Тропка небольшим домишкой закончилась, прямо в порожек расхлябанной двери и упёрлась. Домик так себе, низенькая крыша из того же камыша, стенки вроде как из жердей, или нет, вру. Из самана они, вон и солома или камыш тот же из глины торчит. И я остановился. А как остановился, так за моей спиной конвоир что-то и сказал. На незнакомом мне языке.
Одно только и понял, что кого-то предупреждает о нашем появлении. Похоже, не настолько он и незнакомый. Язык-то этот. Славянский какой-то. Болгарский? Я ведь кроме одного слова «братушки» ничего более и не знаю. Эти же ну никак на братушек не похожи. Ни по внешнему виду, ни по поведению и отношению ко мне. Турки и есть турки, такие же черноволосые и смуглые.
Какого чёрта! Я даже застонал про себя от пришедшей в голову догадки и от своей тупости. Одно мне оправдание — меня по голове сильно ударили! Конечно же, это турки! Откуда болгары-то? Они меня и выкрали. Не революционеры-соотечественники, не ещё какие-либо заговорщики, как я подумал, вспоминая убийство Григория в моей действительности.
А сейчас перевезли в Болгарию. Она тут одна им союзник. И дальше каким-то образом будут переправлять в Германию. А куда же ещё? Только там меня ждут с распростёртыми объятиями. Наверняка ёрзают от нетерпения поделиться собственной радостью за сожжённый мною Рейхстаг, готовят охренительно горячую встречу.
И в Севастополе они же меня и выслеживали… Вот я баран! Революционеры… Какие к бесу революционеры! Нужен я им, как собаке пятая нога! Это точно немцы! Там не получилось с похищением, так в Константинополе получилось.
Лишь бы дело только в Рейхстаге оказалось, а не в моих «предсказаниях». Если дело в них, то мне, с одной стороны, и опасаться за свою жизнь не нужно, а с другой — всё, никуда я из их цепких лап не вырвусь. И ведь идиотов у нас в стране хватает, вполне могли слухи обо мне передать кому не нужно!
Так, судя по тому, как меня охраняют и держат постоянно связанным, убежать не получится никак. Пока никак. Ждать, пока доставят до места? Тоже нельзя. Потом вообще не вырвусь. Остаётся только ловить момент. Которого, кстати, у меня до сих пор так и не представилось! Ничего, буду ждать!
Да, ещё одно! Если я такой ценный пленник, то почему бы ко мне какого-нибудь доктора не привести? Мой нос не посмотреть? Надоело ртом дышать. Да и ноет постоянно, дёргать начинает. Как бы не заражение началось. А если зацепишь ненароком, то даже искры из глаз сыпятся. А мне такого сейчас не нужно. Не боец я с таким носом.
Все эти догадки и размышления проскочили в голове за один миг. Как раз до того момента, когда дверь хибары распахнулась, чуть не заехав мне по физиономии. Хорошо, что успел быстро отшагнуть назад, натолкнувшись спиной на своего конвоира. И тут же чуть не улетел головой вперёд через порог от сильного толчка в спину. Хорошо, что уткнулся лицом в грудь шагнувшему из домишки человеку. И снова мой многострадальный нос практически заставил меня выпасть из действительности.
Слёзы в три ручья, круги под глазами и ругань. Ох, как я шипел и ругался. Пока меня самым бесцеремонным образом не затащили внутрь и не бросили на скамью. Нет, не слишком уж я ценный пленник, если со мной настолько беспардонно обращаются. Ну, братья-когда-то-славяне…
Бурчу, ругаюсь, шиплю от боли, а сам быстро помещение через слёзы в глазах осматриваю. Хотя, что тут осматривать?
Пара лавок, одна из них моя, стол и шкаф. Нет, ошибся. Это не шкаф, это просто несколько полок одна над другой на стене висят. Окошечко маленькое, свет через него пробивается слабый, поэтому сразу и не разглядел толком эти полки. Да какая разница! Самое главное, тот персонаж, в которого я лицом уткнулся. Вот этот уже явно не «братушка» и не турок. Это враг! Его бы в форму немецкую обрядить и точно вылитый кадровый офицер. Даже в этой полутьме чисто выбритое лицо свежим глянцем блестит, спина прямая, подбородок высоко держит. Парфюмом дорогим наверняка пахнет. И на мои слёзы внимательно смотрит. Усмешка такая еле заметная, высокомерно-презрительная. Немец, точно немец!
Подошёл ко мне вплотную, ухватил крепко левой рукой за плечо, правой в мой заросший подбородок вцепился. Пальцы железные, щёки словно клещами сжал. Больно же! Головой дёрнул, попытался назад, на стену, откинуться, вырваться из этого захвата, да какой там, только сильнее сжал, не выпустил. Показалось, что сейчас щёки об зубы раздавит.
Наклонил в одну сторону мою голову, в другую повернул. Робот железный, а не человек! Моего сопротивления словно вообще не замечает! Да это он нос разбитый рассматривает!
Фух, отпустил. А ведь щёки раздавил всё-таки. Во рту сразу привкус крови появился, пришлось сплюнуть на земляной пол.
Не понравился ему мой плевок. Ишь, как скривился. Мне бы и самому не понравился, да я специально сплюнул, назло. Очень уж обидное это ощущение собственной беспомощности. Отвернулся немец, шагнул к выходу, дверь толкнул, остановился на пороге, что-то выговаривает кому-то снаружи. Эх, жаль, что у меня руки за спиной связаны. Сейчас бы я тебе по башке кулаком… Или скамейкой… А ничего бы я не сделал. Был бы я не связан, так он и спиной бы ко мне не повернулся. Точно знаю.
Да и нечего пустыми иллюзиями тешить своё воображение. Может быть, с одним ещё и справлюсь, а сколько их там, снаружи? И все с оружием. И наверняка этот немец не один здесь. Есть ведь ещё кто-то, кроме тех двух встречающих. Наверняка есть, просто обязан быть. Тропинка же куда-то за дом уходит… Там наверняка караул и стоит. Охраняют это место от нежданных гостей.
Так что ни на кого я не нападу. И ни с кем не справлюсь. Нечего пустым мечтам предаваться. Ишь, кулаком по башке… Скамейкой бы, да и то под вопросом… Сил-то у меня сейчас с гулькин нос. Откуда они, силы эти возьмутся, если который день без еды практически сижу? И без воды. Те жалкие подачки не в счёт. И руки постоянно за спиной связаны, мышцы отказываются нормально работать.
Да какие тут могут быть вообще гости? Сюда меня наверняка переправляли местные контрабандисты. И местечко это ими прикормленное, вон какая просека для лодки прорублена в камышах. Так что нет здесь никого постороннего и быть не может. Местные вряд ли сунутся, отучили их давно от подобных намерений наверняка.
А ловили меня в Константинополе турки, это точно. Только кто мне тогда вопрос задал? На чистом русском же спросили? А что, неужели турки или кто там был не могут русского языка знать? Ещё как могут! Ничего, посчитаемся ещё…
О, один из моих конвоиров в хибару зашёл, чашку-миску какую-то мне протягивает. Вода? Она самая. И что ты мне её тянешь? Про связанные за спиной руки забыл? Забыл… Разозлился от своего промаха, краем чашки больно по губам ударил, смотрит так, как будто я у него что-то украл.
Пью, хлебаю шумно, краем глаза вижу, как в чашке кровь расплывается из разбитых губ.
И выбритому это не понравилось. Прошипел что-то вполголоса. Конвоир мой рукой дрогнул, вода на грудь мне плеснула, зато перестал так сильно давить, чуток отодвинул миску, сгорбился.
Дальше до самого вечера мы так и сидели в этом домишке вдвоём. Я на своей лавке со связанными за спиной руками, и выбритый на другой. Глаз с меня не сводил. Сам не ел ничего, и меня не кормил. Сам-то ладно, а вот меня могли бы и накормить. Я же вроде бы как важный пленник…
Больше никого не видел и не слышал. Даже за стенками хибары кроме криков чаек ни одного звука не доносилось. Да, камыш ещё под ветром шуршал. И всё.
Вечером не утерпел, в туалет попросился.
Вывели. Этот чисто выбритый выглянул наружу, кому-то там приказал меня вывести. Что конкретно приказал, не понял, но наверняка смысл такой был. Да и не выбритый он уже, за день лицо щетиной покрылось. У-у, кабан здоровый. Приказать-то он приказал, но и сам из дверей за мной присматривал.
Потом внутрь завели, на ту же лавку усадили. И ещё немного просидел так. Потом голоса снаружи раздались. Мой надсмотрщик с места подорвался, дверь открыл, кому-то рукой махнул.
О, как! Доктора привели по мою душу. По нос, то есть.
Дальше полчаса позора. Моего. Потому что больно было до жути. Из всего, сказанного доктором, только и понял, что воспаление началось. Потому так больно и было. Пока нос на место поставили, промыли, чем-то там обработали, повязку наложили, я чуть не обос… Г-м, короче, слёзы из глаз лились, как из ведра. Ну и ругался, как же без этого. Так что хорошо, что этого «чуть» не случилось. Не хотелось бы мне перед моими конвоирами позориться. Да, доктор не меньше моего боится. Похоже, моих конвоиров сильно опасается. Но хоть дело сделал, а всё остальное меня не касается.
Ночью было легче. Боль ушла, дёргала иной раз немного, но ничего смертельного. Зато потихоньку дышать носом через повязку начал. Терпимо. А есть так ничего и не дали. Хотя сами что-то там такое чавкали за стенкой, я слышал и в этот раз даже умудрился унюхать.
Утром толкнули в плечо, вырывая из дрёмы. Так всю ночь сидя и провёл. Хорошо, хоть спиной можно было на стену хибары опереться.
Вывели наружу, пошли по тропе дальше от берега. Камыши закончились почти сразу. Оглянулся, заработал ещё один толчок в спину, но хибарки не увидел — камыши всё спрятали.
Прошли через небольшой лесок, на широкую поляну. Или поле. Скорее всего, поле, потому что растительности никакой не было. Подробнее не рассмотреть — противоположная сторона терялась в рассветном тумане.
Остановились на опушке. Мне приказали опуститься на землю и не маячить. Уселся, облокотился спиной на ствол дерева. Холодно же. Отморожу себе всё.
Место какое-то безжизненное. Не слышно ни звука. Словно в вате сидим.
О, мотор где-то затарахтел! Знакомый звук авиационного двигателя. Понятно! Это за мной транспорт пригнали!
Немец скомандовал — народ засуетился, на поле выскочил, вокруг куч хвороста закопошился. Заполыхали костры, дым вверх пополз. Это они их загодя приготовили, так получается? Ушлые какие.
Звук моторов приблизился, над нами прошёл. Задрал голову, увидел в небе самолёт с крестами. Ишь, здоровый какой. Откуда у немцев такие машины? Внимательно смотрю, как чуть справа на нашу поляну заходит большой аэроплан. В первый момент сильно удивился, даже головой встряхнул. Показалось, что это «Муромец» заходит. Ошибся. Не «Илья» это, но тоже такой же здоровый. Двухмоторный, кабина несуразная какая-то, высокая. Два киля, две двухколёсных основных стойки шасси. Бр-р.
Самолёт снижается, касается колёсами земли, пару раз подпрыгивает и быстро останавливается. Глохнут моторы. А что так далеко остановился-то?
Подчиняюсь команде, поднимаюсь кое-как на ноги и иду к самолёту. Не так-то и далеко идти оказалось. Машина высокая, пилот наверху сидит, на меня с интересом смотрит. Два пулемёта сверху, два стрелка. Лыбятся все, заразы этакие. Эх, мне бы с вами в небе встретиться, я бы эту улыбочку у вас на лице быстро стёр…
Руки мне развязывать не стали. И в кресло наблюдателя не посадили. В борту боковой люк открыли, туда меня и засунули. Засунули в самом буквальном смысле, словно не человек перед ними, не офицер боевой, не собрат-авиатор, а мешок с картохой. Ещё и в живот перед этим крепенько так ударили, чтобы согнулся. Так вверх и внутрь мою скрюченную тушку и закинули. И даже под голову ничего мягкого не подложили. Запихнули, люк захлопнули, замком скрежетнули.
Уже явно заросший щетиной немец на место стрелка-наблюдателя по лесенке вверх полез, это я по звукам услышал и понял. Понимающему человеку тут и видеть ничего не нужно, так всё ясно. С пилотом громко так поздоровался, весело. Герр Хеллер какой-то. Запомним.
А следом и моторы затарахтели, самолёт с места стронулся. Покатился по неровному полю, разогнался и взлетел. А я молча ругался во время разбега, потому как на каждой кочке ощутимо прикладывался головой о шпангоуты и стрингеры конструкции фюзеляжа.
Поворочался, устроился поудобнее, осмотрелся, насколько смог. Пошоркал связанными руками по кромкам шпангоута, надеясь на то, что смогу освободиться от верёвки. Не получилось.
Ещё раз огляделся. Взгляд упёрся в движущиеся туда-сюда тросы управления. А самолёт что-то сильно в воздухе болтается… Болтанка или пилот такой неопытный? Тросы… От пришедшей в голову мысли заворочался, развернулся, вытянул за спиной руки, насколько смог. Нащупал трос, приложился к нему верёвкой. Попробую перетереть волокна. Похоже, это мой последний шанс.
Что буду делать, если освобожусь? Пока никакой мысли в голову не пришло. Есть ещё и закрытая крышка люка. Но замок-то внутри? Так что есть у меня шанс сбежать, есть! В воздухе?
А почему бы и нет? Сейчас главное освободиться, а там посмотрим.
Ничего не получилось. Трос гладкий, лохм задранной проволоки нет, верёвку не перетирает. Да ещё маслом обильно смазан, зараза такая. Маслом… И я натираю руки, запястья этим маслом, стараюсь пропитать верёвку, копошусь, дёргаюсь, кручусь, выворачиваюсь.
Провозился долго, самолёт уже перестал болтаться, набрал высоту, пошёл ровненько. Зато и верёвка начала поддаваться. Сначала соскользнул с кистей руки один виток, потом другой, и разом все остальные. Уф-ф, получилось. Кое-как вытащил руки из-под спины, начал разминать-растирать запястья и ободранные до крови кисти. На последующую боль внимания никакого не обратил — напряжённо обдумывал, что дальше делать. С замком справиться проблем не было. Я его сразу осмотрел, там язычок можно было изнутри свободно сдвинуть. Даже попробовал разок и у меня получилось его открыть. Вот только высота полёта слишком большая, и под нами далеко внизу земля. Километра полтора высота на глазок. Закрыл быстренько крышку люка, сердце ёкнуло. Вот сейчас самолёт накренится, бултыхнётся на воздушной яме, а я не привязан… И парашюта у меня никакого нет, к огромному моему сожалению.
И что дальше? Опять же подо мной нижняя плоскость крыла с моторами. Работающими, причём, моторами. Как-то нет никакого желания вылезать наружу именно здесь. А что позади?
Ладно, это потом. Сколько, интересно, времени вся эта моя возня заняла? Потому что самолёт явно начал снижаться. Смотрю в приоткрытую щёлку. Всё ниже и ниже идём. Нет, как-то нет желания прыгать. Закрываю дверку, устраиваюсь поудобнее, набрасываю верёвки на кисти.
Посадка. Меня вытаскивать будут или нет? Вряд ли. Слишком мало мы времени в воздухе находились. Часа два, два с половиной. Наверное. А до Берлина, по моим прикидкам, с такой скоростью раз пять по столько же, если не больше. Значит, дозаправка. Поэтому лежим тихонько и не дёргаемся.
Всё верно. Копошение у самолёта, голоса разные, весёлые, довольные. Бензином запахло. Замок щёлкнул, крышка откинулась, на меня несколько пар глаз уставились. Посмотрели, полюбовались, да и закрыли крышку-то. Сволочи. Хоть бы кусок хлеба в зубы сунули.
Зато я в своих догадках уверился. Ладно, ждём момента.
Снова взлёт, набор высоты. Только я начинаю действовать ещё на рулении. Открываю замок, выглядываю в маленькую щель. Снова не вариант с покиданием самолёта. Вокруг дома, дома и дома. А народу-то сколько! Стоят, глазеют. Откуда столько? И где мы, интересно. Ладно, ждём.
После взлёта снова выглядываю и чертыхаюсь. Нет, не выпрыгнуть, снова строения под нами. Да и высоко уже летим, и скорость набрали. На глазок где-то под сотню километров в час будет. Это меня по земле тонким слоем размажет.
Изворачиваюсь ужом, ползу в хвост. Тросы зашевелились, задёргались. Это из-за моего ползания центровка изменилась. Да и ладно. Сейчас вы всё равно ничего сделать не сможете. А вот я смогу. Потому что сообразил, что делать.
Там где я раньше находился, там обшивка фюзеляжа фанерная, а вот дальше к хвосту всё полотном обтянуто И расстояния между шпангоутами и стрингерами всё больше, появляется возможность протиснуться наружу. Только вот протискиваться сейчас никакого резона нет.
Возвращаюсь чуть назад, или вперёд, кому как удобнее. Короче, к прежнему своему месту пробираюсь. Упираюсь спиной в пол и ногами начинаю давить на нижний трос управления. Создаю неполадки в управлении. Самолёт тут же клюёт носом и начинает снижаться.