– Тас! Джес сегодня придет?
– Пойдем потом к Оскару или нет, Гас?
Гас, Кас, Шас, Тас. Интересно, как их зовут на самом деле? Я наблюдаю, как они курсируют между баром и столиками с пивом, водкой, грудами чипсов и сигарет, смеются и засовывают в кошельки и карманы пачки денег. Эта молодежь богата. У них хорошая работа, добротная одежда и большие планы на будущее, им есть над чем посмеяться. Они не станут перебиваться временной работой и не думают заводить детей.
– Тебе когда-нибудь хотелось быть как они? – спрашиваю я Фэй, которая принесла пиво, и киваю в сторону шумной молодежи.
– В свое время и мы были такими, – говорит она. – Когда учились в университете. Мы тоже любили повеселиться.
– Вот только денег у нас не было.
– Деньги еще не все.
Мне не хочется с ней спорить. То, что я могу сказать, слишком банально: легко так говорить, когда ты не нуждаешься.
– Можно быть обеспеченным, – продолжает она, – даже богачом, но несчастным.
– Разумеется, но все-таки неплохо иметь возможность поразвлечься и не считать каждое пенни.
Она пожимает плечами:
– Не суди по первому впечатлению. Люди могут быть несчастны, изнывать от скуки, но красиво одеваться и развлекаться, делая вид, что прекрасно проводят время…
– Я бы так не смогла, – говорю я, делая большой глоток. – Зачем притворяться? Если ты несчастен, нужно как-то менять свою жизнь.
Фэй не отвечает. Я вижу, что она смотрит на дверь.
– Что? – спрашиваю я. – Что случилось?
– Ничего. Наверное, ты права, но не все так просто. Если человек несчастен. Не так просто что-то изменить. Если речь идет о других людях.
– Я не понимаю, о чем ты? – недоумеваю я.
– Извини. – Она со стуком ставит бутылку на стол и спрашивает: – Хочешь еще пива?
– Господи, Фэй, я еще не выпила и половины. К тому же теперь моя очередь.
– Не волнуйся. Заплатишь в следующий раз. Пойду возьму еще.
Я смотрю, как она идет к стойке. Она меня озадачила – тем, как быстро она пьет, и тем, что она говорит. Она несчастлива с Саймоном? Они поссорились? Обычно она рассказывает, когда они ссорятся, но в последнее время она ничего такого не упоминала.
Фэй долго нет, и, поискав ее глазами, я вижу, что она разговаривает с каким-то парнем. Наконец она возвращается, немного возбужденная, и молча ставит на стол пиво.
– Кто это был? – спрашиваю я.
– Кто?
– Этот тип у стойки.
– А… – Она неопределенно машет рукой. – Он заговорил со мной, пока мы стояли в очереди.
Она меняет тему. Мы говорим о детях. О садике. О предстоящей встрече с будущей учительницей девочек в школе. О Джеке и его капризах.
Мы допиваем по второму пиву, и я иду к стойке заказать еще. Я немного захмелела. Я отвыкла от этого. Теперь я могу рассмотреть парня, который разговаривал с Фэй. Он сидит на табурете у стойки со своим приятелем. Оба хорошо одеты, примерно наших лет, пьют неразбавленное виски. Пока я заказываю пиво, тот, что говорил с Фэй, оборачивается и смотрит на меня. Потом снова на Фэй. Он высокого роста, смуглый, с коротко подстриженными волосами и модной щетиной. Я оборачиваюсь и успеваю заметить, что она ему улыбнулась.
– Ты ведь пошутила? – говорю я, возвращаясь за столик. – Насчет того, что хочешь с кем-нибудь познакомиться?
– Конечно! А что?
– Ты явно положила глаз на этого парня! Я видела. Вон как он на тебя смотрит.
– Бет! Перестань. Подумаешь, посмотрела! Большое дело – перекинуться парой слов!
Произнося эти слова, она снова улыбается ему.
Я не верю своим глазам.
– Ты не забыла, что ты замужем? – резко говорю я.
– Ради бога! Он что, в постель меня приглашает? Что на тебя нашло?
Может быть, я и правда хватила через край. Алкоголь ударил мне в голову.
– Они идут сюда. – Я вижу, как этот тип и его приятель слезают с табуретов у стойки бара и идут к нам.
– Ну и что? Мы должны уйти? Неужели нельзя немного поболтать с парой вполне безобидных…
– Можно. Извини. Ты права. Ничего страшного.
– Привет, девушки. Хотите еще выпить?
Я смотрю на Фэй. Она продолжает улыбаться смуглому. Разумеется, в этом нет ничего страшного.
– Почему бы и нет! – без запинки отвечает она, словно ждала вопроса. – Большое спасибо.
– Нил, – представляется он.
– Мартин, – говорит тот, что пониже ростом, улыбаясь мне. – Что будешь пить?
– Пиво «Бекс», – отвечаю я, – пожалуйста.
Мартин направляется к бару, чтобы сделать заказ, а Фэй и Нил беседуют. Из-за музыки и гвалта им приходится пригнуться друг к другу. Он говорит ей что-то смешное, она хохочет, откидывая голову, ее глаза сияют, и теперь я могу со всей определенностью сказать, что она пришла сюда именно ради этого.
Фэй может говорить что угодно, но ей хотелось подцепить парня.
А ее муж сидит дома с нашими детьми.
Лучше некуда.
Суббота
После ухода Дэниела я возненавидела выходные. Обычно мы с ним валялись в постели допоздна. Когда Элли подросла и научилась сама вылезать из кроватки, она тоже стала приходить по утрам к нам в комнату, прижимая к себе плюшевого мишку и сунув пальчик в рот. Она залезала в постель и прижималась к нам, обвивая наши руки своими крохотными нежными ручонками, и мы втроем погружались в блаженную дремоту, а солнце поднималось все выше, пока утро не превращалось в день.
С уходом Дэниела прелесть утренней дремоты исчезла. Я по-прежнему радовалась, чувствуя сквозь сон, как Элли, маленькая и теплая, ныряла ко мне под одеяло, но потом мы обе начинали ворочаться, мешая друг другу, и наконец, потеряв терпение, я сбрасывала одеяло на пол и заставляла себя вылезти из постели, с тяжелым сердцем и вялым телом, ворчливая и мрачная с самого утра, словно впереди обычный будний день.
Теперь мне стало легче.
Удивительно, как быстро исцеляется человеческая душа. Когда он ушел, мне казалось, что я умру от боли; теперь, чтобы вспомнить эту боль, мне нужно хорошенько сосредоточиться. В первые дни Элли плакала и просилась к папе, а теперь она о нем почти не вспоминает. Хорошо ли это? Иногда я с тревогой думаю о том, чего она лишена. Дэниел решил, что для нее будет лучше, если он исчезнет из ее жизни.
– Она еще так мала, – сказал он, – что быстро забудет меня. Если я буду появляться и исчезать, покупать ей сладости и гулять с ней по выходным, я лишь заморочу ей голову.
Временами, когда я настроена снисходительно, мне хочется верить в его благородство. Для него это тоже нелегко, ведь он любил ее. Может быть, не так, как люблю ее я, для меня она – это я сама, часть моего тела, моей души, моего сердца, моего пульса – но так чувствует только мать, – и все же я знаю, он любил ее, я видела это по его глазам, по его улыбке, по тому, как он гладил ее по голове и брал ее за руку.
Но нередко я с обидой и болью думаю, что он избрал легкий путь. Рубец болит не так сильно, как открытая рана.
В эту субботу я просыпаюсь одна. Рядом со мной нет маленького теплого комочка, никто не поет песенки про булочки с изюмом или колеса автобуса, которые все крутятся и крутятся. Никто не стучит мне по голове плюшевым мишкой, чтобы я побыстрее проснулась. Некоторое время я лежу, разглядывая потолок и луч света, который пробивается в щель между шторами.
Дождя нет. Что ж, еще одна радость.
Элли осталась на ночь у Фэй и Саймона.
Я выскакиваю из постели и жадно выпиваю стакан воды. Давненько у меня не было похмелья. Меня мутит.
Сидя в туалете, я вспоминаю наш разговор с Фэй. Я со стоном придерживаю голову, мне кажется, что еще немного – и она отвалится, упадет и покатится по полу. Пожалуй, придется немного посидеть здесь. Не знаю, смогу ли я подняться. Пол почему-то наклоняется вбок.
Нет, я должна прийти в себя. Все будет нормально, нужно только посидеть еще пару минут.
Сдерживая тошноту, я подпираю голову рукой и закрываю глаза, но тут же открываю их снова, потому что с закрытыми глазами меня тошнит еще сильнее.
Черт побери, не торчать же мне целый день в этом проклятом туалете.
Зачем я затеяла этот дурацкий спор с Фэй?
Мы обе выпили. Если бы я не напилась, я бы не убежала, не стала бы в одиночку брать такси и не бросила ее…
Так.
Теперь я вспомнила.
Придя в себя, я отправляюсь на кухню заварить чай. Ну, конечно. Дело было так. Я оставила Фэй с Нилом, а сама взяла такси, потому что именно из-за Нила и случилась размолвка. Мы вышли из бара с Нилом и Мартином. Они хотели пойти в клуб.
– Бет, прошу тебя, – взмолилась Фэй, когда мы собрались уходить. – Пожалуйста, совсем ненадолго! Почему ты не хочешь?
– Потому что я и без того пьяна. Я хочу домой. Ведь ты говорила… Ты говорила, что мы всего лишь выпьем пива… Только ты и я.
– Да, я так и хотела, но скажи, что за беда, если мы вернемся на часик попозже, раз уж мы все-таки выбрались из дома? Нил с Мартином такие славные ребята, разве нет?
– Мы их впервые видим, – мрачно возразила я, узнавая интонации своей матери. – И что скажет Саймон?
– Саймону это знать не обязательно, – тихо сказала Фэй.
Я изумленно посмотрела на нее.
– Я хотела сказать, мы не обязаны перед ним отчитываться, – поправилась она. – Мы просто пропустим еще по стаканчику в другом месте…
– И что потом?
– А потом поедем домой, – сказала она. – Как же иначе.
– Извини, – сказала я. – Мне кажется, нам пора домой. Прямо сейчас.
Фэй обиженно надула губы:
– Ты просто зануда.
– А ты затеяла опасную игру.
Я удивлена собственными словами – я действительно здорово набралась, но это прозвучало вызывающе.
Какое-то время мы смотрели друг на друга. Фэй хотела что-то сказать, но, видимо, передумала. Я изо всех сил старалась держаться прямо.
– Ладно, раз так, – наконец сказала она, – делай как знаешь.
И зашагала прочь.
Я бросилась за ней, безуспешно пытаясь схватить ее за руку.
– Погоди! Куда ты?
– А ты как думаешь? В клуб. С Нилом.
– Отлично. Значит, я должна ехать домой одна?
– Твое дело.
Я обиженно думаю, что ее не волновало, есть ли у меня деньги на такси, и совершенно не заботило, как я в таком состоянии доберусь домой. Я сижу на кухне, пью горячий чай, и постепенно прихожу в себя, и думаю, звонить ли ей или сразу ехать за Элли. Несмотря на обиду, я волнуюсь, как она добралась домой, и не рассердился ли Саймон, что она пришла так поздно. Впрочем, она это заслужила. Я ставлю чашку в раковину, и в эту минуту раздается звонок в дверь.
– Мамочка! Мы ели ругалики! С джемом!
– Рогалики. Привет, дорогая! – Я подхватываю Элли на руки и прижимаю ее к себе. – Тебе было весело?
Через голову Элли я смотрю на Фэй.
– Не обязательно было ее привозить. Я бы за ней приехала.
– Да, мамочка, а еще у нас было луночное пиршество.
– Полуночное…
– Нет! Луночное! – важно поправляет она, высвобождаясь из моих объятий. – Саймон сказал, что полночь еще не скоро, но мы можем дождаться, когда появится луна, и устроить луночное пиршество. И мы залезли в постель, ели и кричали: «Спокойной ночи, Саймон!»
Бедный Саймон.
– Можно мне молока, мамочка? Можно мне посмотреть телевизор? Можно порисовать?
– Извини, – говорит Фэй, когда Элли убегает включить телевизор. – Она ужасно взбудоражена. Но думаю, к ланчу она выдохнется.
Она заглядывает мне в глаза, и какое-то время мы смотрим друг на друга, не произнося ни слова.
– Я привезла ее сама, – начинает она, – чтобы поговорить с тобой.
– Я слушаю.
– Я имела в виду, без Саймона. Чтобы он нас не слышал.
Я жду.
– Я сказала Саймону, что ты была со мной. В клубе.
– Зачем? Если ты не видишь в этом ничего страшного, зачем врать?
– Просто… чтобы… ну, понимаешь… чтобы он не волновался. Без причины.
– А тебе не кажется, что у него есть для этого основания?
Она теребит прядь волос.
– Почему ты читаешь мне мораль? – наконец спрашивает она.
– Я не понимаю, что ты затеяла? У вас с Саймоном все нормально? Только не надо вздыхать и отводить глаза! Что происходит, Фэй?
Она берет стул и садится к столу.
– Ничего. Все нормально. Просто мне все надоело. Звучит ужасно, я понимаю, но, сказать по правде, у нас с Саймоном все отлично, помимо того, что он старше меня и…
– Он всегда был старше тебя! Это не новость!
– Но это так не чувствовалось. Он становится… – она беспомощно пожимает плечами, – в общем, все бо?льшим занудой. Мне просто надо встряхнуться. Я не хочу причинять ему боль. Но он не ходит в клубы и бары, а мне этого не хватает, Бет! Мне хочется принарядиться и сходить куда-нибудь, немного развеяться…
– Подцепить парня?
– Только чтобы встряхнуться. Что с тобой, Бет? Зря ты не пошла с нами, мы отлично провели время. И Мартину ты очень понравилась.
– Пропади он пропадом! – взрываюсь я. – Я его знать не знаю! Мне пришлось разговаривать с ним, потому что тебе было не оторваться от Нила. А потом в одиночку добираться домой. Я в восторге!
Она внимательно и печально разглядывает столешницу. Почему-то, несмотря ни на что, я чувствую себя полной идиоткой.
– Хорошо, – говорит она, – раз так, я обещаю, что на следующей неделе мы останемся вместе. Идет?
– На следующей неделе? Кто сказал, что мы пойдем куда-то на следующей неделе?
– Ты. Вчера ночью. Мы решили, что раз нам так хорошо, мы будем выбираться куда-нибудь каждую пятницу.
– Может быть, я согласилась, потому что перебрала пива, но это было до…
– А Элли и Лорен останутся с Саймоном. Он не против!
Легка на помине, в кухню врывается Элли и требует печенья.
– Мамочка, когда я снова пойду ночевать к Лорен? Когда у нас снова будет луночный пир? Фэй разрешила! Когда, мамочка?
Я смотрю на Фэй.
– Это эмоциональный шантаж, – констатирую я.
– Нет, Бет. Это возвращение к жизни. Давай просто радоваться ей.
Возможно, я была не права. И пыталась читать мораль. Наверное, в том, что Фэй хочет немного выпить, потанцевать, пофлиртовать с мужчинами и солгать мужу, нет ничего особенного. Ведь если он ничего не узнает, ему не будет больно. Вероятно, у меня нет права ее осуждать. Ведь это ее жизнь, а не моя.
Если не учитывать, что она моя лучшая подруга. Если забыть, что я автоматически становлюсь соучастницей этого обмана; в нем участвует даже мой ребенок. Если оставить в стороне то обстоятельство, что я испытала на собственной шкуре, каково быть обманутой. И мне не хочется, чтобы Фэй подобным образом обошлась с Саймоном. Я слишком люблю их. Их обоих. И поэтому мне страшно.
Чужие неприятности не остаются где-то там, далеко, в чужой жизни, они выплескиваются через край, выходят из берегов, просачиваются в твою жизнь и становятся твоими собственными, нравится тебе это или нет. И мне это не нравится.
Утомленная Элли засыпает рано, и я достаю блокнот и ручку. Я сижу за кухонным столом и смотрю на чистый лист бумаги. Я черчу на нем линии, соединяю их и превращаю в квадраты, рисую сверху крыши, чтобы получились дома, а на крышах рисую трубы, из которых идет дым. Я разглядываю листок, покрытый домами с дымящими трубами, и размышляю, что он говорит обо мне. Я вырываю страницу и смотрю на чистый лист. Что написать? С чего начать?
Этот честолюбивый замысел я вынашиваю давным-давно, он красной нитью пронизывает невзрачную и жалкую ткань моей жизни. Бо?льшую часть времени эта тайная мечта погребена под будничной суетой и текучкой. Повседневная жизнь не позволяет мне выпустить ее на волю. Если у меня, как сейчас, случайно появляются свободные полчаса, я размышляю о ней. Пожалуйста, сурово говорю я себе, сейчас у тебя есть время. За тридцать минут ты могла бы написать сотню слов, а это уже что-то. Чтобы стать знаменитым сценаристом, надо с чего-то начать. Ты будешь мечтать до глубокой старости и, когда у тебя не останется сил держать ручку, от досады начнешь кусать себе локти.