Под крыльями Босфор - Малыгин Владимир 15 стр.


Пилот пытается исправить ситуацию, ногами чувствую возросшие давящие усилия на тросе. Но у меня ноги-то по любому сильнее, чем у него руки.

Желудок взлетает к горлу, хорошо, что в нём ничего нет. Самолёт проседает вниз, теряет высоту. А я уступаю чужому давлению и отпускаю трос. Самолёт сразу прыгает вверх. Это пилот не успевает среагировать и усилия на ручке переложить. Бедный мой пустой желудок. А самолёт уходит сразу же снова вниз. Дёрганый какой у него пилот. Это же не я ему помогаю? Я как раз сижу, лежу, то есть, тихо. Тихонечко даже. Руками в стрингер вцепился, ногами в стороны раскорячился. Ещё не хватало из-за таких вот кульбитов наружу вывалиться. Обшивка-то тканевая, её ногами или руками пробить, как два пальца об асфальт…

Раскачка по высоте уменьшается на глазах. Это пилот сам с собой сражается. Наконец, побеждает себя и машину, выравнивает полёт и в этот момент я снова давлю на трос. И снова желудок прыгает к горлу. Через несколько долгих мгновений расслабляю ноги, отдаю так сказать управление самолётом немецкому пилоту. Сколько, интересно, мы потеряли высоты за это время? А то, что потеряли, это точно.

Продолжаем дальше в том же духе. В конечном итоге у пилота должна возникнуть здравая мысль об отказе в системе управления рулём высоты, неудержимое желание побыстрее идти на посадку и уже на земле разбираться с возникшей неисправностью…

А вот что тогда делать мне? Что, что? Вываливаться наружу, вот что. Это единственная моя возможность и последний шанс на побег. Страшно? Совру, если скажу, что нет. Конечно, страшно. Ещё как. Потому что вполне представляю себе последствия такого моего вываливания наружу из летящего самолёта.

Ладно, посмотрим. Какая у него может быть посадочная скорость? Вряд ли больше 60–70 километров в час. И это в обычном, нормальном полёте. А здесь она ещё меньше может оказаться. С моей-то помощью. Что ещё? Главное, постараться покинуть самолёт на небольшой высоте, как можно ниже, перед самым приземлением… Сгруппироваться посильнее… Мячиком прокатиться… Глядишь, останусь в живых. Если повезёт. И если мой кульбит никто со стороны не заметит. Что, опять же, маловероятно. Ладно, что я вероятности множу? Как будет, так и будет. Пора снова в управление вмешиваться и высоту терять. Судя по всему, пилот у нас не слишком опытный. А, значит, шансы мои на благополучный исход дела возрастают. Если бы ещё не этот сопровождающий на месте наблюдателя…

Глава 8

Понадобилось всего лишь ещё разок вмешаться в управление, и у этого «герра», наконец-то, не выдержали нервы. Стоило только ослабить нажим на трос и убрать ногу (я же тоже не железный), как пилот принял очень правильное (для меня), а, главное, своевременное решение идти на вынужденную посадку.

И, зараза этакая, как-то очень уж быстро вниз пошёл. Заспешил, заторопился. У меня даже уши заложило, пришлось продувать. Он что, разбиться захотел? Конструкция-то у этого аппарата деревянная, на такие перегрузки явно не рассчитанная. На перекладке рулей на снижение вон как заскрипел всеми шпангоутами и растяжками, а что будет на выводе…

Ударил локтем по полотну перед собой раз, другой, третий. Первых двух раз не хватило, чтобы полотно пробить, только с третьего раза и получилось с ним справиться. Пружинит, зараза.

Постарался заглянуть вперёд через получившуюся пробоину, нужно же знать, что там, куда с таким упорством стремится немецкий пилот.

А ему как раз в этот вот момент в голову светлая мысль о выводе из крутого снижения пришла. Да уж, совсем некстати для меня. Ну и начал он выводить самолёт, озарённый этой идеей, да так резко, что у меня даже голова наружу вывалилась, и остальная, измученная тяжёлым путешествием тушка в пробоину едва не улетела. Так придавило меня перегрузкой на выводе.

Хорошо, успел руками в стрингеры упереться, удержался каким-то чудом, втянул голову внутрь.

Но всё же успел снаружи осмотреться. А высота-то у нас уже небольшая. Хоть набегающим потоком слёзы из глаз и выбило практически сразу, а кое-что по сторонам всё-таки сумел разглядеть.

Внизу лес, лес и… Горы. Горы, чёрт бы их побрал! И куда он тут садиться собирается? Разобьёт же машину и нас с ней в придачу! На «нас», то есть на экипаж и моего сопровождающего мне по понятным соображениям наплевать, а вот на себя, любимого, ни в коем случае. Неужели пилот сей бандуры летающей совсем самообладание потерял?

Я даже ногу подальше от троса отодвинул. Вот честное слово — как-то нет никакого желания раньше времени убиваться. По чужому желанию или дурости, имею в виду. Другое дело, когда по собственному… И в выбранный именно мной подходящий для сего действа момент…

Ещё разок приложился лицом к пробитой дыре, так, чтобы не высовываться, прищурился, заглянул одним глазком «за горизонт».

Нет, внизу на нашем пути даже просветов никаких в лесу не видно. Сплошняком зелёные насаждения стоят. То есть не зелёные, зима же на дворе, листья все облетели, но и не засохшие. Поэтому и зелёные. Тьфу! Какая ерунда в голову лезет! Разозлил меня этот гербарий толстоствольный…

Э-э, а куда это ты карабкаться начал? Похоже, пилот этого аэроплана немного успокоился и снова собрался вверх карабкаться. Не пойдёт такое дело. Меня и эта высота вполне устраивает. Нет, не в смысле покидания, а в смысле полёта. Сейчас у нас на глазок метров двести пятьдесят. Вот пусть на этой высоте пока и держится!

И я слегка придавливаю ногой трос. Вновь вынуждая нервничать немецкого лётчика. Вот, другое дело! Сразу у него в голове все глупые мысли о продолжении полёта в наборе высоты пропали. Даже ещё немного снизился, к моему вящему удовольствию, теперь у нас метров сто восемьдесят высоты. Даже можно через дыру отдельно стоящие деревья различить.

О, кричат они там что-то этакое неразборчивое друг другу. Похоже, ругаются между собой. Паника на борту, это хорошо! Обычно подобное до добра никогда не доводит. Давай-ка мы ещё ниже спустимся…

Вот, другое дело! Идём над верхушками деревьев, чуть ли колёсами по ним не цепляем. Казалось бы, можно сейчас и покинуть этот плацкарт. Но прыгать вниз… На такой скорости… Да ещё и на деревья… У меня не настолько безвыходное положение. Поэтому прыгать именно сейчас никакого желания нет. Подожду-ка я более подходящего момента! Как-то уверился я твёрдо в благополучном исходе своей задумки. Хоть и авантюра, но толковая же авантюра, реальная такая. Я же уже вижу.

Эх, хорошо, что не вывалился и не выпрыгнул. Под нами земля резко вниз пошла. Я же говорю — горы. Они хоть и не в полном смысле этого слова — «горы». Но и не равнина точно. Перепады высот довольно-таки порядочные. Холмы высокие, скорее.

Краем глаза заметил далеко слева какой-то непорядок. Наклонился, выглянул. Водная поверхность это блестит. И большая какая-то поверхность… Озеро? Может быть, может быть. Или река? Тогда точно ждать нужно.

А местность-то под нами всё больше и больше понижается и даже вроде бы как выравнивается. И мы уже не над верхушками деревьев летим, а снова метрах на ста над лесными серыми кронами идём.

И идём как-то слишком ровно. Непорядок это. Опять же и высота великовата. Нужно снова заставить немецкого пилота нервничать. Пусть ещё разок подёргается. Не нужен мне там, наверху в кабине, хладнокровный пилот. Мне он нужен испуганным и неспособным принимать взвешенные решения. И я снова придавливаю ногами трос.

Хорошо, что лежал на боку возле самой дыры. Только поэтому и смог увидеть впереди характерный блеск воды. И самолёт как раз ещё больше снизился, снова почти колёсами деревья цепляет. И я глаз с водного блеска не свожу. Не отворачиваюсь, только щурюсь сильно, потому как встречный поток воздуха так по глазам и лупит, слёзы выбивает и по щекам размазывает. Это ещё хорошо, что птица какая-нибудь мне не попалась, или насекомое зловредное, в виде жука здоровенного. Впрочем, зима же, какой может быть жук? А вдруг? По закону-то подлости? Вывелся зимостойкий на мою голову… Как прилетит сейчас мне в глаз… Или, что ещё больнее будет, в нос…

А вода всё ближе…

Река это! Большая, широкая, как раз для моих планов подходит. И жилья в пределах видимости никакого не вижу. По крайней мере, в обозримом мною пространстве ничего глаз не зацепило.

Вот как эту реку увидел, так все посторонние мысли из головы и пропали. Начал действовать, словно механизм бездушный.

Времени нет — снова упираюсь ногами в трос, заставляю самолёт опуститься ещё ниже. Ага, сработало! Немец в очередной раз занервничал и обороты моторов сбросил. Явно приводнять свой аппарат собирается. Ну или расчёт на нечто подобное в голове держит.

Что это внизу промелькнуло? Грунтовка? А-а! Земля под нами резко уходит вниз. Снова у нас высота метров двадцать-тридцать. Да сколько же можно! Что ж здесь за рельеф такой неподходящий!

Снова упираюсь ногами в трос, стараюсь не передавить. На такой малой высоте одна ошибка пилота, и нам всем не поздоровится. Но и не давить на трос нельзя! Прижал — отпустил, прижал — отпустил. И не спускаю глаз с быстро набегающей на меня реки. Как раз в этот момент и надвигается заросший камышом берег. И узкая длинная поляна вдоль берега. Вон куда ты нацелился! Соображаешь…

Вот только разворачиваться и пытаться умостить машину на эту поляну как раз мне и не нужно. Лучше для меня было бы ещё чуть дальше в сторону реки протянуть! Ослабляю давление ногами на трос, а сам в этот же момент двумя руками лихорадочно рву полотно под собой. И в запале совершаю ошибку!

Пытаться прорвать полотно настолько неудобно, что я несколько выпрямляю тело вдоль борта. Неожиданно такая крепкая и неподдающаяся до этого моим усилиям ткань сейчас легко расходится в стороны по всей длине, и я чуть было не вываливаюсь прямо в быстро расходящуюся дыру! Хорошо, что ещё стрингеры продольного набора есть. Их мало, но именно они меня и спасают, задерживают на какое-то мгновение.

От испуга поднимаю плечи и голову вверх, подальше от расширяющегося разрыва. Глаз не оторвать от летящей внизу серой лентой земли! Пытаюсь судорожно хоть за что-то схватиться руками, но сразу же проседаю боком вниз! Правая рука по плечо вываливается наружу! Дёргаю ногами, разбрасываю их в стороны, пытаюсь хоть как-то и хоть за что-то зацепиться, удержаться от падения. И снова попадаю сапогом по тросу…

Похоже, я очень сильно дёрнулся! И точно переборщил с давлением! Самолёт буквально проваливается вниз, чиркает колёсами по сухим зарослям. По лицу и болтающейся руке хлещет верхушками камыша, и больно так хлещет. Ещё успеваю порадоваться, что мне сейчас рогоз не попался, убираю ноги с бортов, поджимаю их под себя. Вот сейчас! Ещё миг! Ещё!

То ли немецкий пилот не ожидал ослабления усилий на руле высоты, то ли ещё что, а самолёт вдруг резко поднимает нос, начинает лезть вверх и быстро терять скорость. Обороты-то прибраны!

А я вываливаюсь наружу! И не по своей воле, вот что самое плохое! Так бы хоть успел сгруппироваться! А сейчас просто выпал. Окончательно! Выбросило меня…

И даже в последний момент на одних инстинктах попытался удержаться внутри самолёта, ухватиться левой рукой за оборванные края пробитой мною дыры, за деревянный брус стрингера. Не получилось…

Так и вылетел головой вниз. Успел только сообразить, что теперь мне точно каюк. Головой вниз, да на скорости…

Каким образом извернулся, даже не понял. Как там у классиков? «Жить захочешь, ещё не так раскорячишься?»

Вот и я раскорячился. Успел. Извернулся как-то, скрутился спиной вперёд. Так в камыши и влетел, с растопыренными в разные стороны руками и ногами. В развороте. И пятой своей точкой об воду приложился, зацепил легонько… И заскользил на спине по хрустким побегам, сминая и подминая под себя высокий камыш головой и плечами, вжимая при этом свою многострадальную тыковку в плечи и молясь только об одном — чтобы не подвернулись сейчас на моём пути какой-нибудь валун или крепкое дерево!

И чётко увидел во время своего короткого, но такого феерического скольжения по камышам, как немецкий самолёт в резком наборе высоты окончательно потерял и так уже невеликую свою скорость, встал на хвост, завис на долю секунды в практически вертикальном положении и так же вертикально, «свечкой» пошёл вниз, к земле, в самый последний момент перед ударом о неё заваливаясь на крыло.

Как он упал, я не увидел, камыш помешал. Услышал только сильный удар!

И в этот момент моё фееричное скольжение закончилось!

Остановился, замер. Сверху травяной мусор на меня густо посыпался. Потом чуть-чуть даже вниз съехал с толстых стеблей.

Даже двинуться почему-то не могу. И вдохнуть. Лежу, в небо глаза пучу и не верю, что цел! А тут и камыш подо мной (это я так свою многострадальную пятую точку называю) начал проседать, раздвинул стебли, пропустил вниз, к воде. И я начал медленно-медленно спиной погружаться в воду! Хорошо ещё, что камыш сразу утонуть мне не дал, придержал на поверхности. Только тут и сделал первый вдох! Такой вот бодрящий эффект ледяной воды. Да ещё снова на автомате руки в стороны раскинул, опёрся и уцепился за стебли. Заодно и обрадовался, что руки у меня целы и они работают.

Спина ноет, не пошевелиться, ноги такие же, аж горят в ледяной воде. Ну и голова… Такое впечатление, что я без скальпа остался! И без ушей! Как лежал, так и смотрю назад, на проделанную моей тушкой просеку. Всего-то пролетел метров пять-семь, не больше. А казалось-то, что всю сотню проскользил! Настолько непередаваемые ощущения испытал.

А вот носу ничего! И даже повязка с головы «не сползла». На щиколотку, ага…

Всё, пора выбираться на сушу. Вода-то действительно ледяная, зима на дворе! Заворочался, перевалился на бок, попытался ноги опустить. Провалился сразу же по колени и дна не нащупал. Зачерпнул воду ладонью, ко рту поднёс, понюхал. Лизнул, хлебнул. Ещё разок зачерпнул. Похлебал. Достаточно.

Прекратил свои попытки утвердиться в вертикальном положении и начал ползком выбираться на берег. Подминаю под себя камыш и таким образом передвигаюсь. Вот когда дно увидел, тогда и встал. Пошёл, высоко задирая колени, раздвигая руками стебли перед собой. Торопиться нужно, там же самолёт разбился! А в нём бензин — не дай бог полыхнёт. Я в этих сухих камышах враз зажарюсь. Будет гриль в кожанке…

Вырвался из плотных зарослей на поляну, замер на границе камышовых зарослей, огляделся по сторонам. Никого из местных пока не вижу. Это хорошо. Потому что выходить на открытое место как-то так… Опасливо, что ли?

Осторожно шагнул вперёд, к месту катастрофы. Обломки лежат кучей, самолёт как падал на хвост, так и сложился в месте падения компактной горкой. Единственное, что в стороне валяется, так это крылья. От удара он их в стороны разбросал, вместе с моторами.

Нет, уже ничего не полыхнёт. А бензин да, журчит из смятого бака, на землю стекает, едкий характерный запах до меня еле-еле долетает. Поэтому полыхнёт не полыхнёт, гадать не буду. Быстро осмотрюсь тут и буду прочь убираться. Мне оружие нужно, карты, еду бы какую-нибудь для полного счастья найти.

Чуть в стороне два тела лежат. Выбросило? А потому что пристёгиваться нужно было! Впрочем, в этом случае это им явно не помогло бы. От кабины ведь только кусочек носовой капсулы остался целым, всё остальное просто месиво. Подошёл ближе, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Тишина. Ни стонов из-под обломков, ни хрипов. И со стороны никто не шумит, тревогу не поднимает.

Кто это тут у нас? Стрелки. Оба. Жаль, что не мой немец. Наклонился, первым делом из кобуры на поясе покойника пистолет выдернул, передёрнул затвор, пощёлкал предохранителем, разбираясь в конструкции. Вроде бы ничего сложного нет. Сунул его в боковой карман кожанки, сразу как-то на мир стало легче смотреть. Потянулся было сдёрнуть с этого тела зимнюю куртку, да решил отложить это дело на потом. Сначала общий осмотр, и только позже тщательная мародёрка. А пока и в мокром похожу, недолго мне терпеть мокрые штаны осталось. Да и не в России мы, не так уж тут и холодно…

Пошёл по кругу, хлюпая водой в сапогах, обходя место катастрофы и внимательно вглядываясь в останки самолёта. Где-то там мой сопровождающий. Мне бы моё собственное оружие не помешало, наверняка же оно где-то у него. Как и документы. У меня-то в карманах пусто, всё выгребли, даже пыли не оставили.

А вокруг всё та же тишина. Это хорошо. И с реки через камыши никто не лезет. Ну что? Нужно попробовать в обломках порыться…

Упёрся руками в носовой обломок, напрягся, толкнул его от себя, сдвинул немного. Совсем сбросить не получилось, всё-таки конструкция не до конца разрушилась, крепко сделана. Цепляется одно за другое. Зато руку в перчатке-краге увидел.

Назад Дальше