В его каюте лежал составленный, пробный договор на приобретение территорий от реки Убанга, до реки Илу. Похожий договор лежал и у капитана Леонардо де Брюлле, только на территории от реки Убанга, до озера Чад. Река Илу и прилегающие к ней территории, его величество в лице капитана де Брюлле, не интересовали.
Но, последние события этому очень сильно помешали. Ни капитан де Брюлле, ни капитан фон Штуббе, не предполагали такого развития событий, и были весьма удивлены, когда увидели довольно большую, по местным меркам, армию, вооружённую холодным оружием и парой мушкетов, которые, скорее всего, не дали даже одного залпа, когда эта самая армия была разбита, что было видно даже на глаз, во много раз меньшим войском, что естественно, достойно удивления.
Наконец, процессия бесстрашно добралась почти до борта кораблей и остановилась. Вперёд вышел странный негр, и заговорил на чистейшем португальском языке. Бельгиец португальского не знал, а Феликс только понимал, и мог озвучить лишь несколько ходовых слов. Вот он их и озвучил.
Странный негр быстро перестроился, и представился Луишем, визирем Великого вождя народа банда Ванна, и был он, как уже догадались оба капитана, португальцем. Скривились оба, уж лучше бы он был англичанином. С этими, ближайшими родственниками испанцев, не хотели иметь дел оба, что бельгиец, что немец.
Анголы и Гвинеи из Африки не выкинешь, придётся и с хвастливым, и жадным до глупости, представителем португальского народа, вести дела, раз такое дело.
— Приветствую вас, уважаемые господа, — коверкая французские и немецкие слова, начал Луиш.
— Мой достопочтимый вождь настоятельно просил вас участвовать в его церемонии вступления в должностьверховного вождя и назначения"команданте» народа банда, или главного военного вождя всех территорий, населённых нашим народом.
После этой фразы, челюсти у всех, слушающих этого непредсказуемого Вана, в прямом смысле, отвисли, а глаза — расширились. Даже у «железного» Феликса глаза превратились в два горных озера, и в них, словно вешняя вода, плескались удивление и вопрос:
— А…, что он сказал???
Луиш, очень довольный произведенным эффектом, отчётливо приосанился, картинно отставил правую ногу в сторону, и, уперев свой щит в левый бок, повторил.
— Да, мой вождь назначил себя командиром всех войск, которые сумеет собрать на наших землях, а управлять поставит наиболее верного своего последователя, из числа новых неофитов.
— И мы не дикари, мы — христиане. Слышали, было такое христианское царство — Гаога, так вот, наш вождь — потомок тех правителей, то есть царь. Но, из-за природной скромности, он не хочет возлагать на себя корону, и передаст бразды правления достойному, которого выберет сам. Он же будет защитником слабых и угнетённых.
— И берегитесь! О, бледнолицые дьяволы,… его гнева!
Пафос фразы в конце речи просто зашкаливал, но Луиш этого не замечал, впав в раж. Очнувшись, он понял, что оскорбил сам себя, но сделал вид, что он не такой.
Даже, если оба капитана и оскорбились поначалу, и не планировали сходить на берег, чтобы общаться с местным новым царьком, то, после такого представления, у них отчётливо зачесались пятки, направляя ноги в каюты, а голова уже продумывала, что надеть, и сколько человек охраны надо взять с собою.
Как было сказано выше, у Леонардо де Брюлле было двадцать человек солдат, и около пятидесяти человек команды. У капитана фон Штуббе — десять, и ещё шестьдесят человек команды. Но, в отличие от бельгийцев, его команда состояла частично из европейцев, частично из представителей бывших американских рабов, а сейчас — свободных негров, что обосновались сначала в Либерии, а потом распространились, в поисках заработка, по всему атлантическому побережью Африки, дойдя до Анголы.
Глава 8 Церемония
Приблизительно через полчаса оба капитана, одевшись в более чистую одежду, в сопровождении пятерых, специально назначенных для этого, солдат, сошли с палубы своих кораблей и двинулись навстречу с «команданте», теряясь в догадках, чтобы это могло значить.
Капитаны шли бок о бок, негромко переговариваясь между собой на смеси французского и немецкого языка. Немного позади, настороженно блестя друг на друга глазами, шагали десять солдат, следуя за своими командирами.
— Ну, что вы скажете, герр капитан, на этот негритянский экспромт, — поинтересовался капитан де Брюлле у Феликса фон Штуббе.
— Наверное, то же, что и вы, любезный Леонардо, — не менее вежливо ответил ему Феликс.
— Я думаю, вы удивлены…
— Несомненно. Этот, загорелый до черноты, португалец смог меня не только удивить, но и озадачить нелепым званием. Как вы думаете, откуда он его взял, и каким образом смог внушить глупому царьку чёрных дикарей желание иметь в своём титуле?
— Да, да, я сам поражен всем происходящим. Что бы это значило? И в чём великий смысл? — и они оба вежливо рассмеялись, вспоминая нелепую фигуру португальца.
— Я слышал об этом вожде, — продолжил разговор Леонардо, — какие-то нелепые слухи. Якобы, в тело младшего вождя, забытой всеми богами, и не только христианскими, но и языческими, и чрезвычайно дикой, деревеньки, вселился злой дух, изменивший поведение этого самого вождя. Но, должен при этом заметить, что изменил он его в лучшую сторону, дав ему понимание происходящего, и прежде всего развитый интеллект. Как вы считаете, герр капитан?
— Я полностью с вами согласен. Нет, я не слышал эту историю, но могу вам рассказать тысячу похожих. Здесь, в Африке, иногда происходит такое, что невозможно объяснить с точки зрения элементарной логики. Здесь ещё живут эманации языческих богов, что правили этим диким миром тысячелетия назад.
— А что касается того, к кому мы сейчас идём, то, думаю, дело не обошлось без хорошего удара молнией. Такое здесь бывает. Оклемался, окреп, пришли в голову новые мысли, и пошёл воевать. Удача…, что ещё сказать, с кем не бывает. Но удача мсье, капризная птица, сегодня она с тобой, а завтра её уже нет.
Выходцу из славного города Шарлеруа, капитану де Брюлле, было не так просто заткнуть рот. Как истинный потомок болтливых галлов и спокойных фламандцев, он сочетал в себе худшие качества как одних, так и других, и с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжал доказывать своё мнение по пустяковому вопросу.
— Да, кстати, о синей птице удачи. Негры из моей команды разговаривали с жителями этого городка, которые уверяли, что во время боя они видели на голове вождя некую птицу, что громко орала, растопырив свои крылья. Видимо, звала удачу своему вождю и кликала поражение на головы его врагов.
— А знаете, герр капитан, какой шлем носит этот самый Ван?
— ?
— Ха, вы не знаете? («зачем мне это знать», — подумал Феликс) Он носит… череп крокодила, а его копьё постоянно залито кровью, причём до такой степени, что она стекает с лезвия в виде сплетённых между собой струй, и когда он трясет им в гневе, эти капли разлетаются далеко вокруг. А упав на землю, превращаются в небольших ядовитых змей, или скорпионов. Как вам это?
— Я вижу, Леонард, вы наслушались нелепых баек и излишне впечатлительны. Сколько вам лет, капитан?
— Двадцать три! А вам?
— Тридцать, и я многое повидал в Африке. Здесь действительно происходит много непонятного, но не до такой же степени. Вы бы поменьше слушали рассказы негров. И вам спокойней и негры… лучше спят.
Выслушав от фон Штуббе отповедь, де Брюлле обиделся, и дальше они шли молча, каждый думая о своём, и прикидывая свои шансы на захват этих земель. Брюлле считал, что двадцать солдат и пулемёт могли решить все проблемы, если бы, конечно, не присутствие немцев, как конкурентов. Феликс, наоборот, думал, как бы избавиться от заносчивого мальчишки бельгийца, но, прикинув свои шансы и количество вооружения с обеих сторон, вынужден был отказаться от этой идеи.
В конце концов, оба пришли к одинаковым выводам, что договариваться с вождём придётся тайно, и нужно повышать ставки, если дело пойдёт. Если же постигнет неудача, то не беда, они всегда смогут вернуться обратно и решить этот вопрос куда большей силой. Главное, не допустить сюда французов, чьи вассалы уже давно засматривались на эти территории, но пока ещё не дошли даже до вольных султанатов Чада.
Время бежит быстро и ни что не вечно под луной, так что надо спешить. — Куй железо, пока горячо! — и они оба быстро зашагали вперёд.
Довольно скоро они прибыли на место и встали на краю, утрамбованной сотнями ног до каменной твёрдости, земле площади перед сожженным жилищем бывшего верховного вождя. Площадь почти вся была забита пришедшими на церемонию местными жителями и, стоящими аккуратными рядами, воинами захватчика Вана.
Стоя на краю площади, капитаны стали наблюдать за происходящим, при этом заметив, что местные жители больше не выглядели запуганными, а даже, наоборот, с каким — то восторженным интересом наблюдали за разворачивающимся перед их глазами действием.
Человеческая природа склонна быстро забывать все плохое, а негритянская тем более, в виду жизни среди дикой природы и постоянных опасностей. Их психика умеет мгновенно переключаться с плохого на хорошее, постоянно ища оптимистические нотки, как в словах, так и в поступках.
Вот и сейчас, все пришедшие на церемонию вступления в должность Верховного вождя всего народа банда, или, вернее, на церемонию подтверждения прав Верховного вождя, с нетерпением и радостным оживлением ждали начала церемонии. А Феликс фон Штуббе и Леонард де Брюлле, смотря на стоящего в задней части площади в окружении своих воинов и португальца-визиря, нового верховного вождя, не иначе, как цирком, это назвать не могли.
Новый верховный вождь, весь увешанный оружием, включая и огнестрельное, производил впечатление клоуна, который знает роль, но не понимает, как её играть. Это был высокий, крепко сбитый негр, с курчавой непокрытой головой, умными чёрными глазами и, типичными для негроидной расы, толстыми губами, но не так гротескно выраженными, как у остальных. Кожа его была скорее тёмно-коричневой, чем чёрной.
На его груди, поверх перевязей с метательными ножами, болтался на медной цепочке рог, с виду похожий на сигнальный, или охотничий. На поясе висел кинжал, в очень старых потрескавшихся ножнах, и была пристёгнута сабля, судя по характерной форме, типичный арабский шамшир. Кроме этого, был ещё револьвер, заткнутый за широкий кожаный пояс. Больше о нём сказать было нечего.
Вождь Ван отчаянно жестикулировал и орал на местном наречии, и, вообще, производил впечатление суетливого человека, не совсем понимающего, чего он хочет. Ну да, большего от местного царька ждать и не приходилось. Удивляло только его умение обращаться с огнестрельным оружием. Но мало ли, где он смог его раздобыть и научиться обращаться.
— Это же Африка! Здесь всё возможно!
Долго стоять незамеченными капитанам не пришлось. Первым их увидел португалец-визирь и, указав на них вождю, уверенно направился к краю площади, расталкивая толпу, мешавшую двигаться. Сам вождь Ван, в очередной раз, подтвердив свой непредсказуемый имидж, стал махать рукой в приглашающем жесте и кричать, что несказанно удивило и обескуражило капитанов.
Что он кричал, расслышать не удалось из-за громкого гудения толпы, но сам факт этого жеста привёл в недоумение, как Леонардо, так и Феликса. Удивлённо переглянувшись, они дождались португальца, и, выслушав, что их приглашают в качестве почётных гостей, направились за ним, раздвигая толпу с помощью своих солдат.
Португалец привёл капитанов на недавно сколоченный помост, который закрывали десяток чёрных воинов, делая не заметным. Взойдя на него, иностранцы направились в левый угол, где было отведено им специальное место. В правом углу стояли, оставшиеся в живых, местные приближенные бывшего вождя, во главе с бывшим младшим визирем Массой, одетые, по такому случаю, в кожаные фартуки, закрывающие бёдра, и головные уборы, состоящие из перьев разных птиц. Ещё на них было множество железных, медных, и бронзовых браслетов, надетых как на руки, так и на лодыжки.
Остальная толпа негров тоже пришла не голая, а словно сошедшая с картин минимализма. Замужние женщины нарядились в аналогичные фартуки, либо из кожи, либо из разного цвета материи. Многие раскрасили свои тела краской или присыпали пеплом, смешанным с глиной. Девушки оделись поскромнее: те, кто были из более богатых семей, носили на бёдрах своеобразные кушаки из кожи или материи, а те, кто победнее, надели в качестве юбок свежие ветки с большими листьями, либо обвязались слабым подобием юбок из сухой травы. Шею каждой украшали бусы из разноцветного бисера, либо браслеты из разного металла. Многие щеголяли с проткнутыми губами, в которые были вставлены кусочки обработанного кварцевого камня, тростника, или чего-либо ещё.
И мужчины, и женщины были также украшены различными татуировками по всему телу, за исключением детей и молоденьких девушек. Можно сказать, что люди одинаковы в любом обществе, и на любом этапе своего развития, как говорится, — «не имея гербовой, пишем на обычной бумаге».
Всё это многообразие толпы наблюдали оба капитана с высоты небольшого помоста. Вскоре к ним присоединился и сам вождь. Деланно хмурясь, он подошёл к ним, и, что-то сказав на наречии банда, протянул для рукопожатия правую руку.
Сколько себя помнил капитан Феликс фон Штуббе, и сколько бы мест и племён, скитаясь по Африке, он не посещал, никто и никогда, из населяющих её негров, не протягивал руку для рукопожатия, ни ему, ни кому-либо ещё. И на этот неожиданный жест он не смог должным образом отреагировать. Рука вождя повисла в воздухе. И так она висела десяток долгих томительных секунд, пока вождь Ван, называемый Мамбой, не убрал руку и не произнёс слова, которые окончательно «убили», считающего себя железным, Феликса фон Штуббе.
— «Чудные вы… блин… чудаки», — отчётливо, по-русски сказал странный вождь. Дальше пошли типичные русские нецензурные выражения. Вождь, не прекращая сквернословить, снова поднял свои глаза на европейцев, и осёкся.
У немецкого капитана нижняя челюсть висела на уровне шеи, а глаза превратились в два круглых горных озера, от удивления даже поменявшие свой цвет на серо-голубой. Не менее удивлённый бельгиец, машинально повторял за вождём русские матерные слова, силясь вспомнить, где он их слышал, и что они означают. Наконец, он вспомнил. Это был порт Антверпен, и русский торговый корабль, на который грузили товар грузчики, из числа матросов этого корабля, сопровождая погрузку аналогичными словами.
Он тогда даже полюбопытствовал у своего друга Андрэ Жи́да, поскитавшегося по Европе и за её пределами, о чём так орут грузчики. На его вопрос, Андрэ громко рассмеявшись, пояснил, что ему лучше не знать этих слов, иначе его доброй матушке будет стыдно за своего воспитанного сына.
В отличие от Леонардо, капитан фон Штуббе прекрасно знал, что означают эти слова. Мало того, он и сам нередко пользовался ими, когда хотел выразить свои эмоции, пользуясь тем, что его не понимали собеседники. Но от негра…, пусть и вождя, пусть и верховного…, какого-то богом забытого племени… Эта поездка определённо стала ему нравиться, а в глубине сознания замигал ярким светом огонёк приключений и, что немаловажно, наживы.
Любой из европейцев, попадающих в Африку, был авантюристом, и в его крови жила не только тяга к путешествиям, но и к приключениям. Это тяга, словно наркотик, отравляла кровь и тянула всё дальше, в глубь континента, бросая в смертельные объятия дикой природы и, враждебно настроенных, туземцев. Не был исключением и Феликс фон Штуббе. Здесь была тайна, и он хотел прикоснуться к ней.
Кроме этого удивительного факта, он смог рассмотреть висящий на груди вождя древний рог. Этот рог, всем своим видом «кричал» о седой древности, ещё времён первых фараонов. Выступающий в виде головы орла, эфес кинжала, висящего в таких же древних ножнах, походил на типичный римский, и будил, одним только своим видом, подозрения о том, что был сделан на заре христианства.
— «Мистика», — сказал про себя, еле шевеля губами, Феликс фон Штуббе и лишний раз порадовался тому, что судьба закинула его в дикую Африку. Да, несмотря на ум, упорство, требовательность к себе, он не смог сделать успешную карьеру в Германии, хотя и был зачислен кандидатом на курсы Генерального штаба второго Рейха, и даже проучился на них три месяца. Но, увы, его остзейское происхождение, а также то, что его старший брат был командиром батареи тяжёлых гаубиц в русской армии, поставили на его честолюбии жирный крест.