— Закаляет характер. — улыбнулась она вытирая длинные ноги мягким полотенцем.
Огнем горит ее взгляд, но этот пожар словно что-то постоянно тушит. Лора надела брюки, и заправив белую майку, она просто села на стул, продолжая наблюдать, как я смываю пену. Стараясь не смотреть на нее, мне все же удалось разглядеть, как сквозь плотную ткань выпирают крупные соски на ее плоской груди. Меня затрясло от смущения. Это так странно. Почему меня заставляет это смущаться? Я выключила воду, и Лора встала со стула, одним резким движением, она подвинула ногой стул к ванной, и взяв чистое полотенце, Лора протянула мне руку. Сердцем понимаю, что она мне не враг, но почему тогда так щемит в груди от страха?
Обхватив мягким полотенцем щиколотки, поднимаясь выше к коленям, бедрам, она собирала капли воды тканью, и посмотрев на меня, Лора плавно развела мои бедра чуть в сторону, и я почувствовала промежностью ощущение скользящих движений. Медленно вверх, грубо, проникновенно вниз раздвигая лепестки бутона. Я старалась не показывать, что во мне эти движения пробуждают странные чувства. Живот, бока, и вот ее ладони на уровне груди. Сжимая ладонью с полотенцем налитые формы, она как-то своеобразно облизнулась. Всем нутром ощущая, как все чувственно отзывается на ее прикосновения, я хотела плакать от этой унижающей меня ситуации. Сама не своя, что со мной происходит? Лора склонилась к отвердевшим соскам, и ее острый язык обвел мокрым кругом его формы, а губы сжали в сладком поцелуе, заставив меня крепко сжать ее плечи, и выгнуть спину, словно от языка пламени, какие ласкали в средневековье ведьм.
*Время одеваться.
Лора привела меня в свою спальню, где на кровати лежало платье горничной, чулки, и белый чепчик. В ее комнате стоит ваза с невинно-белоснежными цветами. Это было так символично. Несколько почерневших лепестков лежали на тумбочке, и только один из пяти цветов совсем недавно расцвел. Она аккуратно подвела меня к кровати, и приказала сесть. Я не могла представить, что будет дальше, но, как только Лора опустилась на колени, меня затрясло. Ее нежные ладони развели мои ноги в стороны, а после, она аккуратно взяла своими руками мою левую ступню, и поставила на свое колено. Нейлоновый чулки закатав на своих пальцах до формы пальчиков ног, она плавно надела их чуть выше колен, а дальше… а дальше заставила меня испытывать стыд. Губами натягивая прилипающую к коже ткань, Лора хищно прищуривалась, но, как только чулки плотно были надеты мне на ноги, она не успокоилась. Я встала. Лора выдвинула нижний ящик своего комода, где лежали огромного количество нижнего белья. Она достала прозрачные, черные трусики с кружевной оборкой, и помогла мне их надеть. Дальше становилось дурно мне. Поддерживающий поясок, которые Лора так нежно закрепляла на мне, заставляя чувствовать свое низкое положение. Я слышала про таких женщин, какой сейчас она пытается из меня сделать. О таких ходило много слухов, сплетен, но почему в эту роль попала я? Мне так страшно.
Когда мы закончили с моим одеванием, Лора переоделась. Вместо белой майки, она надела белую обтягивающую рубашку, вставила ремень в брюки, и сняла с вешалки свою черную жилетку из кармана которой торчал портсигар. Мы вышли в коридор, где я столкнулась с точно так же одетой той низкорослой девчонкой, а Мелиса (что так хотела пырнуть Агне) нежно обнимала своими длинными пальцами ее тонкую шею. Кажется, это место от моего притона мало чем отличается. Здесь вроде тоже самое.
*Время завтрака.
Лора ест немного, но досыта старается накормить меня. Молочная каша, куриный суп, шоколадное суфле на десерт, но сама Лора предпочла выпить чашку кофе, и съесть несколько кусочков темного шоколада. Она дождалась, когда поем я, и только после этого приказала взять губами дольку и передать ей. Это было очень странно. Всю меня сжало в лихорадочной судороге, но обхватив дольку губами, я аккуратно преподнесла ее Лоре. Она прикрыла глаза, склонила голову на бок, и я почувствовала, как ее острый язык слизал талый шоколад с уголков моих губ. Я не могла сдержать эмоций, частое дыхание словно стало моим естественным, и мне хотелось большего что ли. Не понимаю, почему она дразнит, но не берет свое. Если она купила меня, то разве не должна воплощать в жизнь свои грязные потребности, фантазии. Ведь теперь я, что-то вроде вещи. Только личной.
Ора поила молоком Мелису. Женщина собирала капли белого напитка упавшие на подбородок девочки своими губами, языком, и Ора млела от удовольствия, что доставляла ей взрослая женщина. Я не могу понять к какой национальности относится Ора, но у нее очень милое лицо. Ростом чуть ниже меня. В ней сто пятьдесят сантиметров. Упитанная. Для своего роста, можно сказать, полновата. Крупные бедра, выпирающие, округлые ягодицы и небольшая грудь. Тонкие запястья, на правом болтается красная веревка с серебряным кулоном в форме месяца. Ее волосы вьются в мелкую кудряшку, и, когда они распущены, то длиной ниже ягодиц, но сейчас они собраны в две баранки по обе стороны головы. В эти два круга заплетенных маленьких косичек вплетены живые цветы по своему виду напоминающие ромашки, что росли у меня дома.
*День.
*Время дообеденного чтение.
Лора читала нам (Мне, Оре и Мелисе) книгу с историями. Я сижу в ногах у Лоры, пока женщина рассказывает историю о цыганке, что желала выйти замуж за цыгана, но у пары не получалось зачать ребенка, и тогда цыганка решила просить дитя у жалостливой луны, что послала им сына, но только не похожего на цыган. Мать цыганка поплатилась за колдовские просьбы. И я внимала каждому слову, что произносили губы Лоры. Ее ладонь ласково блуждает от моей шейки до спины, и обратно. Это доводило меня до мурашек. Это было очень странно. Чувство, что оседало глубокого внутри живота постепенно опускалось вниз, схватывало и болело. Но только боль была эта сладкой, требующей, ноющей. Мне хотелось вести себя, как мартовская кошка, но только сознание всячески одергивало меня от проявления каких-либо чувств по отношению к Лоре. Это было бы неправильно. Это было бы запретно. Агне так и не вернулась.
*Время обеда.
На обед Мелиса подала варенный рис, варенную куриную грудку, крепкий чай и кофе для Лоры. Единственный каприз, который я от нее услышала, звучал словно просьба. Я сидела у нее на коленях, а Лора, словно мать, кормила меня с ложки, мягкой салфеткой вытирала губы, и только чай я пила сама. Она не обедала едой, а только выпила две чашки кофе. Еще одна деталь, которая не давала мне покоя — посуду после трапезы, после обеда мыла Лора. Я хотела помочь ей, но она грубо шлепнула меня по рукам кнутом, что болтался по левую сторону ремня. Меня это не остановило, и я попыталась снова. Шлепок. Тогда мне пришла в голову мысль принести грязную посуду со стола, чтобы Лора хотя бы не ходила несколько раз из комнаты в комнату. Как только я поставила грязные тарелки на столик рядом с мойкой, Лора устало вздохнула.
— Долго будешь провоцировать меня? — женщина вздохнула. — или ты так хочешь, чтобы я тебя отшлепала? — кончик кнута задрал на мне юбку оголяя ягодицы, и грубый шлепок заставил меня вздрогнуть. — если нет, то иди, занимайся своими делами.
— Я хочу помочь Вам. — прошептала я стараясь не натирать место жгучего послевкусия на коже. — разве это плохо?
— Мне не нужна твоя помощь. — Лора облизнулась. — не зли меня, пожалуйста, это будет лучше для тебя.
— Может быть, тогда не будете злиться? — спросила не подумав я, и Лора рассмеялась. — что смешного?
— Ничего, дуреха. — женщина вытерла полотенцем чистые тарелки. — принеси сахарницу со стола.
— Но это ведь Ваша работа мыть посуду после обеда. — иронично подметила я.
— НИКА! — Лора повысила голос. — если ты напросилась, то будь добра, исполняй свои обязанности.
— Слушаюсь. — кивнула я.
*Вечер
*Время подготовки ко сну
Мы снова принимаем ванную, но на этот раз дольше. Мне кажется, что я не могу совладать с собой, и от этого становится страшно. Внутри меня словно бабочки. Они совершают свою последний полет, и чем больше их умирает внутри, чем тяжелее становится мне. Мыло запаха сирени заставляет меня вспоминать весну, и как прекрасно было встречать май под сиреневое дуновение. Я прижимаюсь сильнее грудью к ее спине, и Лора выгибается так, как это делала я, пока ее ладонь скользила во время чтения по коже. Неужели ей это нравится? Что-то случилось со мной, и не замечая, что делаю, я коснулась своими ладонями ее плоского живота, склонилась губами к шее, и поднимаясь по мокрой коже выше, коснулась твердой груди. Робкие сжатия, ее хриплый, приглушенный стон, и это взволнованное дыхание, что заставляет пламя свечи непокорно танцевать, и в итоге потухнуть.
*Время вечернего чтения
…и она расчесывает мои непослушные волосы, пока я пытаюсь читать без запинки, нарушая все законы интонации. Мне так нравится чувствовать запах ее яблочного парфюма, чувствовать прикосновение ее нежных рук, запущенных длинных пальцев в волосы. Лора водит щеткой по моим кудряшкам, и они потихоньку начали выпрямляться. Кукушка на первом этаже издала свой звук два раза. Уже два часа ночи, и я смотрю на себя в зеркало, словно открывая новую меня. Лора смогла распутать мои кудряшки.
— Лора… — неконтролируемо прошептали мои губы.
Глава 4
Ника…
День двадцатый.
Вы когда-нибудь боялись чувств, какие испытываете глядя на того или иного человека? Я да. Глядя на Лору, мне казалось, что она моя сестра, с которой нас просто однажды разлучили, но как такое возможно? Очевидно, все это ненормальная ересь. Сегодня утром, когда я заваривала чай, на кухню пришла Ора, и мы впервые поговорили с ней лично. Что я поняла? Она не предаст Мелису, она благодарна Лоре и до безумия любит этот дом, хотя и живет здесь чуть больше трех месяцев. Забавно было слышать ее отказы на мое предложение сбежать из этого места. Ора побледнела от одной только мысли, что можно взять и просто уйти из места временного убежища. Я же говорила ей, убеждала, что за стенами этого пристанища будет жизнь, какую мы заслуживаем, а не какую нам дают. Ора отказалась, и перестала со мной разговаривать, а я, весь день думала о том, что хочу вырваться из оков Лоры, ее дома и оказаться среди своих людей, а не этого.
Конечно, многие сказали бы, что я должна быть благодарна, но я благодарна за свое спасение, а сейчас просто хочу наконец-то стать свободной. Знаете, словно живешь не по своей судьбе, а по воле Лоры, которая и диктует правила моей сейчашней жизни. Это ненормально, да и к тому же, все чаще я ловлю себя на мысли, что Лора просто хочет меня воспитать под себя, как воспитала Баше. Это ее первая прислуга или товарищ, что любит играть в роль прислуги. Я не знаю, но так я не хочу.
А что представляла я за стенами этого дома? Какую жизнь? Совсем иную. Жизнь, где смешивались краски всего: любви, мужских объятий, поцелуи ниже шеи, и игра в страсть между мной и как-нибудь мужчиной, чья улыбка хищна, и больше напоминает волчий оскал, который раскроется, и ты уже попала в капкан его властной любви. Почему так? Просто я верю, что любовь сильнее войны. Если так подумать, то меня могла бы любить и Лора, но только быть с женщиной — словно целовать сестру, а я не готова бросить вызов жизни, злить Бога этой мимолетной страстью. Зачем все это если я могла бы обнимать сильного мужчину? Нет. Все это не мое, и истома женщины мне не по вкусу. Это равносильно, если бы русский мужчина полюбил женщину чужих кровей. Так же неправильно, верно?
Это был тоскливый вечер. Я стояла у окна, и просто наблюдала за тем, как на улице тихо и спокойно. В деревне, откуда я родом, любили устраивать вечерние, дворовые посиделки за баяном у костра, где самая голосистая девушка пела национальные песни, и все влюбленно смотрели за тем, как она владеет своим голосом, а иногда, но редко, телом. Была у нас одна певичка, которая медленно раскачивалась в такт музыке, и многие буквально принимали ее песни, как колыбельные, а в особенности старики. Для детей от двенадцати она была эталоном женственности, красоты и красивого голоса, но только не для меня.
Когда мне исполнилось двенадцать лет, я мечтала, бредила Францией. Очень часто по радио вещали прямые эфиры с одной певицей, которая заставляла меня мечтать о романтических улочках, где вокруг одни влюбленные, дорогие магазины, вкусная еда и люди, что живут любовью, красотой, роскошью, которой у меня никогда не было. Всегда представляла себя взрослой в зеленом, бархатном платье под руку с романтичным кавалером, что дарит мне алую розу, а после, кружа в такт вальсу мы сливаемся с толпой таких же безумных влюбленных, а после целуемся, но только всему эту не суждено было сбыться. Только сейчас я мечтаю о голубом небе, и о том, чтобы война наконец-то прекратилась, да только желанию одной девушки не сбыться, к тому же, я не одна такая с такой просьбою готова встать на колени перед Богом, но только будет ли в этом толк?
С самого утра в доме воцарилась атмосфера настоящего напряжения, и откровенно говоря, страшно видеть беспокойство в глазах лидера. Лора не подавала вида, но не выпускала из рук оружие, была готова. Она сидела в кресле в зале, где рядом с ней находились все женщины, кроме Агне. Девушка так и не вернулась после той ссоры. Надеюсь, с ней все в порядке. Очень надеюсь. Я на всякий случай, тоже была готова. Хотя бы оделась, чтобы в случае бегства не оказаться голой, как в первый день своего пребывания в притоне Отто. Накинув на плечи куртку, я аккуратно спустилась по лестнице вниз, где меня встретила взглядом Лора, и улыбнулась, но улыбка ее была несколько сдержанной, обреченной. Двери распахнулись, и встрепенувшись, Лора схватилась за автомат, но я заметила, как вдруг она резко выдохнула.
Баше медленно прошла в комнату держа в руках пулемет, и сев в кресло, она посмотрела своей госпоже в глаза, а после, подмигнула и Лора устало кивнула в ответ. Мелиса закрыла за Баше дверь, и села недалеко от входа. Кстати, Баше это верная помощница Лоры. Если верить истории, то ее спасли из газовой камеры, где произошла облава диверсантов среди которых была как раз Лора. Баше чистая еврейка, с носиком-клювом, смугловатая кожа, черные, непослушные волосы собраны в тугую косу, и она постоянно поправляет косую челку. Среднего роста, крепкого телосложения. Именно крепкого, а не толстого, как я. Кареглазая девушка старалась держаться достойно, хотя точно так же она держалась и когда надевала свой белый фартук, чтобы принести чай своей госпоже.
Лора нервничала. Это было заметно по нервному тику. Когда ее особо что-то бесило, то ее левый глаз начинал заметно дергаться, и остановить это было весьма сложно. Один раз, она мучилась больше пяти часов, прежде, чем успокоилась и прекратила трястись. Мелиса постоянно выглядывала в окно, но делала это очень аккуратно. Если честно, то я почувствовала себя очень гадко, ведь каждая из живущих здесь девушек были готовы к бою, а я нет, да и зачем? Разве нельзя просто договориться? Вон, если взять Ору, то девушка расположилась между лестничными проемами со снайперской винтовкой. Разве это не прямая помощь среди пакостной, ужасной ситуации? Спокойствие дома нарушено, и не заметить это было бы сложно только в том случае, если ты слепой.
— Что есть у них? — спросила Лора наполнив высокий стакан холодной водой.
— Оружие, сила и воля. — Баше вздохнула потирая оружие.
— А что есть у нас? — капля воды медленно скользнула от подбородка к шее, и Лора сморщилась.
— Масло. — Баше грустно засмеялась. — и женское очарование. Не слишком много, правда?
— Проблема-то в чем? — спросила робко я выглядывая из-за арки ведущей на лестницу.
— В том, что если они ворвутся сюда, то нам не отстреляться. — Лора громко поставила стакан на стол. — думаешь, этого мало?
— Плохо. — Мелиса вздохнула. — разве ничего нельзя сделать?
— Можно. Бежать. — предложила Баше.
— Бежать? Мы разве крысы? — Лора скривилась в недоумении.
— Просто, когда это больное на голову войско явиться сюда, то будет рвать, и метать, а я что-то не хочу этого. — Баше прикусила губу и вздохнула. — я думаю, что нужно подымать еще наших, и тогда уже что-то решать. Лора, четыре человека ничего не смогут сделать. Хорошо, даже если нас четверо, и при хорошем раскладе мы сможем противостоять, допустим, солдатам пятидесяти, но ведь уже многие знают, где наше логово.
— Я была в пятницу на совете, и знаешь, очень здорово было слушать то, что в нашу деятельность уже давно никто не верит, и большинство военачальников, офицеров, и вышестоящих считают нас теми, кого стоит уже стереть с лица земли, и как ты думаешь, Баше, последнее, что я сейчас действительно хочу — сбежать, как крыса с тонущего корабля, давая пищу стервятникам? — Лора вздохнула. — все меньше людей хотят слушать нас, но все больше хотят пустить пулю в лоб. Баше, я боюсь, что гитлеровцы окажутся еще теми зверьми, и если на этом совете их будет больше обычного, то нам можно будет сдавать добровольно сапоги. — Лора ухмыльнулась, и достав сигарету села за стол. — все это ужасно.
— Да, но что мы можем? — прошептала Баше.
— Кроме, как нервно курить? Думаю, что ничего. — и Лора закурила.
На пятый день пребывания в этом доме, я узнала, что Лора в прошлом политик, общественный деятель, и просто хороший человек, который протягивает руку помощи всем, кто в ней нуждается, но случается так, что эту руку умудряются даже кусать. Для меня это было загадкой, и возможно, именно поэтому я старалась быть послушной с ней, ибо понимание того, что именно ТЕБЕ делают хорошо, наступает не сразу, и хорошо если наступает. До ночи пятого дня, я была убеждена, что Лора такая же, как и Отто. Все эти ухаживания за мной были для того, чтобы начать снова зарабатывать на мне грязные деньги, но все было иначе, и с какой-то минуты, я просто поняла, как все обстоит на самом деле.
*Воспоминание Ники.
*Вечер пятого дня…
— И что же тебе сказали? — спросила Мелиса поставив поднос с чаем на стол. — есть хорошие новости?
— Нет. — Лора вздохнула. — а что ты хочешь услышать? Что нас снова воспринимают всерьез, и хотят видеть, как часть зачистки? Нет, Лис, нет. — Лора закурила. — нас считают соратницами Отто, да и плевать. — она улыбнулась. — если эта девчонка оправдает себя, и встанет наконец-то на ноги, то моя миссия будет выполнена. В конце концов, помнишь, я ставила себе целью помогать тем, кто под натиском военной боли еще может трепыхаться, показывая в теле душу? Так вот, поиски увенчались успехом, да и к тому же, в нашем городе всех кого можно было вытащить на берег я вытащила. Не думаю, что здесь еще остались заблудшие души.
— Агне ушла именно из-за Ники? — уточнила Мелиса. — я просто спрашиваю. Не подумай, что я осуждаю. Ты же знаешь, я не имею привычки осуждать.
— Агне ушла по своей глупости.
* За двенадцать минут до событий двадцатого дня.