаривал не так, как мы. Он любил другую музыку и придерживался других политических взглядов. Десять лет, которые нас разделяли, были осязаемым барьером, он словно говорил на ином языке.
– Когда я был студентом… – начинал он, и мы охали и хватались за голову. Он говорил точь-в-точь как наши родители.
Но он был очень добр к Фэй. Видимо, он любил ее, и спустя два года после того, как мы окончили университет – мы с Дэниелом тогда уже два года жили вместе, – она вышла за него замуж. Они сыграли пышную свадьбу, провели медовый месяц в Антигуа – и вот результат. Хороший дом, хорошая мебель, хорошая машина. Казалось, она счастлива.
Она в самом деле счастлива. Она все время повторяет, как она счастлива.
Тогда с какой стати этот разговор про ночной клуб?
– Я пошутила, – говорит Фэй и пожимает плечами.
– Вот и прекрасно.
Я не люблю такие шутки. Мне не нравится ее взгляд и то, как она пожимает плечами. Как ни в чем не бывало. Словно такие шутки в порядке вещей и она и впрямь готова отправиться в загул, оставив детей на попечении мужа.
– Ты могла бы с кем-нибудь познакомиться.
– Лучше утоплюсь в ванне с кислотой.
– Есть же на свете симпатичные парни. Так как насчет пятницы?
– И слышать не хочу! И симпатичные парни меня не интересуют! Не нужна мне никакая пятница!
У Фэй странный взгляд.
– Я просто спросила, не хочешь ли ты сходить куда-нибудь в пятницу вечером. Не обязательно знакомиться. Не хочешь – не надо. Просто выпить. Ты и я. Мы сто лет нигде не были.
Она хотела сказать, с тех пор как ушел Дэниел. У меня нет ни малейшего желания куда-то идти. И лишних денег у меня тоже нет.
– Мы не станем тратить много денег… – быстро говорит она.
– Дело не в этом. Луиза в этот раз заплатила мне сверх обычного за уборку в саду.
– Вспомним молодость, – подзадоривает она. – Всего один разок.
– А Саймон согласится?
– Ну конечно. Ты же его знаешь. Все равно он весь вечер сидит, уткнувшись в телевизор. Его не волнует, дома я или нет. И сколько детей спит наверху.
Значит, все в порядке.
И покупки обошлись всего в 54 фунта 29 пенсов.
То есть здесь тоже все в порядке.
А значит, жизнь не так уж плоха.
Вторник
Вторник – это Окли-Корт.
Окли-Корт находится за углом от тупика Парк-Фарм, это два больших новых дома с роскошными квартирами, со вкусом отделанными и с отличной планировкой. Все, чтобы удовлетворить Молодого Одинокого Руководителя. Если бы я была Молодым Одиноким Руководителем, я бы непременно здесь поселилась. В этих квартирах одна спальня, довольно просторная, и еще одна крохотная комнатка, где можно устроить вторую спальню, хотя куда лучше сделать там кабинет. Маленькая кухонька оборудована всем необходимым, но центром жилища является гостиная. Молодому Одинокому Руководителю не нужны вторая спальня и большая кухня – готовить ему не приходится, он питается за счет фирмы и всегда может заказать еду на дом. Придя домой после выполнения своих руководительских обязанностей и съев заказанный на дом ужин, львиную долю времени он проводит в гостиной. И она того стоит. Ворс ковра такой густой и пушистый, что в нем запросто может заблудиться небольшой котенок. Застекленные створчатые двери ведут во внутренний дворик, а на верхних этажах – на небольшой балкон. Летом здесь можно принимать друзей, устроив коктейль-вечеринку и открыв застекленные двери. В холодный зимний вечер Молодой Руководитель может привести сюда свою девушку посмотреть видео и опустить шторы, чтобы в комнате стало тепло и уютно. Это жилье немного напоминает студенческую квартиру, но здесь нет ни порванных обоев, ни мышей, ни склок из-за телефонных счетов и из-за того, чья очередь мыть посуду. А вместо коробок стоит мебель.
Я не знакома с Молодым Одиноким Руководителем, который живет в доме 4-а по Окли-Корт. Я знаю лишь его имя – Алекс Чапмэн, – и я знаю его мать. Она живет по соседству с Беном и Луизой в тупике Парк-Фарм, поэтому я и получила эту работу. Теперь я убираю новую квартиру Алекса. Сегодня я пришла сюда в третий раз. Я никогда не видела Алекса, и если он хоть чуть-чуть похож на свою мать, я немного потеряла. Спросив, сколько я беру в час, она посмотрела на меня так, точно я пукнула. Протянув мне ключи от двери и листок с адресом, она старалась не касаться моей руки, словно уборка домов – заразное заболевание и она тоже может подцепить этот опасный вирус, и тогда ей, хочешь не хочешь, придется натянуть резиновые перчатки и рабочий халат и взяться за дело. Когда она отвернулась, я потихоньку скорчила ей гримасу. Надутая старая грымза.
Но у ее сыночка, должно быть, неплохая работа.
Сказать о нем что-нибудь по его квартире практически невозможно. Вероятно, он уже прожил здесь какое-то время, хотя никаких признаков этого не видно. Нигде нет сумок с нераспакованными вещами, картин или книжных полок, которые нужно повесить, – все лежит на своем месте. Все в полном порядке. Словно на самом деле перед вами выставочный экземпляр квартиры, где никто и никогда не жил.
Интересно, почему он живет рядом со своей матерью? Почему бы ему не снять роскошную квартиру в центре Лондона, где к услугам Молодого Руководителя лучшие клубы и рестораны, где можно в четыре утра добраться домой на метро, упасть на роскошную кровать, поспать пару часов и без перебранок в пригородных автобусах и поездах отправиться в свой офис в Сити? Что за странный тип?
Он выводит меня из себя, хотя я его совсем не знаю.
Почему у него всегда такой порядок? Где крошки от тостов, масляные пятна, круги от чашек с кофе? Или он вообще не ест?
Почему его постель всегда аккуратно, без единой морщинки, застелена пуховым одеялом, на котором лежат взбитые подушки? Может, он и не спит? Может, он просто не ложится в кровать? Разве нормальный мужчина оставит постель в таком виде? Все мужчины, с которыми я спала, превращали постель в бесформенную груду скомканных одеял и подушек, напоминающую поле боя. Если я просила кого-то из них привести это безобразие в порядок, они набрасывали сверху покрывало и заявляли: «Сойдет и так». Что толку застилать постель, если через несколько часов все равно ложиться обратно и от порядка не останется и следа? Женщина привносит в жизнь мужчины великое благо – чистые простыни. «О, восхитительные чистые простыни! – восклицает мужчина. – Это настоящее чудо!» Он мурлычет и потягивается, как гигантский домашний кот, наслаждаясь прикосновением свежевыстиранного и выглаженного белья, которое постелила его заботливая подруга. Но предоставьте его самому себе, и он будет спать на одних и тех же простынях полгода. «Чистые простыни? Ради чего? Я же не намочил постель, ха-ха-ха! А, простыни? Да сойдут и эти, я и спал-то на них не больше пары недель, точно тебе говорю».
Что за мужчина складывает носки попарно?
Что за мужчина вовремя меняет рулон туалетной бумаги, да еще покупает ее впрок?
Что за мужчина покупает безделушки?
Речь идет про красивые безделушки. Дорогие, но не броские. Понимаете? Такие безделушки обычно покупают пары, которые только что обзавелись своим первым домом, но со временем все оставляют это занятие. У него есть вазы, хрустальные зверюшки и маленькие серебряные часики, которые принято дарить на круглые даты. В посудном шкафу на специальных подставках стоят фарфоровые тарелки. Господи, у него есть подставки для тарелок! В этой квартире я увидела их впервые в жизни. Что за человек Алекс Чапмэн? Вряд ли он нормальный. Помимо прочего его мать наняла меня еженедельно убирать его квартиру в течение четырех часов, но даже если я еле шевелюсь, у меня уходит не более получаса на то, чтобы пропылесосить ковер, где нет ни единой крошки и ни единой пылинки, и полчаса на уборку ванной и кухни, которые и без того сияют чистотой.
После этого у меня остается еще вагон времени.
В первый раз я чувствовала себя виноватой. Я пропылесосила всю квартиру второй раз. Я вытерла невидимую пыль с мебели и полок. Я обмахнула специальной метелкой светильники. Я изнывала от скуки. Я посмотрела на часы и выглянула в окно, подумывая, не уйти ли домой, но боялась, что мать Алекса нагрянет с проверкой.
На прошлой неделе я тешила себя надеждой, что на сей раз все будет иначе. Наверное, в первый раз он специально прибрал перед моим приходом, чтобы произвести благоприятное впечатление. Но ни один мужчина не выдержит такого больше недели. Скорей всего, в этот раз все будет как у всех – хаос на кухне, одежда на кровати, на полу пятна неизвестного происхождения. Однако, войдя в дом, я почти с огорчением обнаружила такой же безукоризненный порядок, как и неделю назад. Какой смысл платить уборщице, если ничего не пачкаешь? Впрочем, кто я такая, чтобы это обсуждать? Впервые деньги доставались мне так легко.
Сегодня я приняла решение. Если так будет продолжаться и впредь, я постараюсь извлечь из этого максимум пользы. Я найду, куда деть это время, время, которое он купил, но которое ему не нужно. Я не стану тратить его впустую. Я займусь тем, что хотела делать всегда. За полчаса я пропылесосила квартиру, в которой не было ни пылинки, и протерла мебель, на которой не было ни пятнышка, убрала тряпки и пылесос, приготовила себе кофе и вздохнула полной грудью. Алекс Чапмэн и его надменная матушка ни о чем не узнают, квартира будет в полном порядке, остальное их не касается.
– Тебе приходилось обманывать? – спрашиваю я Фэй за ленчем у нее на кухне.
– Например? Мошенничать? Однажды перед экзаменом по математике я написала на руке несколько формул. Но все равно провалилась.
– Нет, я не про то, такое делают все. По-настоящему.
– В день рождения Николь Дэвидсон я трахалась с приятелем на ее заднем дворе, когда она вырубилась в спальне после вечеринки. Ей тогда исполнился двадцать один год.
– Да ты что? А я и не знала!
– Она тоже! – смеется Фэй.
– Ну, а… приходилось ли тебе… ну, понимаешь… сделать что-то действительно нечестное… Например, с деньгами…
– Украсть?
– Что-то вроде.
Она задумчиво откусывает кусок сандвича с тунцом и принимается жевать.
– Бесплатно ездила в автобусах и на метро. Тысячу раз.
– И все?
– Что с тобой? Хватит меня допрашивать! Твоя очередь!
– Погоди. Мне нужно это знать.
– Ладно… Однажды я украла какую-то ерунду в супермаркете. Мне было десять лет.
– Послушай. Если бы тебе платили за работу, которую ты не делаешь, ты бы чувствовала себя виноватой? Если никто про это не знает? Ты бы призналась – например, своему боссу, – что ты ничего не делала? Или нет?
Фэй таращит глаза:
– Что это ты вдруг?
– Просто интересно.
– Ладно, выкладывай. Что случилось?
– Ничего. Я просто спросила. Давай я приготовлю еще кофе.
Я убираю квартиры, потому что это позволяет мне распоряжаться своим временем. Сейчас главное для меня – Элли. Если бы я работала в офисе, то есть имела нормальную работу, я не могла бы вернуться домой к обеду и забрать ее из садика или от Фэй. Мне пришлось бы найти для нее няню, а няне нужно платить. Значительная часть моих доходов ушла бы на оплату услуг няни. А что, если няня не понравится Элли? Иногда дочь капризничает, даже когда нужно ехать к Фэй, а оставив ее на весь день, я бы просто сошла с ума от волнения. Так есть ли в этом какой-то смысл?
Поэтому, сказать по правде, пока я не собираюсь искать приличную работу.
Конечно, когда Элли пойдет в школу, я этим займусь. Тогда ее все равно целый день не будет дома, а каникулы – что ж, начну платить Фэй, уговорю ее брать деньги за то, что Элли остается с ней на весь день, пока я буду занята на своей приличной работе. На работе, которая позволит моей матери гордиться, что я окончила университет.