— Я говорю не о них. А о людях, которые действительно видят нечто, скрытое от других.
Профессор сложил вместе пальцы рук и с лёгкой снисходительностью произнёс:
— Все они что-то видят. Или думают, что видят. Жрецы кельтов одурманивали себя отваром из омелы и ядовитых грибов, чтобы войти в транс, в котором им якобы открывались тайны будущего. Шаманы многих африканских племён доводят себя до того же состояния танцем. У современных ясновидящих тоже есть свои секреты. И каждый, будь то друид, африканский шаман или медиум, живущий на соседней улице, "видит" что-то, не подвластное взору других.
Борясь с готовым охватить меня разочарованием, я нервно крутила в руках ложечку.
— Вы верите в сверхъестественное, профессор?
— А вы, моя дорогая?
— Да. И я верю в существование людей, которые могут видеть сверхъестественные явления. И в то, что некоторые из их наблюдений стали известны простым людям, но со временем обросли фантастическими подробностями и превратились в сказки.
Мне показалось, в глазах профессора мелькнула заинтересованность, но в голосе снова послышалась снисходительность:
— Я тоже верил в подобное, когда был ребёнком. Но долгие годы исследований показали другое: если феномен нельзя свести к определённой причине, он нереален.
— Мне двадцать, — отрезала я. — Но возраст не имеет никакого отношения к тому, во что я верю. И очень жаль, что вы, несмотря на долгие годы исследований, не делаете различия между медиумом, живущим на соседней улице, и "стоящим меж двух миров", обладающим магическим зрением. Спасибо, что уделили мне время.
Разочарование было слишком горьким. Я вскочила со стула, надеясь уйти до того, как из глаз брызнут слёзы, но профессор поспешно поднялся следом.
— Что вы сказали?
Я в недоумении остановилась.
— Вы использовали термин, — пояснил профессор. — Редкий термин.
— "Стоящий меж двух миров"?
— Поразительно… Прошу вас, сядьте.
Совершенно сбитая с толку, я повиновалась. Профессор тоже занял своё место и уже без тени снисходительности проговорил:
— Прошу меня извинить, я не имел намерения вас обидеть. Скажите, откуда вам известен этот термин?
— Я прочитала столько литературы, что уже не могу вспомнить, где мне попадался тот или иной термин.
— Понимаю. Вы спросили, верю ли я в сверхъестественное. Мой искренний ответ: да. Я верю в существование того, что невозможно постичь только разумом. И, пожалуй, в мире есть место людям, которые видят то, что скрыто от взора других. Но, думаю, вы приехали сюда не для того, чтобы задать мне этот вопрос.
— У меня много вопросов, профессор. Прежде всего о людях, описанных в вашей статье.
— Используя ваш термин, они были "стоящими меж двух миров", что можно приравнять к высшей ступени магического зрения. Оно проявляется по-разному в зависимости от человека и его духовной силы: кто-то может заглядывать в будущее, кто-то общаться с духами умерших или определять "нечистые" места.
— А барон Вальдемар? Что именно видел он?
Профессор чему-то улыбнулся и отпил из своей чашки.
— На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Не забывайте, он жил более четырёх столетий назад и считался сумасшедшим.
— Вам известна причина его смерти?
— Источники указывают на то, что он умер от страха.
— Вызванного чем?
Профессор откинулся на спинку стула.
— Мне кажется, вам известно о бароне не меньше, чем мне, хотя бы учитывая то, что вы знаете его имя и титул, которые в моей статье не упоминаются.
Я прикусила губу, досадуя на собственную оплошность.
— В интернете мне попалось стихотворение, переписанное с манускрипта 16-го века…
— "Когда ночь сменяет день", — кивнул профессор и, отвечая на мой удивлённый взгляд, добавил:
— Я тоже пользуюсь интернетом.
— Тогда вы, наверное, знаете, что этот манускрипт — завещание барона. Правда, я не видела оригинала…
— Я видел.
— Что, по-вашему, было тенью, которой он так боялся? — выпалила я.
— Барон использует два слова для определения того, что в стихотворении именуется просто "тень" — "Gestalt" и "Wesen", что в переводе с немецкого означает "существо, сущность". Эти слова могут относиться к чему угодно.
— К чему угодно… — упавшим голосом повторила я. — Неужели у вас нет никаких догадок?..
Профессор помолчал несколько секунд, потом отчётливо произнёс:
— Официального мнения на этот счёт нет и быть не может. Лично я убеждён, что барон имел в виду вампира.
Я чувствовала, как кровь прилила к голове, даже в ушах зазвенело. Профессор вроде бы не ничего не заметил и спокойно продолжал:
— В этом, по моему мнению, и заключается основное различие между "стоящими меж двух миров" и теми, кто просто обладает магическим зрением. Далеко не всякий, кто может общаться с душами умерших или довольно точно предсказывать будущее, способен видеть потусторонних существ, таких как вампиры или демоны. Думаю, отсюда и название — "стоящий меж двух миров" — некто на пороге между нашим миром и миром потусторонним, человек, способный видеть сверхчеловеческое.
— По какому принципу это происходит? — я едва справлялась с волнением. — Люди, рождённые с этим даром… Почему они с ним рождаются?
— Боюсь, никто не сможет дать вам ответ на этот вопрос. Бо́льшая часть происходящего во вселенной случается без нашего ведома. Кроме того, сведения о таких людях весьма отрывочны и спорны. Единственное, чем я могу с вами поделиться, это предположением.
Тут он посмотрел на часы и со вздохом проговорил:
— К сожалению, я не располагаю временем, чтобы подробно ознакомить вас с моими исследованиями. Но, в соответствии с моими выводами, чаще всего способностью видеть существ, угрожавших благополучию людей, обладали те, в чьих силах было обеспечить необходимую защиту. Старейшины кланов, патриархи, жрецы, а позднее представители духовенства, то есть люди, облечённые властью и обладавшие чувством ответственности и долга. Разумеется, и среди них могли встречаться исключения.
— То есть, они рождались как бы в противовес тому, что представляло опасность?
— В какой-то мере. Хотя трудно представить, что все они сознавали свой долг. А многие, подобно барону, считались безумцами, и едва ли кто-то прислушивался к их мнению. Всё это очень относительно. Но я должен спешить. Мне искренне жаль, что приходится прервать наш разговор, который, должен признать, превзошёл мои ожидания.
Я торопливо подскочила вслед за ним.
— Позвольте ещё два вопроса, профессор. Вы… действительно считаете, что вампиры существуют?
— Уверен, что слышать подобное от учёного довольно необычно. Но да, я допускаю возможность существования sanguisugae[1], как их называл Уильям Ньюбургский. Какой ваш второй вопрос?
— Скорее это просьба — о ещё одной встрече. Понимаю, вы очень заняты, но…
— Хорошо. Вы сможете подойти сюда же в понедельник вечером часов в…
— Вечером я… работаю, — соврала я.
Профессор порылся в кармане и протянул визитную карточку.
— Позвоните мне на выходных. А сейчас прошу меня простить.
Разумеется, я не замедлила позвонить профессору, и он, несколько раз упомянув про свой плотный график, всё же согласился встретиться со мной в четверг. Тон его был дружелюбным, более того, он даже переслал мне файлы с информацией о людях, подобных барону Вальдемару. В понедельник утром я уже сидела, с головой погрузившись в чтение одной из статей, когда настойчиво зазвонил мобильный. Это была Анна. В пятницу из длительной командировки возвращался её кузен, и Анна приглашала на вечеринку, чтобы отпраздновать это событие. Я уже хотела отказаться — кузен её был редким недоумком, но в последний момент вспомнила об Аренте. Он всегда интересовался, как проходят мои дни. Я выдумывала встречи и телефонные разговоры с друзьями — поначалу, чтобы не выдать, чем занималась на самом деле. Но, заметив, что это вызывает у него недовольство, начала изобретать истории уже с целью ему досадить. Мне казалось, Арент смотрит и на меня, и на то, что осталось от моей жизни, как на нечто, всецело принадлежащее ему, и не упускала случая лишний раз показать, что он ошибается. Теперь у меня появилась возможность поступить наперекор его желаниям не только в воображении. Представив, какими подробностями обставлю посещение вечеринки в пересказе, я тут же согласилась. Закончив разговор, я на всякий случай отключила мобильный и вернулась к статьям профессора Чэдвика.
Из наблюдений профессора следовало то, что я подозревала уже давно: извечный страх человека перед чем-то за пределами его восприятия имел под собой реальную основу. Мифы и легенды постепенно складывались вокруг фактов, опиравшихся на когда-то воочию увиденные явления. Забыв про заваренный чай, я читала подборку легенд на распространённый мотив: девушка, которую сватают за видного парня, подозревает, что с ним что-то неладно, начинает следить за его ночными передвижениями и узнает, что парень совсем не тот, за кого себя выдаёт. В деталях легенды немного расходились, но всё сводилось к тому, что он оказывался либо оборотнем, либо разбойником, наказанным вечной жизнью за злодеяния, либо питающимся человеческой плотью монстром. В легендах разоблачение происходило на свадьбе, и виновного ждала кара, в реальности всё было по-другому. В качестве примера профессор приводил овеянное тайной трагическое происшествие середины 17 века. Старшая дочь шотландского аристократа Джеймса Далримпла попыталась убить своего жениха во время первой брачной ночи, уверяя, что он не человек, а чудовище. Общественность списала инцидент на несчастную любовь девицы к другому мужчине и помешательство из-за невозможности с ним соединиться. Профессор Чэдвик придерживался иного мнения: несчастная видела истинное лицо своего жениха, который на самом деле человеком не был. Это предположение подтверждалось упоминаниями о якобы неустойчивой психике девицы, отличавшейся излишне богатым воображением. С ранних лет она забавляла челядь рассказами о странных существах, которых никто, кроме неё, не видел.
Далее профессор рассматривал ещё несколько случаев проявления магического зрения. Большинство их было зафиксировано между 9 и 17 столетиями, три относились к римской античности. Отдельно он оговаривал, что все рассуждения и выводы на данную тему носят гипотетический характер и установить даже приблизительное число людей, рождающихся с этим даром, невозможно. Два обстоятельства обращали на себя внимание. Во-первых, термин "стоящий меж двух миров" не упоминался ни разу. Во-вторых, все упомянутые в статьях профессора, за исключением барона, умерли молодыми, причём смерть была насильственной и чаще всего окутана тайной.