контр-адмирал Харвуд
— Завтра все станет по своим местам, Вуди, — с нескрываемым удовлетворением в голосе произнес Харвуд, разглядывая в сером рассветном воздухе вытянувшиеся в линию три своих крейсера. Снова три — боеспособность южно-атлантического соединения была полностью восстановлена. И даже более — прибывший «Камберленд» не только полностью заменил ушедший к Фолклендам на ремонт «Эксетер», но парой 203 мм орудий компенсировал потерю «Аяксом» кормовых башен.
Одно плохо — легкие крейсера истратили большую часть боезапаса, пополнить который просто невозможно. На «Ахиллесе» осталось всего 390 снарядов, по полсотни на ствол. На «Аяксе» намного лучше — полторы сотни на орудие, правда, тех осталось только четыре в носовом плутонге из двух башен, а не восемь, как на «неуязвимом герое Эллады». В который, кстати, и было за весь прошлый бой только три попадания от вспомогательной артиллерии броненосца — всего один убитый и трое раненных, включая кэптэна Пирри. Новозеландцы отлично дрались, именно на них приходится львиная доля попавших в «карманный линкор» снарядов.
— Надеюсь, сэр, «Шпее» снова получит от нас примерную трепку. И даже больше, «кирпичей» у него осталось не так уж и много, — Вудхаус усмехнулся — во время боя броненосец сделал более пятисот выстрелов, недаром сигнальщики считали всплески. Даже если погреба имели штатное количество в 125 штук на орудие, то осталось не более двух с половиной сотен, примерно треть. А это просто отлично — значит вместо дюжины попаданий, в новом бою, если он все же состоится, крейсера получат примерно половину от этого, а такое можно достаточно легко стерпеть. Тем более, «Камберленд» совершенно исправен и боеспособен.
— Я тоже надеюсь на тяжелый крейсер, Вуди, — Харвуд читал мысли командира «Аякса» как открытую книгу. И его надежды были обоснованны — первенцы «вашингтонских» договорных крейсеров в британском исполнении выглядели своеобразно, но отнюдь не слабо.
Британия построила «чертову дюжину» крейсеров типа «каунти» очень быстро в конце двадцатых годов, хотя в то время все задавались мыслью, что такая спешка ни к чему, ведь война не грозила, и можно было более тщательно поработать над проектом. Но стремление иметь сильный флот, способный защитить коммуникации огромной колониальной империи, привело к появлению тяжелых крейсеров, получивших наименования исторических областей метрополии, именуемых графствами или «Каунти». Два тяжелых крейсера из них построили для Австралии, как доминиона.
Уже в то время стало ясно, что создать сбалансированный боевой корабль в рамках 10 тысяч тонн водоизмещения невозможно. Нужно чем-то поступаться, но вот что отдать под сокращение?
Английские судостроители главными приоритетами выбрали мощное вооружение из восьми 203 мм орудий, причем носовым и кормовым башням придали угол возвышения в 70 градусов, рассчитывая, что они возьмут на себя роль зенитных орудий. Пушки вышли дорогими — стоимость артиллерии составила треть от общих смет на корабль, а толку вышло с ноль — попасть в скоростной самолет из мощного орудия оказалось делом невозможным. Рационализаторство не только бесполезное, но даже вредное — вес каждой башни вырос на 50 тонн, что в рамках строгого фиксированного водоизмещения оказалось непростительным просчетом.
Высокий корпус обеспечивал хорошую мореходность, отчего журналисты эти корабли сразу окрестили «лайнерами», способными на их взгляд перевести с комфортом тысячу морских пехотинцев, хотя Их Лордства и не думали использовать «графства» в качестве войсковых транспортов. Крейсера имели огромную дальность плавания в 10 тысяч миль и скорость в 32 узла. Вот только броневая защита оказалась явно неадекватной — они не годились для боя с равным противником.
«Секироносцы в холщовых рубашках» — так называли вступившие в строй линейные крейсера «R» и легкие линейные крейсера типа «Корейджес» — с вооружением из 15-ти дюймовых орудий, но с броневым поясом в 6 и 3 дюйма соответственно. Никудышная защита, это верно!
Но «графства» вообще бронирования вдоль ватерлинии не имели, не считать же им утолщенную до дюйма обшивку из листовой стали, которая могла отразить осколок, но пробивалась орудиями даже эсминцев с любой разумной дистанции. Броня палуб тоже не впечатляла — в полтора дюйма, над жизненно важными частями, такие как машинное отделение или погреба увеличивалась до двух. Лишь последние, памятуя печальный опыт Ютландской битвы, заслонили солидной коробчатой защитой в четыре с половиной дюйма. А вот сами башни прикрыли дюймом брони, рассудив просто — от осколков такая броня защитит, а снаряд пробьет стенку насквозь, выйдет через другую и взорвется над морем. Ведь взрыватель просто не успеет взвестись — пробивать толстую преграду не придется.
Повреждения «Эксетера» и «Аякса» эту теоретическую выкладку подтвердили, однако, что было бы с ними, если снаряд не прошил башню навылет, а ударил в казенник самого орудия?! Перспектива и последствия от такого взрыва рисовались исключительно в черных красках.
К 1935 году, к счастью, спохватились, и корабли модернизировали, увеличив водоизмещение на полторы тысячи тонн. Львиная доля тоннажа ушла на броню. Солидным поясом в 4,5 дюйма прикрыли турбины и котлы, правда очень узким, и остряки сразу окрестили его «набедренной повязкой». До трех с половиной дюймов усилили палубу над погребами и рулевым отделением и на этом закончили — утяжелять корабль, а значит снижать его скорость и дальность ведь тоже не хочется, тут все взаимосвязано. Такого бронирования казалось достаточным для боя против «вашингтонского» собрата, но сейчас противником выступал самый нежеланный корабль в этой роли — германский «карманный линкор», для орудий которого защита «Камберленда» не являлось надежной преградой. А это беспокоило не на шутку — теперь Харвуд сам прекрасно знал, как пострадал «Аякс» и во что превратили «Эксетер» 11-ти дюймовые «кирпичи», для которых и пояс «Ринауна» не защита.
— Сэр, радиограмма из Лондона, — связист протянул командору листок бумаги и скатился вниз с мостика по трапу. Харвуд прочитал — текст его порадовал, кто же из командоров не желает получить подобного. И он молча протянул бумагу Вудхаусу — тот проглотил строчки в мгновение и просиял лицом, словно гардемарин при получении лейтенантских нашивок.
— Господин контр-адмирал, примите мои искренние поздравления с награждением орденом Бани 2-й степени!
— Я не заслужил ни чина, ни награды, Вуди, и ты прекрасно знаешь почему. Игра еще не закончена, это лишь аванс за дело, которое нам еще предстоит совершить!
Командир броненосца «Адмирал граф Шпее»
капитан 1-го ранга граф фон Лангсдорф
«Ох, три стопочки шнапса, а как болит голова — будто графин выпил, когда фрегаттен-капитана получил! Какой такой на хрен фрегаттен-капитан? Ты флот в замочную скважину рассматривал. А нажрался ты славно по окончании докторантуры и защиты докторской диссертации! Никогда не был историком — но это так увлекательно переворачивать страницы прошлого! В рейхе историки пользуются уважением… Ну, ты и сказал — какое уважение в России к истории — ее насиловали все кому не лень, как дешевую шлюху!»
Глаза открывать было тяжело, болело предплечье, рассеченное осколком. И тошнота мучила, словно выпил ведро шнапса. И мысль в голову вернулась, острая и пронзительная — «кто я?»
И тут же в голове, как шарики из барабана посыпались ответы — «Капитан цур зее граф Ганс Иоганн фон Лангсдорф! Доктор исторических наук Георгий Иванович Ландау! Неверно, герр доктор. Ваше настоящее имя Георг Иоганн Мария фон Ландау! Офигеть, шайзе!»
— Если я моряк, то почему знаю, что случилось через 75 лет — а ведь это три четверти века к моим сорока пяти годам жизни! Но если я историк, то почему командую «Адмиралом графом Шпее»?!
«Так, спокойно — иначе меня сочтут за сумасшедшего! Во мне два человека прорезались! Господа! Может быть, мы как-то договоримся? Так, вот оно что? Теперь я все понимаю — мне дан шанс изменить собственную жизнь, и прожить за двоих — в нынешнем прошлом, что является настоящим, и в завтрашнем будущем, которое уже и есть прошлое. Настоящая головоломка, но я вспомнил все! Выражаясь научным языком, у нас получился симбиоз?!»
Ответа не последовало, тогда Ганс Лангсдорф открыл глаза. Потер раненную руку ладонью, затем коснулся щетины на подбородке и окончательно проснулся. Он знал, что это был не бред сумасшедшего, что это действительно произошло и его переполняют знания и чувства того, чего с ним никогда не было. Это очень странно, когда два в одном, необычно, но увлекательно. И жизнь переполняла его, как бывает всегда, когда находят ответ на извечный русский вопрос — «что делать?»
— Майн герр! Срочная радиограмма из Берлина. Только что доставлена из нашего посольства!
— Заходите, Хенрице! Но после того, как вызовите вестового, меня нужно срочно привести в порядок.
Дверь в каюту тут же открылась, и зашел адъютант с землистым от хронической усталости лицом. Такими были все, и он капитан броненосца не являлся исключением. Лангсдорф бросил взгляд на настенные часы — поспать удалось почти три часа, и это очень хорошо, даже не слышал шума постоянных ремонтных работ. И взял листок бумаги — так и есть, от гросс-адмирала Эриха Редера, но вот приказ исходил не от командующего ОКМ, а от самого фюрера. Гитлер упомянул, что рейдер «Адмирал граф Шпее» должен потопить хотя бы один вражеский корабль, но в случае невозможности принять бой с превосходящими силами англичан, разрешалось подорвать броненосец прямо на рейде. Интернирование запрещалось категорически — в этом случае услужливые нейтралы могли просто-напросто передать разоруженный «карманный линкор» в руки англичан, повинуясь шантажу или их угрозам, либо просто за «соответствующее вознаграждение».
— Что же — вполне резонно! Как ты на счет хорошо подраться с англичанами, Фридрих? Во втором раунде бокса? С неплохими шансами на победу? Причем не по очкам, а нокаутом! Помнишь, как наш Макс Шмеллинг отделал негра американца?!
— Хорошо бы, майн герр! Но там «Ринаун» и «Арк Ройял»…
— А вот по этому поводу ровно через полчаса я буду в кают-компании — немедленно собрать там старших специалистов — озадачьте этим приказом фрегаттен-капитана Кранке, это его прерогатива! Выполнять!
— Есть, майн герр!
Хенрице четко козырнул в знак выполнения приказа и выскочил из каюты. В которую тут же вошел вестовой и принялся за долгий процесс бритья опасной бритвой. После обрызгал лицо капитана одеколоном из бутылочки с резиновой грушей. Подождал, пока командир умоется и почистит зубы порошком из жестяной баночки в маленьком закуточке с умывальником. Из шкафа был вытащен висящий на плечиках хорошо отутюженный китель с ленточкой Железного креста 1-го класса и вскоре Лангсдорф в приподнятом настроении дымил дорогой сигарой…
— Господа офицеры!
Команда капитана 2-го ранга Кранке последовала, как только Лангсдорф переступил комингс кают-компании, единственное помещение, куда он мог быть приглашен в обычные дни, или приказать прийти всем офицерам в особо оговоренных уставом случаях. Этот визит был как раз из последних моментов — боевая обстановка убирала условности в сторону.
— Прошу садиться, — Лангсдорф первым подал пример и присел на стул с торца длинного стола, дождавшись, вслед за ним опустились офицеры, чьи обшлага золотились шеренгами галунов от обер-лейтенанта цур зее до фрегаттен-капитанов. Единственным исключением был Хенрице, но это объяснялось его особым положением.
— Господа! Завтра мы выйдем в море и зададим англичанам хорошую трепку, — Лангсдорф пристально обвел веселящимися глазами вытянувшиеся лица собравшихся офицеров, впавших в ступор. — Ах да, как так можно, там же нас ждет грозный линкор «Ринаун» и авианосец «Арк Ройял»! Вот только скажите, с чего это линейный крейсер имеет четыре орудийные башни и три трубы, средняя из которых вдвое толще крайних? Интересно, кого он так напоминает в Королевском флоте?!
— «Графство»!
Выдох был всеобщим, словно мощный электрический разряд шарахнул всех офицеров. Лица не просто просветлели, они светились от счастья. Это как на ринге — вы среднего веса и знаете, что против вас выставят супертяжа. Но неожиданно выходит крепенький, но малыш-легковес. Конечно, повозиться с ним придется, и побегать, но ведь это же не громила устрашающих со шкаф размеров, способный отправить вас в нокаут одним ударом кулака, напоминающего небольшой мяч.
— Британцы посредством нейтралов распространяют дезинформацию о прибытии «Ринауна», который 13 числа был на севере Бразилии, возле острова Тринидад. Штурман, как вы думаете, сколько ему потребуется времени, чтобы прибыть сюда? Будем считать, что радиограмму на линкоре получили, когда начался бой с крейсерами.
— Еще не менее трех дней, майн герр, — ответ последовал быстро, щуплый корветтен-капитан говорил уверенно. — Как минимум одна заправка топливом, средний ход не больше 23 узлов, машины изношены и совсем старый корабль. Так что три дня, майн герр, три дня…
— Что есть ответ вам на один вопрос, господа. Теперь на второй. Три их крейсера торчат на выходе из эстуария, как одинокие пальмы в пустыне! Да, таким образом они давят нам на нервы. Но что интересно, в небе почему-то не появляются их палубные самолеты. А ведь так хорошо показать нам для пущего страха «авоськи», что несут торпеды! Ведь согласитесь, господа, такое было бы просто здорово?!
Ответа на этот чисто риторический вопрос не последовало, казалось, что все сидящие за столом офицеры онемели и задохнулись от переполнявшего их счастья. А Лангсдорф решил и дальше усугубить ситуацию, причем сугубо в положительном ключе.
— Нам противостоит эскадра командора Харвуда, которому сегодня за «победу» над нами присвоили звание контр-адмирала! Вам не кажется, камераден, что командование Ройял Нэви вкупе с премьер-министром Британии слишком поторопилось утопить «Адмирала графа Шпее» в этом заливе?! Я думаю, у нас найдутся силы и желание, чтобы вскоре, уже завтра, наглядно показать, насколько глубоко и ошибочно их заблуждение?!
«Камераден», то есть товарищи в чисто военном представлении, появились в окопах первой мировой, даже песня имелась про барабанщика. И сейчас это слово было воспринято с энтузиазмом всеми, кроме оберштурмфюрера СС Майера, что скромно притулился с краешка в черном флотском кителе. Глаза представителя СД подозрительно блеснули, и Лангсдорф мимолетно решил, что птенец ведомства Гимлера может послужить неплохим кормом для рыб, если возомнит о себе невесть что.
— Нам противостоит южно-атлантическое соединение «G» командора, а ныне контр-адмирала Генри Харвуда. В него входят тяжелые крейсера «Эксетер» и «Камберленд» и легкие крейсера «Аякс» и «Ахиллес», экипаж последнего составляют новозеландцы. Первый крейсер мы измордовали, и он уполз ремонтироваться на Фолкленды, чтобы избежать интернирования в нейтральном порту. «Камберленд» прибыл 14-го вечером с этих островов на усиление, «Ахиллес», судя по всему, в бою пострадал не сильно, но вот «Аякс», флагман контр-адмирала Харвуда…
Лангсдорф сделал театральную паузу и торжествующим взглядом обвел офицеров, что притихли как дети на рождественской елке в ожидании подарков от Деда Мороза. Только не ерзали на стульях.
— Обе кормовые башни застыли, пушки топорщатся в разные стороны. Полностью выведены из строя, благодаря фрегаттен-капитану Ашеру. Так что боеспособность британской эскадры несколько упала. А, исходя из того количества снарядов, которое на нас высыпали эти наглецы, у них в погребах не густо. Как, впрочем, и у нас, если не считать, что наши «поросята» по три центнера. Вот так то, камераден! А теперь стирайте улыбки с лиц и ведите себя так, будто лишились жалования за год и шнапса на всю жизнь! Вплоть до нашего выхода завтра утром никто из экипажа не должен быть веселым — нас в бинокли рассматривают с соседних трампов английские офицеры. Учтите это, господа, британцы не должны узнать, что мы разгадали их хитрости! Все свободны, кроме старшего помощника фрегаттен-капитана Кранке. Броненосец за эти часы необходимо подготовить к бою, как только это возможно в наших силах. А потому я требую от вас и невозможного!
Офицеры вытянулись и, не мешкая потянулись к выходу, а Лангсдорф, сделав драматическую паузу, голосом Мюллера из культового кинофильма «17 мгновений весны» произнес:
— А вас, Майер, я попрошу остаться!
Офицер контрразведки броненосца «Адмирал граф Шпее»
оберштурмфюрер СС Майер
— А вас, Майер, я попрошу остаться!
Слова Лангсдорфа привели коротышку в замешательство. Майер был небольшого роста и здорово комплексовал по этому поводу, видя улыбки офицеров и слыша смешки матросов за спиной. Но в то же время получал от этого и немалое удовольствие, ведь почти два десятка моряков, включая трех офицеров, тайно сотрудничали со службой безопасности, выступая ее секретными осведомителями. Таковы были новые правила игры в рейхе, несмотря на острое желание гросс-адмирала Редера избавится от такого настойчивого внимания со стороны ведомства Генриха Гимлера.
Главком ОКМ под любым предлогом пытался возродить прежние кайзеровские порядки, на кораблях было полно потомков знатных аристократических родов, и даже вынудил уйти с флота Гейдриха, второго сейчас по положению человека в СД, главу РСХА. Но все это было по большому счету мышиной возней — нацистская идеология прочно занимала умы немецкой молодежи, а за ней будущее!
Ибо государство должно служить народу в той же степени, как человек трудится ради блага фатерланда!
— Присаживайтесь, лейтенант, — Лангсдорф никогда даже в шутку не называл Майера званием СД, наоборот, всегда и всячески подчеркивал «морскую сущность» контрразведчика, занимавшегося пленными с захваченных и потопленных судов, и представлявшего постоянно ценную информацию, выуженную из допросов капитанов и шкиперов.
— У меня имеется вопрос! Среди минеров, желательно унтер-офицеров, обязательно должен найтись один мерзавец, способный за большие деньги, допустим тысяч двадцать фунтов стерлингов, устроить пожар на нашем броненосце и, может быть, даже подорвать торпеду или пару зарядов, которыми мы сами отправляем на дно транспорты!
Майер только захлопал глазами, совершенно ошалев от предложения капитана. На предательство это никак не походило. Он посмотрел на старшего офицера — Кранке выглядел растерянно, абсолютно не понимая, что произнес командир броненосца и для чего.
Такое в голове не укладывалось!
«Повредить собственный корабль, устроив на нем диверсию?! Но для чего?! И откуда капитан возьмет такую сумму денег? Из призовых, что захватили на транспортах? Но зачем он говорит такое нам, ведь мы имеем право незамедлительно арестовать его за измену рейху», — мысли проносились галопом, но подспудно Майер понимал, что они неверны, и он просто неправильно понял командира броненосца. Но вот сообразить, что от него хотят, тоже не мог и только хлопал ресницами. Ступор усугубился жизнерадостным смехом Лангсдорфа.