— И что еще было… у вас?
— В нашей истории, государю, было так, как написано в сей книжице — я достал из кармана книгу Руслана Скрынникова "Борис Годунов" и с поклоном передал ее царю.
— Не знаю я сих литер, — сказал Борис, посмотрев на обложку. Я вспомнил, что шрифт на Руси был еще старым, церковным, и ответил:
— Государю, дозволь мне тебя обучить нашей грамоте — она намного проще, нежели тот шрифт, коим сейчас книги печатают. Только помни — то, что здесь написано, это так, как оно было в нашей истории. И мы, с Господней помощью, можем и должны все это изменить. Есть, конечно, вещи, которые мы поменять не в силах, например холодные лето и зиму следующего года, когда все время будет лить дождь, почти весь урожай сгинет на корню, а морозы ударят уже пятнадцатого августа.
— Знаешь ли, княже, — царь посмотрел на меня весьма устало, — мне предсказывали юродивые и голод, и холод, и прочие несчастья. Так что я тебе верю. Значит, нужно будет как-нибудь пережить тот страшный год. Или те страшные два года, как ты мне рассказал.
— Только Бог знает, удастся ли, но вот что, как мне, недостойному, кажется, можно будет сделать. Во-первых, зерна на Руси много. Главное, не бросать его в землю туда, где оно погибнет. Сажать его в будущем году можно будет только в южных краях — вдоль засечной черты и на южной Волге. И только озимую пшеницу, а не яровую.
Во-вторых, есть на Руси множество помещиков и даже монастырей, которые оставят зерно в своих амбарах, вместо чем отдать его голодным. У нас есть золото и серебро, мы готовы покупать за него это зерно, чтобы раздать его несчастным.
В-третьих, мы купим столько зерна, сколько сможем, этой осенью — и на Руси, и за границей. Мы построим хранилища для него, и будем раздавать его бедным, когда начнётся голод.
А еще мы привезли овощ американский, картофель называется, который растет и при прохладной погоде и весьма сытный. У нас в Америке его очень любят.
— А будут люди его есть?
— Если узнают, что царь и бояре его едят, да и монахи, будут. Тем более, когда есть больше нечего. А когда попробуют, и сами его захотят — столь он вкусный. Государю, мы привезли с собой несколько мешков его. Его можно отварить, либо запечь в угле. Либо в масле пожарить.
— Когда я буду в Москве, угостишь государя?
— Можно и сейчас, один мешок мы привезли с собой. А то, что останется, можно будет посадить. Мы расскажем твоим людям, как его нужно растить.
Годунов хлопнул в ладоши три раза. Пришел слуга, одетый несколько побогаче других.
— Ермошка, пойдешь к людям князя и скажешь им, пусть приготовят сей овощ — как он именуется, княже?
— Картофель.
— И принесешь его сюда потом.
— С солью он вкуснее, государю, — добавил я.
— Вот и соли принеси, — приказал Борис Ермошке. Тот поклонился и вышел.
— Поведай мне, княже, что ты бы сделал еще?
— Государю, как я уже говорил, нужно будет распорядиться, чтобы рожь и пшеницу сажали лишь озимую, и токмо в южных краях, а все другое приберегли до следующего года. И чтобы помещики и монастыри продали половину всего зерна в их амбарах в следующем году. Тогда не будет голода, и не умрут люди русские. И еще можно продвинуть линию засечную дальше на юг, там земли хорошие, много зерна уродится.
Борис задумался, потом посмотрел на меня и сказал:
— Будь по-твоему, княже. Прикажу я, чтобы дьяки подготовили царские указы. Вот только, если не будет никакого холода, то не сносить тебе головы.
— Воля твоя, государю. Хочешь, казни.
— Ишь ты какой, казни его. Послужишь ты мне и Руси. Верю я тебе почему-то. И вот еще что. Знаешь ты и твои люди много такого, что нам неведомо. Хотел я людишек моих научить самым новым наукам. Для того думал послать боярских сыновей за границу учиться, а, может, лучше к тебе?
— Государю, мы хотим школу открыть в Москве. Ведь нужно, чтобы все и читать, и писать, и считать умели, и Закон Божий знали. И славную историю русскую — чтобы гордились державою российскою и именем русским. А кто поумнее, те пусть учат и науки разные — как мир устроен, как механизмы разные работают, как людей лечить… И такую академию надобно будет открыть — и не одну, пусть в каждом городе будет. Будут они знать намного больше, чем полячишки, шведы, волохи, французы, англичане и гишпанцы — много больше.
Но, самое главное, необходимо чтобы читать, писать и считать умели все, от найпервешего боярина и до самого бедного мужика.
— Эк ты хватил, княже! Зачем лапотникам читать и писать?
— Умные люди есть и среди лапотников. И чем больше в стране людей знающих, тем лучше для страны. Даже о том, как правильно пшеницу али картофель растить, за скотиной ухаживать, болезни ее лечить, тоже наука имеется — и если крестьяне твои ее знать будут, то больше будет и зерна, и мяса, и всего-всего. Да и для ремесленников можно механизмы сделать, чтобы было легче производить разные товары, да и качество чтобы было лучше. От железного плуга до железных кораблей, от обуви и одёжи и до оружия.
— Да откуда на все на это железа-то взять?
— На Руси все есть — и железо, и медь, и золото, и серебро… И мы знаем, где это найти — и можем научить людей сталь плавить и много чего другого.
Борис чуть подумал и неожиданно спросил:
— А войско моё не обучишь?
— Обучу, государю. У нас оружия с собою много — хватит на полк из тысячи человек. Только дозволь нам самим выбирать для него полковника и сотников и десятников. А еще лучше, пусть начальником сам царь будет. И некоторые наши люди здесь останутся — оружие делать, новых воинов учить.
— Бог воздаст тебе, княже!
— А ещё хорошо бы земли малороссийские и Таврию к Руси присоединить. Земли там богатые, погода лучше, потому и урожаи намного побольше будут, чем в этих краях. Да и набегов татарских на южные рубежи более не будет.
— Ладно говоришь, княже. Ну что, не проголодался?
Я объелся уже до такой степени, что мне вспомнилась цитата из Марка Твена: «Проблема в мексиканской еде одна — через пять дней опять хочется есть». Но Борис еще раз дважды хлопнул в ладоши, и нам принесли самое разное жаркое — поросенка, оленину, стерлядь запечённую… И к ним — казанок отварной картошки и немного крупной соли.
Не дожидаясь стольника, я открыл еще бутылку вина — на этот раз каберне. Попробовал его (здесь я, кстати, понял, почему у нас полагается тому, кто вино заказал или кто хозяин, самому его первым пробовать), потом с поклоном налил царю, Ринату и Саше.
— Доброе вино у вас в Америке, — сказал царь, смакуя его по глоточку. Вот же как, думал я, что местным главное — побольше выпить, и побыстрее.
— А теперь отведайте, государю, картофеля. Вот так, — и я взял картофелину в мундире, разломил ее надвое, посыпал солью, и откусил кусочек. Царь последовал моему примеру, прожевал, потом сказал:
— И картопель ваш зело вкусный. Прикажу посадить его здесь, в Вязёмах, как ты и сказал.
Я поклонился, а Борис неожиданно спросил:
— А что ты и твои люди для себя хотите, княже?
— Хотим под твою руку, государю. О том просит и великий князь наш, Владимир Росский. Чтобы ты был государем у Русской Америки. Вот только при этом вольностей хотим. Мы всегда тебе верны будем — а от тебя чтобы у нас только один наместник был, да и то не начальником, а человеком твоим. И чтобы законы и вольности наши превыше всего были, чтобы лишь царь мог их отменить.
Борис удивился:
— То есть ты даришь мне земли свои, вот только вольностей просишь, которые у вас уже есть?
— Именно так, государю. Ведь Россия — наша мать, и мы хотим быть ее частью.
— Да будет так, княже. Прикажу составить указ и об этом. И чтобы ни я, ни те, кто будет царить после меня, не нарушали сей обет.
— Благодарю тебя, государю.
— Но это дар мне, а не вам. Так что издам я еще один указ, что ты, княже, и другие князья ваши ровней князьям русским считаться будете, бояре ваши — нашим боярам, хоть и нелюбо им сие будет… И дворяне ваши — нашим дворянам.
— Государю, нет у нас на родине нет сословий. Все мы дворяне, а те, кто правит сейчас, и именуются князьями. Не буду я больше править, и другой станет князем.
— Нет уж, княже, не будет так. Ты же князь Николаевский? Будешь навечно князем Николаева-на-Котлине. И княгиня твоя, и дети твои. А ваш великий князь Владимир с его княгиней и детьми пусть будут потомственными князьями Александровскими. Люди же твои все дворянами считаться будут, а воеводы, сии — он указал на Рината и Сашу — и другие — боярами. Так и напишу в указе. Напиши мне имена всех, кого помнишь.
— Государю, а еще, когда возвращаться будем, позволь нам взять с собой людишек мужеска и женска пола — люди нам нужны, мало нас.
— Я указ сделаю, что уход к вам будет за заповедные лета считаться, и что в ваших краях сыска беглых не будет. И чтобы горожанам никто препон не чинил, буде к тебе податься захотят.
— Сделай это и для тех, кто уходит за Засечную черту, на Дон, Урал, и в Сибирь.
— Добре, будет и так. И ещё — чтобы вам ямских лошадей и ямщиков бесплатно давали, и землю для постройки ваших школ, домов и амбаров, и чтобы помогали все. И чтобы уже сейчас вам выделили дом в Москве, в Белом Городе али Китай-Городе.
— И еще надобно бы нам с патриархом встретиться. Мы хотели бы, чтобы он дал нам двух епископов — чтобы всегда можно было нового назначить, и священников рукоположить. И чтобы рукоположили наших людей, которых отец Николай наш обучил, а рукоположить некому.
— Написал я уже святейшему патриарху Иову, будет он здесь завтрашнего дня. Так что сам его попросишь, княже. Да, и еще надобно тебе с князем Ромодановским познакомиться. Чтобы знал, что вы — верные слуги мои, и чтобы ты ему все рассказал про Гришку сего и про измену.
Такого я не ожидал, но что делать? Пришлось поклониться и поблагодарить царя.