— Да так, рыб гоняю, — смалодушничала "чайка".
— Во дури-то у тебя еще… Давай, лети к влюбленным и дай знать, когда мне можно будет к ним подойти.
"Чайка" взмыла над обрывом, зависла и сообщила:- Уже можно, лежат рядом без сил и чувств.
— Андрей, я слышу шаги, — всполошилась Катя. — Тяжелые. Ой, это наш верблюд! Точно наш: вот пятно белое на боку, залысины и копыта все сбитые! Где же он прятался? И надо же, нас нашел! Наверно, есть бедняга хочет…
— Катя, верблюды долго могут обходиться без пищи, а нашего мы из стойла увели, где его наверняка и поили и кормили. Странно, почему арабы его с собой не забрали… И где он на самом деле был: мы, вроде, все окрестности с тобой оглядели.
— Наверное, под обрывом. Спрыгнул за нами и лег в расщелину, вот его и не приметили. Или приметили, но не смогли, не успели назад вытащить: что-то ведь их спугнуло?
— Это да, спугнуло. Пожалуй, что наши дельфины. Арабы же видели, как мы лихо помчались в океан. Приняли за вмешательство Аллаха, испугались и убрались. Может и вообще от нас отстанут…
— Хорошо бы… Только Азиз вряд ли успокоится: как же, ведь его оскорбили и ограбили, первую жену увели…Трех оставшихся ему, конечно, мало. Хоть не такой он и самец, с одной кое-как управляется. В студенчестве, правда, ко мне пылал, ласки, слова и подарки расточал. Тем и пленил. Да еще экзотикой этой долбанной: море, пальмы, фонтаны, гарем… Вот и попала в настоящий гарем: туда не ходи, сюда ходи, в глаза мужчинам не смотри, будь незаметной на людях. Еле умолила его разрешить быть переводчицей на больших приемах в русском консульстве в Адене. Ведь совсем от безделья и невостребованности измаялась…
— Тут он промашку дал, твой Азиз. Если быть жестким собственником, то до конца.
— Ты тоже, тоже такой собственник?
— Нет, Катенька, я это, увы, стеоретизировал. А свою жену тотчас оставил, узнав, что у нас уже любовь a trua…
— Так ведь и это проявление собственничества, то есть мужского шовинизма, Андрюша, — ласково пожурила любовника неверная жена. — Разве в вашем кругу не считается, что у нормального современного мужчины кроме жены должна быть любовница? Этому вы находите и объективную причину: мол, образованных сексапильных одиноких женщин полно, а мужчин им подстать гораздо меньше. Но статистика, поверь, существует для дураков. В жизни все сложнее или наоборот, проще: если женское сердце всколыхнулось навстречу мужчине, то никакие цепи, даже супружеские, его не удержат. Вот как мое потянулось навстречу тебе…
— Ты права, Катенька, — целуя женщину легонько в губы, смирился Андрей. — Так что, действуем по прежнему плану? То есть прощай Йемен, да здравствует Оман? Слава богу, документы, кредитки и даже деньги все еще в кармане рубашки, в пластике, и ничего вода с ними не сделала. Только обуви мы с тобой лишились. Но если верблюд согласится вновь везти нас на себе, то это не страшно.
— Какой интересный симбиоз: человек-верблюд… — подумал Молчун, продолжая перетаптываться возле людей. — А вот с конями не так: арабы явно не спрашивали их о согласии, просто вскочили на спину, ударили по бокам и те рванули с места…
— Слушай, а правда, он же не взнуздан, — прошептала Катя. — Как мы его поймаем и уговорим?
— Ну, у тебя такой шепот трогательный, — улыбнулся Андрей. — Подойди к нему и пошепчи: ты согласен, кудлатый, отвезти нас туда, не знаю куда?
— Что-то мне его улыбка и словечки не нравятся, — решил Молчун. — Вот Катя — сама приятность. Пожалуй, отвезу их в Оман, а то в Йемене ее камнями закидают. Однако надо бы вспомнить или как-то узнать, есть ли в Омане президент? А в Йемене? Ведь было же, было в памяти!
Тем временем Катя, в самом деле, смело подошла к "верблюду", взялась за шерстистую шею и, глядя в прищур верблюжьих век, негромко попросила:
— Голубчик, ляг на землю, дай нам на тебя забраться…
И на глазах ошеломленного Андрея гордый "корабль пустыни" пал на колени и прилег, смиренно ожидая седоков. Со словами "Так что ж, нам теперь все звери и твари будут, по мере надобности, подчиняться?" бывший атеист полез к заднему горбу, потому что за передним уже примостилась шустрая Катенька.
— А теперь, голубчик, — потянулась Катя к верблюжьему уху, — поднимись и иди вперед, а я тебе хворостинкой буду путь указывать.
Андрей теперь почти не удивился, что и эта просьба взбалмошной дамочки была верблюдом выполнена. Хотя еще пару часов назад сей зверь в его руках не был столь покладист.
Глава четвертая
в которой все начинается и кончается хорошо, а середина беспросветная
— Большего обалдуя наша спецшкола, наверное, еще не выпускала, — угрюмо размышлял Молчун, мерно вышагивая под лучами неистового солнца по узкому галечному пляжу вдоль все более высокого берегового обрыва. Из сообщений "чайки" он уже знал, что пляж вскоре исчезнет и берег на многие километры вперед будет только скальным. — И что тогда я смогу предпринять? Снова обернуться "дельфинами"? Это уж будет чересчур. А плавают ли верблюды? Я- то в образе "верблюда" смогу, а вот натуралы плавают? Впрочем, через час наступит ночь, а люди ночью привыкли спать. Тем более эти птенчики…
— Стой, Катя, — резко встрепенулся Андрей. — Здесь должна быть вода!
— Где?! — закрутила головой изнывающая от жары и жажды погонщица.
— Во-он расщелина в скале, по ней вьется зелень, а прилегающий участок пляжа влажный. Будем рыть, — спрыгнул с верблюда Андрей. И вскоре галька полетела из-под его полусогнутых ног.
"А он довольно смекалистый, — одобрил Молчун. — Может и добудет желанную воду".
— Есть! — возрадовался водоискатель. — Правда, чуть сочится, придется сосать.
— Что придется? — переспросила Катя. — Во что мы ее наберем?
— А вот увидишь. Подставляй ладошки. — И Андрей, припав губами к влажной гальке, стал терпеливо всасывать в рот скудную воду. А потом пустил струйкой в Катину горсточку. Та похлопала ресницами, но воду выпила. Потом еще и еще…
— Себе, — сказала она, наконец. И спохватилась: — А потом Голубчику нашему надо набрать. Правда, ему много надо…
"Вишь ты, — умилился Молчун. — Вспомнила, заботится. Хоть и ни к чему мне эта вода".
— Ему набрать не смогу, — отрезал Андрей. — Этому битюгу ведер десять надо. Да и ни к чему ему пока вода: я же тебе говорил, его запасы в горбах.
"Вот мерзавец! — вскипел Молчун. — Специалист выискался по верблюдам. А то, что я верблюд особенный, ему невдомек. Может, как раз меня надо трижды в день поить!"
— Андрюша, миленький, ну хотя бы немножко, — стала канючить Катя. — Ведь ему же обидно…
— Этого Азиза я начинаю понимать, — проворчал Андрей, но вновь припал к источнику. Катя стала по горсточке носить воду "верблюду" и тому ничего не оставалось делать, как эту ненужную воду пить. Впрочем, горсти на пятой Молчун мотнул головой и отошел в сторону.
— Правда не хочет! — обрадовалась Катя. — Кончились твои мучения, мой Квазимодо.
— Вот уже и Квазимодо, — хохотнул Андрей. — Давно ль еще Ромео был?
— И снова скоро будешь, — припала к нему Катенька. — Не пройдет и часа, как над нами раскинется звездный полог, взойдет сияющая луна, и мы забудем обо всем, кроме любви…
И вдруг добавила более прозаически: — Но пока неплохо бы чем-то перекусить. Ты такой умный, воду нам добыл, может, и рыб с крабами добудешь? А я бы их напекла-нажарила…
"Действительно, товарищ умелец, — заинтересовался Молчун, — давай, напрягись! Я бы, конечно, мог вас морепродуктами завалить, но погожу".
Только Андрей и тут не сплоховал: походил-походил по берегу и по воде вдоль берега, поотваливал камни и принес-таки несколько крабов. Потом снял рубашку и, заводя ее пузырем за валуны, поймал две рыбки.
— Хватит, Андрюша, — крикнула Катя, уже соорудившая костерок из скудного хвороста и пристукнувшая крабов. — Тащи сюда, я сделаю опалишку!
— А что, верблюда рыбой кормить не будем? — не удержался от колкости Андрей.
"Н-ну, погоди! — осатанел Молчун. — Вот приму я человеческий облик и так тебя отделаю!"
— Иди сюда, глупый, и сооружай спальное место, — улыбнулась Катя. — А то солнце через двадцать минут уйдет за горизонт и наступит тьма кромешная.
"Куда б мне деваться, пока они любовью этой будут заниматься, — затосковал Молчун. — Ведь доймут опять…"
"А ты разделись на верблюда и верблюдицу, — съерничала из неведомой дали "чайка" — глядишь, тоже скоротаешь ночку в радостях любви".
"Отстань, паршивка! — взъярился Большой Молчун. — В саранчу превращу!"
Беглецов настигли наутро. В этот раз не было ни черных коней, ни бурнусов, а была современная яхта и мощная оптика. Яхта шла вдоль берега в сторону Омана со скоростью десять узлов в час и скрыться от ее окуляров было практически невозможно. Молчун преследователей откровенно прошляпил, потому что не сообразил создать вторую "чайку" для обозрения тыла. Андрей и Катя как раз заканчивала завтракать (мужчина вновь проявил завидную ловкость в рыбалке), когда их окликнули с моря в мегафон. Они кинулись было к отвесному обрыву, потом в воду, но от яхты уже мчался катер с вооруженными людьми. Сначала Молчун хотел вмешаться и устроить нападавшим большой тарарам, но вовремя спохватился: уши, инопланетные уши! А потом понял и выгоду складывающейся ситуации: вряд ли Катю и Андрея казнят немедленно, это должно быть сделано по мусульманским законам публично — в назидание потенциальным прелюбодеям. Значит, их транспортируют в Аден, где произошло преступление или даже в столицу (как бишь ее, Сана что ли?) пред светлые очи президента или все-таки короля? Вот там я и вмешаюсь — если лже-резидента в Йемене нет. Если же это именно он… то, простите ребята, я ведь на задании.
Так что "верблюд" остался лежать на берегу. Но тут Андрей и Катя, поглядев друг на друга отчаянными глазами, испустили прощальные крики и дружно нырнули, открыв воде доступ в легкие. С катера нырнули следом, ухватили уже вялые тела, вытащили и, оценив ситуацию, стали удалять из легких воду, делать искусственное дыхание и массаж сердца. Откачали…
Молчун лежал, вытаращив глаза и не дыша, потрясенный попыткой двойного самоубийства. И перевел дух лишь заметив признаки жизни у спасенных. "Какое счастье, какое счастье…" — тупо повторял он, глядя, как его подопечных перегружают на яхту и уносят во внутренние помещения, как яхта разворачивается и уходит к мысу, потом за мыс…О нем же никто и не вспомнил.
Яхта шла к Адену уже вторые сутки. Невысокий, полноватый Азиз, безостановочно мотавшийся по палубе, встрепенулся, завидев выходящего из санузла доктора.
— Так что, хабиб, я могу, наконец, поговорить с женой?
— Теперь можешь, она в состоянии разговаривать. Но стоит ли, Азиз? Ведь ее участь предрешена?
— Стоит или нет, позволь мне решать. Я должен посмотреть в ее лживые, змеиные глаза!
С этими словами обманутый муж вошел в санузел — не заметив, что в притвор двери успел юркнуть и корабельный кот, тотчас скрывшийся под койкой, на которой лежала почти неузнаваемая Катенька.
Куда подевались ее сияющие глаза, нежные щеки, лукавые губы и чувственная грация? Из нее словно вынули душу, а вместе с душой и часть плоти, отчего Катя враз осунулась, померкла. Впрочем, в глубине глаз, обратившихся на него, Азиз различил металлический холодок, от которого его гнев вернулся.
— Хороша ты, Катя, нечего сказать, — заговорил он по-русски. — И вот такой ты мне сейчас очень нравишься. Тощей, черной, безобразной, никому не нужной.