И ещё я не могла взять в толк, как обычный человек, пусть даже профессор по демонологии, мог настолько проникнуться своими исследованиями, чтобы поверить в то, что в них исследовалось. Что, если он тоже обладал магическим зрением, но, как и я, предпочёл об этом умолчать? Эта мысль не давала мне покоя вплоть до нашей встречи и вылилась в первый же заданный мною вопрос. Профессор слабо улыбнулся.
— Я думал, вы начнёте подозревать нечто подобное, моя дорогая. Но, вынужден вас разочаровать, люди с магическим зрением рождаются не так часто, "стоящие меж двух миров" и того реже. Я имел возможность побеседовать с некоторыми из первых, но так и не удостоился удовольствия встретиться хотя бы с одним из вторых.
— Но тогда откуда вам столько известно? Существование двух миров, люди, способные видеть вампиров, сами вампиры, наконец…
— Краеугольным камнем в моих исследованиях стало то самое завещание известного вам барона. В легендах нередки упоминания о магическом зрении. В древнеиндийской погребальной традиции существовал культ питаров, или духов умерших предков. Считалось, что они пребывают в особом мире, отличном от мира людей, и даже ви́дение их отличается от человеческого. Питары видят одну половину лунного месяца, в то время как человек видит другую его половину. Так почему бы не предположить, что некоторые люди могут обладать зрением, подобным зрению питаров и видеть то, что видят они? Я задумывался об этом не раз и, когда случайно наткнулся на завещание барона, идея заняться исследованиями на эту тему перестала быть только идеей. Что касается вампиров, то едва ли можно найти мифологию, в которой бы не упоминались кровососущие существа со сверхъестественными возможностями. Каждая культура возникает как попытка человеческого ума познать и осмыслить истины мира, поэтому предположение, что создания, описанные в целом ряде культур, на самом деле существуют, вполне оправдано.
— Но тогда что-то из этих описаний должно соответствовать действительности, — вздохнула я. — Всё, что до сих пор попадалось мне, скорее напоминает заметки к сценарию третьесортного фильма ужасов.
— Как давно вы занимаетесь этой темой?
— Около месяца.
— Наука не отвечает на все вопросы, но помогает понять бессмысленность многих из них. Чем больше времени вы посвятите исследованиям, тем вернее научитесь отличать вымысел от того, что могло бы оказаться правдой.
— Время… Это как раз то, чего у меня нет.
— Я вас понимаю, — задумчиво проговорил профессор. — Время — лучший учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников…
— Поэтому я так надеюсь на вашу помощь. Я готова сидеть над книгами день и ночь, но мне нужно хотя бы направление, совет, литература…
— Разумеется, вы можете рассчитывать на мою поддержку. Я лишь должен знать, чему в вашей работе вы собираетесь уделить особое внимание.
— Меня интересуют вампиры.
— Должен предупредить, вы выбрали весьма широкое поле для исследований. Как я уже говорил, представления об этих существах имеются в целом ряде культур, в результате чего они приобрели очень обширный круг характеристик.
— Причём каждая последующая чуднее предыдущей, — согласилась я. — Но, если способность видеть вампиров даётся для того, чтобы обеспечить защиту, то кому-то должно быть известно, как уничтожить то, что представляет опасность. То есть среди сотен бредовых измышлений, как убить вампира, должен быть хотя бы один истинный способ.
— Чтобы найти этот способ, нужно сначала определить истинную суть вампира из тех же сотен предложенных вариантов, — покачал головой профессор. — Например, по верованиям многих народов западной и восточной Европы, вампирами становятся грешники и самоубийцы. Чтобы убить такого вампира, нужно прикрепить к изголовью его гроба серп остриём вниз — вампир поднимется со своего ложа и сам себя обезглавит. По некоторым представлениям, демон вдыхает жизнь в тело умершего грешника, чтобы последний стал вампиром. В этом случае вампир не имеет собственной души и охотится только за кровью невинных. Существует и прямо противоположное мнение, что вампиры всё же обладают душой, которая порхает рядом в виде чёрной бабочки с красными пятнышками на крыльях. Стоит пронзить бабочку булавкой и вампир погибнет. С приходом и распространением христианства возникли новые представления о вампирах и новые способы борьбы с ними: крест, святая вода, позаимствованные из арсенала борьбы с оборотнями серебряные пули и старый добрый осиновый кол в сердце.
— А также омела, терновник, соль, колокольный звон… Про всё это я читала миллион раз… Вампир не может ступить на освященную землю, переступить через проточную воду и порог дома, не будучи в него приглашённым…
— Не просто дома, а жилища человека, — уточнил профессор. — С этим связано поверье, что, приглашая вампира в свой дом, человек открывает дверь злу, добровольно его принимая.
Я усмехнулась при слове "добровольно".
— Скажите, профессор, что, по-вашему, составляет истинную суть вампиров?
Профессор задумался.
— Сомневаюсь, что они выглядят как монстры или что их можно отпугнуть святой водой. Также маловероятно, что они боятся серебряных пуль, железа или осинового кола. Я не думаю, что их вообще можно убить.
Моё сердце пропустило пару ударов, кровь отхлынула от лица. Профессор с беспокойством наклонился через стол.
— Что с вами?
Держа меня за руку, он махнул официантке и коротко скомандовал:
— Воды, быстро!
Но я уже овладела собой, рассеянно глянула на часы… Нужно было собираться в обратный путь. Профессор испытующе смотрел на меня.
— Что вас так расстроило?
— Вся эта информация, количество материала, который нужно переработать… Иногда я просто не знаю, что с этим делать…
— Случается со всеми, — отеческим тоном утешил профессор. — Но дам вам совет, которому неуклонно следую сам: если не знаешь, что делать, делай шаг вперёд. Я вышлю вам несколько статей о вампиризме. Когда прочтёте, дайте мне знать, и мы снова побеседуем.
Домой я возвращалась в состоянии, близком к отчаянию. За одну встречу и несколько страниц текста профессор Чэдвик дал мне больше полезной информации, чем я сама вычитала за три недели из пары десятков книг. И когда я почти поверила, что мои поиски не напрасны, он высказал вслух мысль, которую я гнала от себя изо всех сил. Что, если вампиров действительно нельзя убить? Что, если они действительно бессмертны…
Я плохо помнила, о чём говорила с Арентом в ту ночь. Но даже его подозрительный взгляд не смог вывести меня из беспросветной подавленности. На следующий день я отправилась к Анне, но там меня ждало очередное неприятное открытие. Я со всей остротой осознала, насколько далеко отошла от нормальной человеческой жизни. Чувство, что я окончательно перестала принадлежать миру беззаботно щебетавших и способных веселиться людей, не покидало ни на минуту. Что до виновника торжества, из уважения к хозяйке передвинутого в центр внимания, то я постоянно боролась с желанием его придушить. И, глядя на это ничтожество, пожалуй, впервые поняла то презрение, которое Арент испытывал к людям.
Сославшись на усталость, я рано покинула вечеринку и добралась домой засветло. В электронной почте ждало сообщение от профессора Чэдвика с обещанной информацией о вампиризме и предложением перезвонить ему, как только всё прочитаю. Отложив ноутбук, я опустилась на диван. На улице темнело, комната погружалась во мрак. Я сидела, уставившись в одну точку, пока чувство холода, медленно разливавшегося по венам, не вывело из оцепенения. Место на диване рядом уже не было пустым, и я повернула вымученно улыбающееся лицо к Аренту.
— Ты выглядишь опечаленной. Что-то случилось?
Мотнув головой, я направилась к входной двери и, уже надев куртку, оглянулась. Арент по-прежнему сидел на диване и, поймав мой взгляд, коротко кивнул на место, которое я только что покинула. Мне часто казалось, что в общении со мной Арент соблюдал некоторую осторожность. Он ни разу никого не убил на моих глазах, мало рассказывал о своём прошлом и настоящем — и то лишь в ответ на мои робкие вопросы, и весьма редко допускал, чтобы мы надолго оставались наедине. Чаще всего мы либо бродили по улицам, либо сидели в каком-нибудь кафе или ресторане. Но в этот раз он никуда не собирался. Борясь с нехорошим предчувствием, я вернулась в гостиную и послушно села рядом. Арент приподнял мою голову за подбородок и тихо спросил:
— Что с тобой происходит?
Всю неделю, пока мой мозг был занят знакомством и встречами с профессором Чэдвиком, я не раз ловила на себе мрачный взгляд Арента. Но надежда, что всё может скоро и благополучно закончиться, придавала сил, от которых после последнего разговора с профессором не осталось ничего… Сейчас я чувствовала себя загнанной в угол, но подумала, что, лёжа на земле, уже поздно бояться упасть, и спокойно призналась:
— То же, что и всегда. Страх. Сомнение. Отчаяние…
— Ты никак не хочешь отпустить их от себя, потворствуя им, словно избалованным детям. И точно так же, словно избалованному ребёнку, я потворствую тебе.
Стараясь подавить предательскую дрожь, я не сопротивлялась, когда Арент сжал мои руки в своих ледяных ладонях и повернул их запястьями вверх. У основания ладоней пульсировали тоненькие синие вены. Я представила, какое впечатление это должно производить на вампира, и захотела упасть в обморок.
— Мне странно ощущать тепло человеческого тела, которое бы тотчас не холодело в моих руках, — прошептал Арент.
Я почти перестала дышать.
— Чего ты боишься? — улыбнулся он. — Что я не смогу сдержаться? Поверь, это нелегко.
Холодные пальцы скользнули к моим запястьям и остановились там, где чувствовалось бешеное биение пульса.
— Держать в руках хрупкую человеческую жизнь. Когда-то давно меня это завораживало. Я убивал просто для того, чтобы вновь и вновь испытать это чувство. Но со временем оно стало привычным. Человеческая жизнь, никогда не имевшая для меня ценности, потеряла и эту прелесть. Люди всегда вызывали у меня презрение. При жизни я видел в них рабов, став бессмертным — пищу. Ты — первая за долгие века, к кому я приблизился, преследуя иную цель, кроме утоления голода.
Я попыталась высвободиться из пальцев Арента, но он лишь сильнее сжал мои запястья.
— Всё это время ты оставалась человеком только потому, что я позволил. Мне доставляло удовольствие общаться с тобой даже в этом жалком обличье. Но теперь я ждал достаточно.
Меня охватила паника. С ужасом глядя в безжалостные глаза Арента, я снова попыталась вырваться, но он только покачал головой. Его ладони уже переместились к моим плечам, лицо оказалось совсем близко к моему… Я отчаяно задёргалась в его руках, но с таким же успехом можно пытаться разорвать якорную цепь.
— Почему ты не сдашься? — шептал Арент. — Зачем бороться с тем, что тебе не побороть? Смирись с тем, что неизбежно, и прими то, что должна принять.
Холодные губы коснулись моей шеи, и самообладание покинуло меня окончательно.
— Не делай этого, Арент!.. Ради всего святого… Прошу тебя, только не сейчас… Я сделаю всё, что ты от меня потребуешь… только не сейчас…
Хватка Арента стала заметно слабее. Словно в тумане, я видела его бледное лицо, склонившееся к моему. Он провёл ладонями по моим щекам, и только тогда я поняла, что они были мокрыми от слёз. Арент привлёк меня к себе и ласково, словно успокаивая расстроенного ребёнка, начал гладить по волосам.
— Ты не должна страшиться того, что неизбежно. Я дал нам обоим достаточно времени: тебе, чтобы привыкнуть, себе, чтобы узнать тебя человеком. Но с каждой ночью желание обратить тебя становится всё более неодолимым. Я хочу чувствовать вкус твоей крови, хочу, чтобы она струилась по моим венам, соединяя нас в единое целое, хочу, чтобы ты была моей безраздельно, чтобы даже смерть не могла оспорить у меня прав на тебя.
Уткнувшись лбом в его грудь, я старалась не прислушиваться к часам, отбивавшим в сознании последние секунды моей человеческой жизни. Арент легко приподнял меня и уложил на диван, заботливо оперев голову о подлокотник. Опустившись рядом, убрал с моего лба растрепавшиеся волосы.
— Мне известно достаточно способов, чтобы заставить тебя действовать по моему желанию. Но я не хочу к ним обращаться. Я ждал сколько мог, теперь дело за тобой.
Глядя на него снизу вверх, я прибегла к последнему, что мне оставалось:
— Ты знаешь, я буду тебя за это ненавидеть…
— Знаю. Но готов это принять.
Я попыталась сесть, но Арент удержал меня в том же положении.
— Строптивица… В душе ты уже давно пересекла разделяющую нас грань и оставила мир людей, того даже не заметив. Мне хорошо знакомо чувство, заставляющее тебя сопротивляться до конца. Оно свойственно и мне. Но у меня есть и другие причины, которых нет у тебя.