— Если вы хотите её, просто возьмите, — предложила женщина, не подумав, но она не пожалела о сказанном. — Амелия уже не ребёнок, что бы вы там себе ни надумали…
— Ты прекрасно знаешь, что она не моя.
Ах, и вот он снова намекал на Томаса Стерлинга! Мегере хотелось выть от досады каждый раз, как только капитан вспоминал о нём и сравнивал с ним себя. Вся эта ситуация целиком и полностью была безумием, его собственной жестокой прихотью, и пиратка просто не знала, как убедить Диомара очнуться и взглянуть на вещи трезво. Но когда речь шла об Амелии, закручивался очередной круговорот сумасшествия.
— Когда же вы прекратите играть с нею? Когда всё это кончится?
— Когда я пожелаю! — рявкнул он грубо. — И однажды ей придётся выбрать… кого из нас двоих она возненавидит больше.
— С любовью шутки плохи, капитан…
— О, но ведь любовь, дорогая Мегера, — моё главное искушение! Если я и чувствую её сейчас, то сдаться ей и окунуться с головой в любовь — действительно большое искушение.
— Разве это вам не поможет?
— Нет. Потому что любовь использовать нельзя. Так она не работает.
Ей ещё многое хотелось высказать, но она видела, как он был напряжён и раздражён. Единым жестом он велел помощнице выйти, однако его приказ остановил её вдруг у порога каюты, в раскрытых дверях:
— Приведи девушку ко мне, как только появится возможность подсунуть для неё послание. Стерлинг ведь отлучился, насколько мы знаем?
Мегера устало вздохнула и скучливо повторила, как на уроке:
— Да, верно. Его нет в замке.
— Отлично! Пусть она отыщет среди почты короткую записку. Мистер Скрип встретит её со шлюпкой в бухте Мангерста, в том месте, где она… ты знаешь. Ты всё поняла?
— Да, капитан.
Мегера отвесила быстрый неуклюжий поклон и вышла. На свежем воздухе она отдышалась вволю, подставив разгорячённое лицо океанскому ветру. До чего же всё теперь было сложно!
***
Перед закатом, когда солнце ещё властвовало над горизонтом и согревало землю, Амелия смотрела на знакомое пиратское судно снизу вверх с осознанием, будто впервые его видела. В солнечном свете «Полярис» выглядел иначе, не столь грозным и величавым, с опущенными парусами и без бушприта [16], который, как позже объяснил старик Скрип, сняли для починки после недавнего столкновения вблизи островов Смол, на юго-востоке от Гебридов.
— С чем же вы столкнулись? — поинтересовалась Амелия, когда пират помог ей забраться на палубу.
— С небольшим английским бригом, сударыня. Ничего страшного, всего пара царапин да треснувший бушприт.
— А что случилось? За вами устроили погоню?
Старик закивал, слегка щурясь от солнца. Он рассказал, что после потопления королевской шхуны внимание властей к Диомару и его разбойничьей деятельности вокруг Острова возросло. Но и в этот раз они успешно расстреляли бриг англичан и ушли от погони. Девушка промолчала. Они прошлись по палубе, повстречав парочку пиратов и лоцмана Жеана, болтающегося на вантах. Увидав Амелию с высоты, молодой человек живо снял свою потрёпанную шляпу и замахал ею в знак приветствия. На что она ответила ему улыбкой и кивком головы.
Мистер Скрип провёл её мимо открытого грузового люка (девушка успела заглянуть во тьму внутренностей корабля, но ничего там не увидела) и бизань-мачты прямиком до дверей каюты капитана. Ещё издали Амелия расслышала мелодичное соло скрипки — идеальное исполнение знакомой шотландской баллады. Музыка прервалась, едва она и её сопровождающий подошли ближе. Постучав и услышав позволение войти, пират улыбнулся, галантно открыл перед нею дверь и пропустил внутрь.
Здесь ничего не изменилось со времени её прошлого визита. Всё та же атмосфера богатого убранства и мебельного беспорядка. Разве что запахи, наполнявшие комнату, теперь напоминали о пряностях и сладком мёде. Сам предводитель пиратов расположился за столом, и Амелия невольно заметила, что на этот раз он не кутался в свой тяжёлый плащ. Пресловутый шлем всё так же скрывал его лицо, и девушка со вздохом опустилась на стул напротив, когда капитан жестом велел ей присесть.
— Для начала, я хочу попросить вас не смущаться и не бояться, — прозвучал его неожиданно мягкий баритон. — Здесь вы полностью можете доверять мне, сударыня, и я клянусь выслушать вас, если вы решитесь на откровения. А во-вторых, я должен попросить у вас прощения за то, что произошло тогда, на палубе…
Она попыталась было возразить, но Диомар не позволил ей прервать его:
— И всё-таки моё поведение было неприемлемым. Я забыл, с кем именно имел дело, мне не стоило обнажать шпагу и вступать в тот глупейший конфликт. Вы были не в себе и расстроены, поэтому я обязан был отыскать иной способ вас успокоить. Спешу заверить, я бы никогда не посмел ранить вас или причинить боль! На мне лежит ответственность за вашу жизнь… как и за жизнь любого из моих людей. Понимаете, о чём я говорю, Амелия?
Она глупо закивала, уставясь на него, будто в трансе, и забыв обо всём, об окружающем мире в том числе. Его голос, произносивший её имя, создавал такую невероятную магию, такую необъяснимую алхимию, ей казалось, словно прежде она вовсе не слышала его. Мягкость его тона, граничащая с покровительственной нежностью, пробудила в ней ощущения, к которым порядочной женщине привыкать вовсе не стоило. Но разве была она порядочной? Она была грешницей уже за то, что сидела в каюте пирата, на его судне, будто на посиделках у старого друга.
— Вы задумались и унеслись прочь, — констатировал Диомар с лёгким смешком. — Лучше подкрепитесь на ночь, будьте так любезны.
Она только сейчас заметила на столе вазу со свежими фруктами, и, поскольку в горле действительно пересохло, Амелия оторвала парочку виноградинок и съела, вслух заметив, что они весьма вкусные.
— Я был рад угодить вам хоть в этом, — сказал Диомар.
Девушка уловила его намёк и с трудом проглотила остатки виноградного сока.
— На самом деле это я должна просить у вас прощения, капитан. Я вынудила вас вступить со мной в ту глупую потасовку, как вы сами заметили. Знаю, что я просила запретного, и мне очень жаль… Я посчитала, будто вы мой отец… Но какой же приятной показалась мысль о том, что он мог выжить и найти меня! — в порыве чувств на её глаза навернулись слёзы, но Амелия быстро взяла себя в руки. — Полагаю, что оскорбила вас. Это неправильно и глупо. Простите меня.
— Нет ничего постыдного в вашем желании вернуть отца. Думаю, вы с ним были довольно близки.
— В детстве я всегда и всюду следовала за ним, — улыбнулась Амелия, перекинув косу через плечо. — Я являлась наследником, которого у него не было, пока мама вновь не забеременела. Несмотря ни на что, я помню, каким нежным он был. А главное, обращался со мною, как с равной! Я была маленьким воином в его войске. Мама этого не понимала, но её забавляло моё желание походить на отца… она всегда повторяла, как мы похожи. Знаете, горе от их потери меня уничтожило…
— Понимаю. Всем нужна забота и ласка родителя.
Вам этого явно не хватало. Смутная тревога, которую вызвали в девушке его слова, в то же мгновение испарилась. Неожиданно она благоговейно ахнула, изящно подскочив с места, и бросилась к большому комоду, на котором, среди прочих безделушек, покоилась миниатюрная копия «Скелета» с надгробия Рене де Шалона, принца Оранского [17]. Прикоснувшись кончиками пальцев к статуэтке, Амелия обернулась к Диомару, бессловесно спрашивая разрешения потрогать, и тот ответил кивком головы.
— Потрясающая работа! Дядя рассказывал мне об этом творении Лижье Рише. Он видел его в церкви Сэн-Этьен, когда путешествовал в молодости. А мне оставалось лишь довольствоваться иллюстрациями.
Диомар бесшумно приблизился к ней и встал рядом, пока девушка рассматривала этот небольшой трофей, доставшийся ему после ограбления очередного голландского судна.
— Вам нравится? — спросил он.
— Очень!
— Тогда она ваша.
От удивления Амелия вскинула брови и с любопытством взглянула в темные прорези шлема.
— Вы не обязаны…
— Но мне эта безделушка не нужна.
— Вы наверняка украли её, а значит, с какой-то целью, — на её губах появилась лукавая улыбка.
Диомар пожал плечами элегантно и презрительно:
— Я просто взял её вместе с тем, что досталось мне по праву победителя. Здесь есть множество вещичек, к которым я не питаю особой любви, но храню, поскольку имею склонность к собирательству. А раз у вас этот скелетик вызвал такой восторг, можете забрать его себе. В качестве подарка.
— Вы щедры. Заботитесь о несчастных и спасаете женщин от беды. Грабите богатые суда, чтобы обеспечить своих людей и повести их в Землю Обетованную, — пробормотала девушка, пристально всматриваясь в него. — А ещё вы прекрасный музыкант, как оказалось! Вашим талантам нет числа!
— При всём этом я ещё и ловкий хладнокровный убийца. Только последний дурак, которому не дорога жизнь, стал бы обращаться со мной без крайнего почтения.
Амелия поставила статуэтку «Скелета» на место, гордо вскинула голову и взглянула на Диомара с вызовом и кокетливой улыбкой:
— Я бы и не подумала так поступать, ведь с некоторых пор мы с вами объяснились и, полагаю, теперь могли бы подружиться.
— А вы желаете дружбы, сударыня?
— Вы чудесно исполнили ту балладу, хоть я и не застала её целиком! Как жаль, что я позабыла название! — воскликнула Амелия с большим энтузиазмом, чем требовалось, чтобы, видимо, сменить щекотливую тему. — Где вы научились такой искусной игре?
— Я освоил несколько музыкальных инструментов, пока путешествовал по Средиземному морю.
— О! Как далеко! А вы не могли бы рассказать мне…
Вечер затянулся, как и их беседа, окутанная атмосферой сказок Шехерезады. Амелия смирно слушала, расположившись на дальней софе, пока Диомар рассказывал о странствиях по Италии, Греции, Турции и даже Египту; о людях, что ему довелось повстречать на пути, и как многие из них в ту пору повлияли на его собственное мировоззрение; об исторических местах, известных своей чудесной архитектурой.
Ей хотелось знать больше, хотелось слушать его, не прерываясь. Этим вечером исчезла её скованность. Предыдущей ночью ей вновь снились кошмары, и он был там. Поэтому она с трепетом и страхом шла сегодня на встречу, но то, как он принял её, полностью убедило Амелию, что ей больше нечего было бояться.
Рассматривая его фигуру в свете заходящего солнца, Амелия не без смущения отметила широкие плечи, мускулистые руки под чёрным бархатом его одеяния и крепкие длинные ноги. Пока шёл их разговор, она вновь ощутила таинственную силу и властность, которые он излучал, забывшись в своей речи. Амелия подумала вдруг, что голос мог определить его возраст, и тогда стоило бы предположить, что он ещё молод, немногим больше тридцати-тридцати пяти лет.
«Он не мой отец», — твердила она про себя снова и снова, глядя на мужчину. — «То, что я испытала, было неправильно, но это было, и это нельзя отрицать. Да я и не могу, у меня не хватит сил!»