Это уже тоненьким голоском, и опять громогласное:
— «Забудь о женихе! Теперь ты моя невеста, а через две луны станешь женою!»
Люди слушали, улыбались, качали головами, дети визжали от восторга. Как раз в этот момент мимо и проходил главный королевский казначей. Торопился за особым заказом в оружейную мастерскую, но остановился, услышав звонкий голос и разглядев толпу.
Перед казначеем предстала занимательная картина. Мальчонка с горбом держал на коленях книжку и осторожно водил пальцем по страницам. Читал.
Не сказать, чтобы грамота была в горном королевстве большой редкостью, но читать умели в основном люди высшего сословия, дети аристократов, купцов, но никак не землепашцев и горняков. Для них была другая грамота: мотыга да кайло.
А этого горбунка кто-то научил. Казначей заинтересовался. Дождался, пока мальчик закончит читать и соберет причитающиеся монетки, и подошел к нему.
— Как звать?
Казначей говорил строго, ожидал, что мальчонка застесняется и пробормочет что-то непонятное, но тот поднял голову, посмотрел прямо в глаза и поклонился, насколько позволял горб. Понял, что перед ним дворянин. Умненький.
— Иеним Лод, сын ткачихи.
— Отец кто?
— Горняк. Умер давно.
— Грамоте мать обучила?
— Нет. Сам. Мать не умела…
— Так-так… Копейку в дом зарабатываешь? Молодец…
Додумать казначей не успел. Мальчишка спокойно ответил, как будто говорил с равным.
— У меня нет дома. Мать умерла.
Казначей нахмурился. Да, дела… Но мальчишка занятный. Может, и выйдет толк?
Казначей, будучи неплохим, в сущности, мужиком, ни детей, ни супруги не имел. Он был прочно женат на королевской казне, но она многого не могла заменить.
А вот мальчишка… Казначей раздумывал недолго. Предложил Иениму работать при дворце и обучаться грамоте дальше. Кем работать? Да шутом. Сказки рассказывать, народ веселить. А там — как знать? Может, сможет дорасти не просто до придворного шута, а до королевского.
Казначей не прогадал. Он с изумлением отмечал в мальчишке стержень, сильный характер. А то, с каким удовольствием он вгрызся в науки, вообще не поддавалось никакой логике. Особенно его интересовали политика, математика и дипломатия. И откуда что взялось? Сын горняка и ткачихи имел такой ум, которому мог позавидовать любой многомудрый чиновник.
Шли годы. Иеним быстро стал при дворе персоной, которую опасались задевать. Немало дворян поспешно покидали дворец и уезжали, краснея, в дальние свои поместья, осмеянные прилюдно злым языком шута. Осмеянные не просто так, всегда за дело и по заслугам. Иеним имел отличное чутье на людей. Постепенно за ним закрепилась железная репутация — никто не решался чем-то вызвать его недовольство. Спустя еще несколько лет шут стал незаменим — он всегда был при короле. Сначала как шут, а позже — как советник, секретарь и бог весть кто еще.
Когда еще были живы дети горного короля (позже сын погиб при горном обвале много лет назад, а дочь умерла в родах, будучи в династическом браке за владетелем песков), шуту удалось предотвратить государственный переворот, чем он заслужил титул, правда, без собственных земель.
Но новоявленному графу они были и не нужны. Он положил всю жизнь на служение своему королю. Будучи постоянно при нем, осознавал, насколько тяжело бремя абсолютной власти, притом понимал это даже полнее и яснее, чем сам король.
И помогал. Именно под его руководством квартал нищих превратился в мощную упорядоченную структуру, именно он создал двухгодичные школы для детей обычных крестьян. Он жил своей страной и делал все, чтобы подданым его величества жилось проще, легче и сытнее.
В последние годы граф стал королем. Не на бумаге, нет, но фактически все важные решения принимал он. Сам не заметил, как так вышло. А когда заметил, было уже поздно, и деваться было совершенно некуда.
А теперь все, конец.
Шут смотрел на темнеющий, осиротевший город и даже не заметил, как скрипнула никем не охраняемая дверь.
Он понял, что не один, только тогда, когда на его плечо опустилась отнюдь не дружеская рука.
Медленно обернулся и уперся взглядом в желтые, нечеловеческие глаза Ирдана Вердена.
ГЛАВА 16. СЕРДЕЧНЫЕ РАНЫ
— Где Евгения?
Ирдан был настроен получить информацию как можно быстрее. Его люди незаметно и профессионально рассредоточились по комнате.
Губы шута скривила ухмылка, а взгляд оставался пустым и ничего не выражающим. Взгляд мертвеца на живом лице.
— Умерла, — пожал плечами шут. — Уж извини, не сдержался.
Руки Ирдана похолодели. Он встряхнул шута за шиворот. Его голова безвольно мотнулась, но взгляд оставался все таким же мертвым.
— Врешь!
— Да отпусти ты, прицепился, — равнодушно бросил шут и посмотрел на Ирдана. Тот неожиданно для себя послушался.
— Убил я ее. Труп, может, еще найдешь, если поищешь хорошенько. Хотя уж чего-чего, а их тут теперь навалом.
— Когда?
Ирдан поверил сразу и безоговорочно. Не успел. Акатош! Не успел!
— Да вот как король умер, так и я ее… Придушил, руками своими придушил. Вот этими!
Шут глумливо поднял ладони.
Острый змеиный запах наполнил комнату. С тихим щелканьем проявились на коже Ирдана крошечные чешуйки. Пробежали по лбу, спустились на скулы. Рука, уже полностью покрытая змеиной шкуркой, вцепилась в запястье графа, явно намереваясь его сломать.
Но шут неожиданно заорал раньше, чем Ирдан успел что-то сделать. С нечеловеческой силой вырвал свою руку из змеиного захвата, обхватил запястье пальцами, застонал. Опустился на колени. По лицу шута покатились слезы.
Вена на его руке набухла, почернела. Архей, вырвавшись алым всполохом, растворился, будто его и не было.
— Или вали, или убивай уже, — глухо прошептал шут, переждав острый приступ боли и исчезновение архея, — но лучше последнее. Сделаешь мне огромное одолжение.
Ирдан смотрел на горбуна, который, стоя на коленях, нянчил запястье.
Улыбнулся холодно и жутко и вышел из королевских покоев. Его кожа горела огнем из-за острой чешуи, тело реагировало на малейший звук или колебание. Походка стала мягкой, плавной, но в душе змея леденела ярость.
Он шел по коридорам, остановившись у входа в парадный зал. Посмотрел на вазу с увядшими розами и неожиданно со всего размаха ударил по нежному фарфору. Разлетелись острые черепки, запахло застоявшейся водой.
«А Мавен права. Действительно, легчает!» — с удивлением подумал Ирдан. В следующие минуты парадная комната дворца была разнесена до основания взбесившимся змеем. Витражи, вазы, даже столы и стулья — ничего из этого уже нельзя было восстановить.
Через четверть часа выдохшийся Ирдан уже выходил из дворца. Стальная пружина, сжимавшая его сердце, немного разомкнулась, и теперь хотя бы можно было дышать. Ирдан и помыслить не мог, что утрата какой-то девчонки так больно по нему ударит. Впервые в жизни рациональный и хладнокровный змей потерял контроль. Как в таком состоянии он не прикончил шута — бог весть, но об этом он не жалел. Тот и так уже труп, только помучается чуть дольше. Днем раньше, днем позже — итог и так понятен.
А теперь… А что теперь? Его жизнь продолжается. К Акатошу земных королей и их археи! Пора домой, в Пески, зализывать сердечную рану.
Но сначала… Сначала надо заехать еще кое-куда.
ГЛАВА 17. ПРИШЛЫЙ
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД
На Старших болотах, как всегда, мерзко, грязно и противно. Воют вдалеке мавки, стрекочут отожравшиеся не пойми на чем огромные насекомые. Чавкают сапоги, покрываются илистой грязью.
Но вот, наконец, заветная полянка. Сухая, без трав и кустарника. И человек, сидящий на ней. Он сидит, закрыв голову руками, и мелко-мелко дрожит. Неудивительно. Перенесся сюда, бедолага, в одних штанах.
- Эй!
Человек нервно вскинул голову, вперился взглядом в источник звука. Испуганный, молодой, лет тридцати.
Ирдан внимательно смотрел, как человек, пошатываясь, встает. Высокий, худой. На лоб упали пряди черных волос, на голых руках, торсе и спине — вязь сложных татуировок, очень необычных и красивых.