— Что нового? — Делаю глоток обжигающе-горького кофе, морщусь. Желудок сводит от голода, но на еду нет времени. Мне нужно знать:
— Как успехи?
Олаф трогает окладистую бороду, рассеянно осматривает разложенные по дивану и столу вещи:
— Я оповестил наших, почти все отписались. Трое не успеют добраться, еще двое в лазарете и не смогут. Что делать?
— Опаздывающих тоже к Гийоту, в лазарете все будут в безопасности.
Олаф задумчиво кивает, бросает на меня быстрый взгляд:
— Гийот?…
— Да. К нему можно обращаться за любой помощью, если я… если я не смогу ответить.
У меня сжимается горло от невыносимой тоски: сколько раз я провожал ребят на миссии, но этот может стать последним. Выдыхаю поспешно, ощущая, как краска бросается в лицо:
— Ты один из лучших магов и людей, что я знал. Я горжусь нашим знакомством.
Парень хмурится:
— Не говори так, капитан. Будто мы прощаемся навсегда.
— Надеюсь, что нет. Но я буду спокойней, зная, что сказал это, — и Смуглянке говорю, помогая вместе с остальными упаковывать провизию в спортивном зале:
— Я восхищаюсь тобой, ты же знаешь? — Он вскидывает брови.
— Эрлах?
Вокруг колдуют, смеясь и переговариваясь, предвкушая отличное приключение — надеюсь, так и будет, пусть учения сильней сплотят мою команду, тогда любые трудности мы перенесем, все перенесем — одной семьей.
— Ты станешь прекрасным капитаном однажды. Не все хотят признавать это сейчас, но они уже видят, поверь мне.
Смуглянка улыбается, на щеках появляются ямочки. Хлопнув парня по спине, я привлекаю внимание людей громким свистом. В ответ звучат аплодисменты и крики:
— Речь! Речь!
Смеюсь, ну конечно, ежегодное напутствие.
Взбираюсь на ящики под радостные возгласы. Поднимаю ладонь, призывая к тишине. Вокруг меня — полсотни человек, каждого знаю лично. Я говорю с ребятами наедине раз в несколько месяцев, чтобы услышать новые истории и старые мечты. Чтобы помнить, зачем я здесь.
И зачем — они.
— С рассветом вы отправитесь далеко от знакомых мест. И вернетесь нескоро. Вас ожидает множество испытаний, и обычно я упоминаю главные качества, которые следует проявить: рациональный ум, силу, упорство, выносливость, спонтанность… но сегодня я попрошу у вас прощения за вынужденное отсутствие и — терпения. Взаимопомощи. Поддержки. Дисциплины. Я прошу у вас доверия мне, Смуглянке и Олафу. Прошу мудрости и понимания. Впереди нелегкие времена. Университет никогда не будет прежним после побега Высшей твари. Я ухожу ради собственных испытаний, чтобы дать вам новый выбор и прошу: дождаться. Будьте бережны друг к другу, помогите Смуглянке и Олафу пережить свое капитанство, — в зале раздаются смешки. Я склоняю голову в шутливом поклоне:
— А теперь — за работу! Не хотите же вы пропустить вечеринку?
Дружный рев однозначно демонстрирует: нет. Хорошо.
Закатить прощальную пьянку предложил Олаф, а я на его чутье полагаюсь полностью: очевидно, всем необходима разрядка перед прыжком в неизвестность.
— Ты присоединишься? — Спрашивает Смуглянка, закидывая палатки в общую кучу. Пожимаю плечами:
— Если успею. Кстати, спасибо: что ничего не спрашиваешь.
— А что тут спрашивать, я же не идиот. Ты спасаешь наши задницы, подставляясь перед Советом. Надеюсь, ты знаешь, как прикрыть свою.
Киваю, со смешком говорю:
— Именно этим я и собираюсь заняться. Спутниковый телефон у тебя в комнате. В нем мой номер, Нины и Гийота — последний на совсем крайний случай. Я, скорее всего, часть времени буду недоступен, тогда держите связь с Ниной.
— Если она не обкурится до невменяемости, — ворчит парень.
— Очень на это надеюсь.
Как и у большинства здесь, моя походная сумка всегда собрана, поэтому дальше я направляюсь к Валентину. По дороге снова ворую у Айви: круассан с ветчиной из холодильника. Обещаю себе научить парня личному сигилу, который бьет током каждого, кто попробует сломать печать, не являясь хозяином вещи. Вообще-то личные — первые чары, осваиваемые магом в общежитии. Странно, как Айви существует без?…
Когда я выхожу к научному корпусу, день уже догорает. Над рыжими башнями зернохранилищ протянулись алые полосы облаков. В синей вышине мерцают первые звезды. Прохладный ветер треплет волосы и забирается под пиджак; пахнет сыростью, палой листвой, болотными туманами и — отцветшими хризантемами. Они прямо возле входа: клумба с желтыми, поникшими после дождя цветами. Скоро их засыпет первым снегом.
Решетка за решеткой, прохожу коридорами к лестницам в подвал. Здесь белый камень стен сменяется черным, с прорисованными в глубине сигилами. Отмечаю каждый скол, каждую потертость с болезненной четкостью: возможно, я вижу Университет в последний раз, или — вижу таким. Изменения, которые запустили Наас и Зарин, затронут самые основы нашего уютного мирка.
— Я ждал тебя раньше, — укоряет Валентин. Нахожу профессора лежащим на диване с книжкой. Рядом, на стопке журналов, дымится неизменная чашка ягодного чая. Испытываю острое чувство дежавю. Без сил падаю в жалобно захрипевшее кресло:
— У меня есть формулы барьера и портала в Братстве Камня.
— Так, — мужчина садится.
— Я украл их в архиве и дописал отсутствующие части. Вполне уверен, что с источником магии в виде активного портала они заработают. Но мне нужен взгляд со стороны и чтобы вы выкрали перстень, отпирающий портал, из хранилища артефактов.
— Ты в своем уме?! — Профессор вскакивает, торопливо проверяет задернутые занавески. Я показываю заглушающий сигил на запястье, но его это не успокаивает:
— К черту твою заглушку, украсть перстень из хранилища?! Да они мне память за полжизни вытрут и выкинут в дом престарелых!
— Если поймают, но перстня не хватятся примерно никогда, кому он нужен? А без пропажи, записи чар не проверяют. Я не могу обмануть их, но и не нужно.
Валентин стоит изваянием. Потом запускает пальцы в серебристые волосы:
— Ты прав, но я потеряю все, самое себя — если это вскроется.
— Да, — мне нечего возразить. — От перстня зависит, будет ли существовать новый орден, безопасная альтернатива Университету. Вы уйдете туда, оставшись при своей памяти — это я могу пообещать. Если же Эдвард и Мара не справятся с заданием, то кольцо либо вернется, либо вы укроетесь в белом пятне: хоть такой же кабинет сделаем, и книги украдем.
— В тебе проснулся клептоман? — Хмыкает профессор. Улыбаюсь, доставая из внутреннего кармана сверток с заклинаниями:
— Он ждал своего часа все эти годы, — я гляжу на мужчину без веселья. — Пора, профессор. Или вы хотите и дальше гнить здесь, укрываясь от Совета? Разве это — жизнь?
***
Остаток ночи я провожу над записями. Только в темные предрассветные часы, когда кажется, что новый день никогда не настанет, наконец упаковываю книги в дорожную сумку. Внутри, уменьшенные в несколько раз, — одежда и оружие, которым я пользуюсь куда лучше магии: пистолет и широкий охотничий нож. Несколько толстых томов грозят сделать ношу неподъемной, и я заранее предвкушаю сорванную поясницу. Добавляю тюбик с обезболивающей мазью и пузырек таблеток от Гийота, чтобы вообще пережить этот поход:
— И не сгореть заживо, — смотрю на место, где раньше стояла кровать Висии, а теперь приткнулся книжный шкаф с мутным серебряным зеркалом. Отражаюсь внутри бледным, призрачным, будто умер еще тогда. Стоит сказать спасибо пылающей коже: напоминает, что я все еще здесь.
— Спокойной ночи, — говорю отражению и изломанным теням за моей спиной.
Висии — холодное стекло связывает реальность и прошлое, где мы горели вместе. Единственная ниточка, кроме оставленного в отчем доме дневника, прочее исчезло в пожаре.
Выдыхаю.
Выключаю свет.
Забывшись коротким сном, просыпаюсь совершенно разбитым. В горле першит — я забыл закрыть окно, и теперь занавески надуваются от холодного ветра. Тянет сыростью, птичьим гомоном. Небо над парком приобрело глубокий синий оттенок.
— Пора, — еще есть время зайти в на удивление пустой душ, где меня перехватывает Мара. Да — их ответ остался прежним. Я прошу ее еще об одной вещи. В этот раз даю совсем мало времени на раздумья, и сбегаю, чтобы навестить пропахший яблоками и корицей кафетерий. Позавтракать с сонными Олафом и Смуглянкой. Спрашиваю:
— Все готово?
Олаф кивает, Смуглянка отпивает кофе:
— Люди уже собираются, ты видел в гостиной. Стартуем через полчаса.