Третью революцию в военно-морском деле совершили японцы. До этого еще больше трех десятилетий. В тот день их палубные самолеты с бомбами и торпедами, взлетев с шести кораблей — авианосцев, буквально за несколько часов перетопили и повредили в Перл-Харборе все дредноуты американского тихоокеанского флота. Прямо в базе. Линкор окончательно уступил место авианосцу в качестве главной ударной силы на море.
На этом направлении мы обязаны перехватить инициативу. Причем, во главу угла нужно ставить даже не сами корабли, а их оружие — самолеты. Главных ноу-хау тут три: их аэродинамические схемы, профиль крыла, плюс мощные и легкие моторы. Именно для работы над ними нам нужны Луцкий, братья Риоты, Майбахи. Вся затеянная нами эпопея с торпедными и гоночными катерами — это мощный, базовый вклад именно в авиационное двигателестроение. Кстати, развитие производства автомобилей имеет тот же вектор — это массовая подготовка специалистов для двигателестроения, в первую очередь. Не зря же в нашей истории войны 20-го столетия именуются «битвами моторов».
Четвертая революция в военном кораблестроении была совершена американцами. Кстати, именно она наиболее показательна в том плане, что для англосаксов военный флот — главный инструмент для покорения мира. Вы ведь знаете, что такое ракета? Как она используется в военном деле? Еще семьдесят лет назад генерал Шильдер предлагал вооружить ракетами свою подводную лодку.
— Конечно. Она древних китайцев изобретение. Только точность слабовата…
— Прекрасно. Тогда представьте себе ракету, которая взлетев по параболической дуге, способна попасть в цель размером с футбольное поле, расположенную на расстоянии… нескольких тысяч километров от точки ее взлета! И несет такая ракета не заряд пороха или пикринки. Ее начинка, построенная на использовании внутриатомных сил, способна мгновенно спалить целый город с сотнями тысяч жителей. И представьте себе, что таких ракет — шестнадцать. И взлетают они из-под воды с одной подводной лодки. Которая сама при этом может обойти в глубинах океанов весь земной шар со скоростью миноносца, ни разу при этом не всплыв на поверхность моря. Благодаря машинам, использующим для выработки пара котлы, в которых работает то же атомное топливо, что и во взрывчатке ракет. Практически неиссякаемый источник огромной энергии…
— Боже… Какой ужас. Но ведь этим же можно сжечь весь Мир!? Это Апокалипсис…
— Или заставить Мир бояться. Безропотно слушаться и исправно платить дань.
Они назвали этот подводный крейсер «Джордж Вашингтон». И начали с 1960-го года строить таких монстров десятками. С гордостью величая их «убийцами городов».
— И как же мы? То есть вы, Союз русских республик?
— Мы ответили им тем же. И угроза взаимного уничтожения парадоксальным образом привела к тому, что СССР не подчинился американскому диктату, а янки ничего не могли с этим поделать. Но на морях, и даже у наших берегов, они по-прежнему доминировали, благодаря флоту громадных авианосцев, на которые у нас попросту не хватало денег.
И вот, занимаясь поисками относительно дешевого, асимметричного ответа, в конце 1970-х наши ученые и инженеры совершили пятую революцию в военно-морском деле. Они создали сравнительно небольшие неатомные подлодки, настолько малошумные, что для американского флота обнаружить их стало крайне проблематично.
Вооруженные мощными торпедами и дальнобойными, самонаводящимися ракетами, стартующими из торпедных аппаратов, они могли топить подводные атомоходы, стоящие в десятки раз больше их. И даже самый громадный стотысячетонный атомный авианосец, стоящий, вместе с десятками своих самолетов, в сотню раз дороже такой подлодки!
Массовая постройка этих недорогих, но смертоносных подводных лодок, позволила нам отодвинуть авианосные эскадры янки от наших берегов дальше в океан…
— Замечательно. Но, что нам теперь со всем этим… э… атомным оружием и котлами делать, прикажете?
— Нам? Ничего. Ведь мы с Вами, Государь, до торжества «всеобщего уравнителя» не доживем, скорее всего. Такие научные и технологические проблемы даже лет за двадцать-тридцать вряд-ли разрешить. Но привести Россию к этому моменту в тех границах и с тем уровнем развития, которых реально, а значит нужно, достичь, — совсем другое дело.
— Да? Но если мы поможем германцам стать лидерами Европы, они не сомнут нас до этого времени? Дружба — дружбой, а численность населения и промышленная мощь всей экономики запада Старого Света… случись что, можем не устоять. И кто там еще после Вильгельма придет? Если бы знать…
— Вероятно, господа англосаксы попытаются обнулить наши достижения не позже 20-го года, когда у Тирпица будет завершена его кораблестроительная программа. Скорее всего, раньше. И если война пройдет и завершится по нашему сценарию, немцы будут лет десять зализывать раны, и года так, до 1940-го переваривать свою добычу. Она обещает быть весьма крупной. Появление у нас к тому времени бомбы, что вполне реально, тему нашей с ними войны отодвинет в область рассуждений постояльцев психбольницы.
Нам же сейчас важно уяснить главное — линкор на море панацея временная. Лишь до появления хороших подлодок, самолетов и кораблей — их носителей.
— И, тем не менее, Всеволод Федорович, Вы предлагаете нам эти линкоры и дальше закладывать? «Как у всех». При том, что они баснословно дороги. В чем логика?
— Надо строить. Ведь их участие в сражениях с англичанами, к примеру, в составе объединенного флота, может стать нашим главным взносом в русско-германский союз. А, кроме того, сегодня они главный двигатель прогресса в кораблестроении.
Заманчиво уйти от столь значительных трат. Но ничего не поделаешь, создавать свои линкоры надо. Хоть для того, чтобы англосаксы и немцы их, родимых, побольше строили. И, глядя друг на друга, меньше тратили на армии и задумывались о наших экспериментах с подлодками, торпедами, самолетами и радиотехникой. Меньше знаешь — лучше спишь.
Кстати, как я уже Вам докладывал, Государь, в особой записке летом, строить новые линейные корабли надо будет с соблюдением двух важнейших условий. Первое. Чтобы их конструкция и размеры позволили при осуществлении ограниченной модернизации, лет через десять, дать им возможность на равных сражаться с более молодыми кораблями. Про поэтапный рост калибров я Вам все тоже расписал. Так что, даже 406 миллиметров — это вполне реально.
— Да, я помню. Но при этом Вы считаете для нас достаточным калибр на два дюйма меньше. Тут я с Вашей логикой согласен — нельзя приносить другие свойства корабля в ущерб одной только его артиллерийской мощи.
— Спасибо. Тем более, что тяжелый 14-дюймовый снаряд, выпущенный из пушки в 50 с лишним калибров — инструмент, более чем достаточный.
Кстати, не забудьте второе, менее важное условие. Наши вероятные противники не должны представлять себе, как именно будут выглядеть наши первые дредноуты после их модернизации. Для чего желательно, чтобы даже непосредственные их разработчики об этом не догадывались. Тут нам нужен пригляд знающего человека…
— Поэтому Вы, любезный Всеволод Федорович, и возглавите МТК. Или Вам нужен кто-то еще, кого можно будет посвятить в эти Ваши замыслы?
— Да. Трое.
— Кто же именно?
— Бубнов, Костенко и Гаврилов.
— Костенко?.. А Вы в курсе ли, что относительно него есть информация по ведомству фон Плеве? Не рискованно допускать такого человека к секретам подобного уровня?
— Про то, что имеет связь с ЭсЭрами? Знаю. Но это совершенно не меняет сути дела: из него вырастет наш блистательный инженер-кораблестроитель.
— Ну, что же. Не возражаю. Будем считать, что они в Вашем полном распоряжении.
— Спасибо, Государь.
— По подводным лодкам, как я понимаю, Вы тоже хотите тщательно засекретить все?
— Все — никак не получится. Да и нет смысла. Но некоторые технические моменты их конструкции и вооружения, как и на первый взгляд не заметные особенности проектов новых субмарин, приспособленных к посекционному крупносерийному производству и транспортировке построенных лодок по внутренним водным путям, — обязательно. И тут у меня будет еще одно кадровое предложение. Неожиданное, но перспективное.
— Слушаю Вас.
— Сейчас в Штатах Джон Холланд разругался вдрызг со своим компаньоном Исааком Райсе. Первопричина их склоки — продажа этим евреем патента на подлодки Холланда Вашему хорошему знакомому Базилю Захарофу. Для Виккерса, естественно. Ирландец, ненавидящий англичан до мозга костей, попытается отыграть дело назад. А в итоге, его вышвырнут из бизнеса, чуть ли не в чем мама родила.
— Помню. Я прочел Вашу записку. Вы предлагаете поступить с этим фенеем, как с Дизелем и Майбахами?
— Именно! И желательно с этим не затягивать. Причем, что-то мне подсказывает, что и в организации ирландского сопротивления на исторической родине, польза от него будет весьма ощутимая.
— Ну, что же. Принимается. Конечно, влетают нам в копеечку все эти переманивания иностранцев, но… уж кутить — так кутить! Как Миша поговаривает, — Николай негромко рассмеялся, подливая себе еще кипятку, после чего не торопясь отхлебнул маленький глоточек, и вдруг ожег взглядом, — Значит, говорите, «великий уравнитель»? Про все, что связано с этим атомным оружием, давайте обязательно отдельно перетолкуем.
Причем, лучше, чтобы Вы были у меня все вчетвером. Да, и господин Лейков тоже. Ничего не поделаешь, ведь к науке из вас, как я понимаю, только он один имел прямое отношение. Без него нам тут никак не обойтись. Как я понял, подготовку к этому проекту нужно вести десятилетия. Значит, начинать надо уже завтра…
Но, извините, Всеволод Федорович, я уловил в Ваших словах одно противоречие. Вы сказали, что появление такого оружия дает одной стране огромное преимущество. Это понятно. Но из Ваших же следующих объяснений следует, что появление его у нас не отменило попыток американцев давить на Россию военным путем. Ну, этими… Вашими авианосцами. Почему? Разве сложно было державам в таких условиях договориться о всеобщем мире на Земле? И не тратить, если я верно Вас понимаю, астрономических сумм на ТАКИЕ флоты?
— Американцы упорно пытались найти способы нейтрализации нашего ядерного щита. Искали варианты его уничтожения первым ударом до того, как наши ракеты смогут взлететь. И, кроме того, мой Государь, Вы ведь понимаете, что капиталистам военное производство чрезвычайно выгодно. Это в социалистической республике с плановым хозяйством для отказа от вооружений достаточно решения руководства. В республике капиталистической такое исключено в принципе. Так что, увы, но на оборонку и все, что с ней связано, придется тратиться даже нашим правнукам.
— Жаль. Я надеялся, что все-таки есть средство заставить людей жить в мире. Увы, силен враг рода человеческого. Очень силен…
Что же получается? Отказаться от поиска изощренных способов братоубийственного самоуничтожения способна либо самодержавная власть, либо социалистическая? Та, где господа капиталисты к ней не допущены?
— Получается, так, Ваше величество. Я, кстати, об этом очевидном моменте не думал, откровенно говоря. Хотя, конечно, для самодержавия это верно при условии, что на троне человек ответственный, вроде Вас. А не деятель, типа Тамерлана или Бонапарта.
— Логично… — Николай замолчал, неподвижно глядя куда-то в белое пространство за окном. Понимая его чувства, Петрович тоже притих, прихлебывая подостывший чаек…
— Ну-с, пирожные с пирожками мы одолели. Смотритесь Вы уже вполне сносно. К ужину непременно буду Вас ждать у меня. Придете, любезный Всеволод Федорович? — оторвавшись, наконец, от метели, вьющейся за стеклом, и своих невеселых мыслей, как бы подытоживая их беседу, спросил Николай.
— Конечно, Ваше величество. Нормально заправиться не помешает. Но, простите, еще вопрос. О военных тратах. И об экономии. Государь, Вы пока мне ничего не ответили по предложению о сокращении флота и продажи за рубеж нескольких больших кораблей, чье устаревание и уценка в разы станет очевидной уже через год-полтора?
— Вот давайте за ужином это все и обсудим. Будут с нами еще Дубасов, Александр Михайлович, Бирилев, Ломен и Нилов. Григоровича приглашу, если врачи его отпустят. Я им всем Вашу записку на сей счет прочесть дал. А попутно неплохо бы разобраться, какие корабли и когда будем возвращать с Дальнего Востока, куда именно. Где ремонтировать. В общем, поговорим, посоветуемся, — закончил Николай, поднимаясь из своего кресла и протягивая Петровичу руку, — До вечера.
***
Пройдя через оба императорских вагона, спальный и салонный, Петрович перед межтамбурными дверями вагона-столовой нос к носу столкнулся с генерал-адъютантом Фредериксом. Барон был, как всегда отутюжено-накрахмален, на сапоги — как в зеркало смотрись, в руке тросточка. Старый служака до сих пор прихрамывал, — давали себя знать последствия «шрапнельного водосвятия» в январе. В его годы и давним ранам положено беспокоить, а тут — меньше двух месяцев, как зарубцевалась дырка в бедре. Но с юных лет бравый, осанистый кавалерист бодрился и не показывал виду, что его что-то беспокоит по части самочувствия.
— Доброго Вам вечера, любезный Всеволод Федорович. Рад видеть вас во здравии, — с легким, благородным поклоном барон пожал руку Руднева.
— Спасибо. И Вам здравствовать, многоуважаемый Владимир Борисович.
— Я уж решил лично доковылять, Вас проведать. Не взыщите, думал, что после таких дел Вы еще не вполне в силах к ужину пожаловать. Это надо же было всех так напугать? — за участливым тоном и кротким взглядом министра Двора и начальника Императорской походной Главной квартиры проскальзывал деликатно скрываемый, беззлобный сарказм.
— Владимир Борисович, бес попутал. Примите еще раз глубочайшие мои извинения. Перед Государем я уже покаялся.
— Полно, милостивый государь. Я — что? Много разного повидал уже на этом свете, да и на прицел к Вам не попал, охранила Заступница, — Фредерикс негромко рассмеялся, — Меня Вам удивить не удалось. А вот Федор Васильевич Дубасов на Вас здорово осерчал. Это у Вашего одра только таким спокойным адмирал был, чтоб не навредить, Боже упаси. Ну, а уж коли Вы на ногах… теперь уж, мой дорогой, потерпите. Отдраить он Вас крепко собирается.
— Господи, сколько же мне теперь это дело пьяное поминать будут?.. — простонал в сердцах Петрович.
— Сколько? О том точно только Господь ведает. Но по праздникам, это завсегда-с!.. Шучу! Шучу… — рассмеялся явно довольный своим чувством юмора Фредерикс, — Ну-с, не буду мешать вашей вечере, Государь сегодня почему-то только моряков собирает.
С этими словами барон звякнул шпорами и с достоинством откланялся, а Петрович, перекрестившись для храбрости, двинулся навстречу неизбежному. Или на званый ужин, или на плановую раздачу слонов…