— Не стоит так горячиться, Всеволод Федорович. Слава Богу, большой проблемы не возникло. Но, надеюсь, Вы понимаете, что в отличие от вас троих, вполне доказавших и свою преданность Родине, и готовность служить мне, как ее Императору, в ближний круг этот человек входить не может?
— Ну, мы-то с Василием его, откровенно говоря, ко всем нашим обсуждениям там, на Дальнем Востоке, не допускали. Сомнение было…
— Знаете, что он сам поведал на предмет попытки своей ретирады? Оказывается, он так боится Балка, что думал о том, что тот или заставит его впредь всю жизнь работать в тюремной камере, или попросту убьет. И даже если повезет, то потом с ним сведет счеты Михаил, так как спасти его отца, создав машину для перемещения по времени, шансов нет, не позволяет техника. Все сложные электрические детали, из которых ее можно будет сделать, по его оценке, десятилетия создавать. Однако, как я понимаю, господин Лейков или для подъема своей значимости, или еще зачем-то, поддерживал в нем эту несбыточную надежду…
Жаль, конечно, но профессора Перекошина мы здесь не увидим.
— Вот ведь, гадость бздливая…
— Получается, что умная и нужная нам голова досталась человеку трусоватому И не честному. Это печально. Как считаете, что теперь делать с ним? — вздохнул Николай.
— В шарагу его, и всего делов. Пусть считает, что предчувствие его не обмануло. Нам что? Разбираться теперь, просто он струсил, или осознанно к янки рванул, чтобы дать им все научные и технологические преимущества для захвата власти над миром?
— Шарага. Это, как я понял из объяснений Михаила, лаборатория-тюрьма?
— Ну, да.
— Хм. Давайте еще подумаем, все-таки… Тем более, он пока еще на излечении.
— Подстрелили? Или Васе на кулак упал?
— Да нет, обморок от испуга. И ударился головой об острый камень.
— Какие мы нежные, блин…
— Всеволод Федорович? А может быть, хватит нам о грустном?
— Предлагаете, об очень грустном? — невесело пошутил Петрович, — И какое к нам теперь, после всех этих антраша, доверие? Один старый молодой дурень напивается вусмерть с представителем державы — вероятного противника, ибо кто поймет, что там у этих немцев на уме. И Бог знает, что ему выбалтывает. Другой, тот вообще, — подонок. Дезертирует с поля боя. И даже не в тыл, к бабе под юбку, а прямиком — к врагу.
— Все! Словами делу не поможешь. Будем разруливать, как Миша любит говорить, — Николай с улыбкой положил свою руку поверх сжатого кулака Петровича, — Я никаких претензий к Вам не имею. Да и не вправе на них, после всего, Вами сделанного за год.
Что же касается господина Лейкова, откровенно говоря, я более вашего вижу поводы для снисхождения. Ведь если вы втроем оказались здесь по чьему-то умыслу, которым бесспорно руководила Высшая воля, то его явление — это уже акт вынужденный, причем сознательный с его стороны. Бегство от гибели. И куда? На войну?
Согласитесь, при такой логике все наши ратные бури и внутренние катаклизмы, для него вряд ли привлекательны. Это не его схватка. И не забывайте, в конце концов, даже на двенадцать апостолов нашелся тринадцатый…
Давайте-ка, по чайку, а потом продолжим. Пирожных хотите?
И тут Петрович внезапно почувствовал лютый, зверский голод. Организм, наконец, окончательно преодолел последствия алкогольного отравления.
***
— Почему именно немцы, спрашиваете? — Петрович неторопливо подлил себе кипяток в опустевшую чашку, — Тут несколько серьезных причин. Что касается нюансов политики, поведения государственных деятелей и всего такого прочего, я куда худший советчик, чем Василий или Вадик… Михаил, то есть. Но есть моменты, мне вполне очевидные и ходом истории доказанные. Если не возражаете, изложу их подробнее.
Первое. Равноправного союза с англосаксами у России быть не может. В принципе. С них Бисмарк срисовал свою формулу: «в любом политическом союзе один из союзников — наездник, а другой его скаковая лошадь». Сами англичане высказались еще конкретнее: «у Англии нет друзей или врагов, у нее есть лишь интересы». Для бриттов все остальные двуногие — человеческие существа второго сорта. Независимо от цвета их кожи, веры или языка. Их можно и должно использовать во благо себе.
Пока во главе государств стоят люди, исповедующие принципы и мораль, им трудно буквально следовать таким формулам. В этом заключается их слабость при столкновении с бездушной машиной, которая действует, исходя из этих постулатов. Причем личность, формально ею «управляющая», имеет не большее значение, чем фотография на стене. Реальная власть у группы субъектов, всегда стоящих в тени. За троном, так сказать.
Британия сегодня, САСШ завтра — именно такие машины. Во главе их интересов стоит тотальная, всемирная власть. Какой бы мишурной, газетной риторикой эта цель не прикрывалась. А механизм ее достижения — морская мощь, дающая монополию морской торговли и утверждающая их интересы на любом побережье. Форма реализации их власти — контроль над мировыми финансами. И ничто иное. Они же — смазка механизма.
С этим моментом прямо связано и второе: с тех самых пор, как благодаря жадности британской аристократии, несколько семейств иудеев-ростовщиков ухитрились в Лондоне не просто выплыть на самый верх, но даже породниться с сэрами-лордами, смазки этой у англосаксов в достатке, даже в избытке. Все эти новоявленные джентльмены, привыкшие жить без Родины, давно не смотрят на такие мелочи, как границы, союзы и подобные формальные пустяки. Зато виртуозно используют в своих интересах различных имперцев-идеалистов, типа Родса, Керзона. Которые, в своей наивности, просто не в силах понять, что сейчас за их спиной Британскую империю цинично хоронят, уже определив будущей мировой столицей капитала Нью-Йорк.
Достаточно подмять под себя финансовую систему страны, и уже не важно, кто там сидит на троне или толкает громкие речи в парламенте. И в отношении России во время пребывания фон Витте в минфине, господа парижский и лондонский Ротшильды с их местными подельниками этим-то как раз и занимались. И преуспели здесь больше, нежели в отношении Германии. Оба экономических кризиса немцы прошли, так и не проглотив «золотую» блесну Сити, в чем есть личная заслуга кайзера и бисмарковского, германского законодательства. Благодаря им, даже немецкие банкиры-евреи в большинстве своем пока еще патриоты Фатерлянда.
Вильгельм Гогенцоллерн отличается от Бисмарка во многом. И часто — не в лучшую для нас сторону. Но в главном их различие нам на руку. Вильгельм человек слова и чести. Пока, во всяком случае. Сейчас он еще не чувствует себя, простите Ваше величество, в роли раненой крысы, окончательно загнанной в угол и готовой бросаться на всех, лишь бы подороже продать свою жизнь. А именно это готовят ему англосаксы, упорно сколачивая Антанту. Окружают загонщиками своего главного врага.
Третье. Бытует мнение, что Англия, это кит, а Россия, это медведь. И им де, всерьез драться не за что. И не с руки. Это очень большая ошибка. Интересы океанской империи, каковую построили англосаксы, лежат именно на нашем континенте, где сосредоточено большинство богатств мира. Материальных и человеческих. Регулярные войны и раздоры на этом пространстве, не позволяющие его странам опередить островитян в развитии, постоянная нужда континенталов во фрахте, в заемных деньгах для этих войн, как и для восстановления регулярного разора, — вот основа благоденствия господ атлантистов.
Пока они в силах, будут из кожи лезть для организации в Евразии очередной бойни. Ибо появление на материке государства-гегемона, или союза нескольких сил, к такому гегемону, де факто, приравненного, угрожает существованию их паразитической империи и планам тотального мирового господства. Ведь ресурсов континента достаточно, чтобы быстро разрушить их главный силовой инструмент — морскую мощь. А без контроля над морской торговлей благоденствие атлантистов обречено.
Поэтому «англичанка» нам гадила, гадит и будет гадить…
Четвертое. В той, в моей истории, англо-американцам и их придворным кукловодам удалось в течение 20-го века дважды стравить нас с немцами. В результате — десятки миллионов смертей. В этих войнах мы потеряли намного больше, чем германцы. Были и чудовищные злодеяния, и даже попытка уморить голодом все население Петербурга. И был наш ответ, когда в поволжских степях у Царицына от голода и холода вымерла почти целиком полумиллионная немецкая армия. Только, несмотря на все это, ни у русских, ни у немцев, не выработалось врожденной взаимной ненависти. Получается, Петр и Екатерина были правы в немецком вопросе. Может быть, поэтому тоже, они — Великие.
И, наконец, пятое. Нравится это нам, великороссам, или нет, но очень во многом технический и научный прогресс России был бы невозможен без германского участия. Я приведу лишь один пример, для меня самый близкий и понятный. Это школа подводного кораблестроения. Без немецкого влияния в 1930-е годы, без их «наследства» после Второй мировой войны в 50-е, мы не смогли бы создать могучего Подводного флота, который к концу века стал важнейшим фактором мировой стабильности. Не позволил янки, бриттам и их союзникам начать против нас войну даже в момент, когда Россия оказалась в крайне затруднительном, почти беспомощном положении…
— Миша рассказывал мне о том безумии, что едва не погубило державу. Я много думал об этом. Семена бунтарства в нашем народе вызревают постоянно, к сожалению. Но не зря сказано: если Господь хочет кого-то покарать, он лишает его разума. У вас там Святая Церковь изгонялась, людей истинно воцерковленных было крайне мало. Вот вам и закономерный результат.
— Сейчас Россия тоже, как говорится, беременна революцией. Только причины этого разве в вопросах церкви, веры, Государь? Земельный вопрос, еврейский, рабочий. Кризис государственного управления. На каком тут месте стоит религия?
— В первую голову! — во взгляде Николая полыхнуло пламя истовой убежденности, — «Возлюби ближнего своего как самого себя», учит Иисус. От забвения сей заповеди идут все несправедливости. Силой в счастье не загонишь, любезный Всеволод Федорович. Вы — попытались, в итоге все затрещало по швам и рухнуло. Верить надобно в Бога, в Высшую справедливость и смысл, а не в абстрактное «всеобщее равенство».
У нас сейчас проблемы с церковью иного рода. Как мне представляется, во многом правы те, кто полагает ввести Патриаршество и государственное управление церковью прекратить, или существенно ослабить. Не столько управление, сколько ее обеспечение. Дурно, если человек идет учиться в семинарию с надеждой на свое будущее, безусловно, доходное место. Гарантированное. Таких, увы, много. Отсюда вам и падение авторитета церкви, явление проходимцев, вроде того же Георгия Аполлоновича.
Но, извините, я отвлек Вас. Хотя, по поводу германцев вообще, и в частности, моего кузена: не волнуйтесь, меня убеждать в очевидном смысла нет. С немцами мы поладим, что бы ни кричали господа газетчики. Не спорю, проблем тут много, как и опасностей. Но получать в будущем такие «подарочки» от «якобы» союзников, которые уготованы были бы нам англичанами и их друзьями, мы не собираемся.
— Слава Богу!
— Воистину, так. Ведь с вашим чудесным здесь появлением, после всего того, что мне поведал Михаил, — как пелена с глаз. И хотя видится, что для Вас лично, вопросы Высших предначертаний на должно их высоком месте не стоят, пока, — Николай сделал акцент на последнем слове, — Богоугодные дела ратные свершали Вы с чистым сердцем и во славу Православной России. Представляю, на что же Вы будете способны с истинной Верой в душе. Всеволод Федорович, кстати, а Вы уже выбрали себе духовника?
***
— Так, говорите, подводный флот. И с опорой на германскую инженерию. А почему, позвольте поинтересоваться? Не Вы ли сами в начале войны столь категорично от меня потребовали не заключать контракта с Круппом и Холландом? Возможно, сейчас к этому самое время вернуться? И не Вы ли категорично протестовали против идеи Верховского и Скрыдлова о переброске во Владивосток всех наших имевшихся подводных миноносцев по железной дороге? Только ли по причине больших надежд на торпедные катера и из-за нежелания забивать железную дорогу еще и лодочными транспортерами? Или, все-таки, дело было в плохих характеристиках самих подлодок?
— Можно по-еврейски, вопросом на вопрос? Вам, как рассказывать — только про то, что Вас заинтересовало, или с самого начала? Подробно, или покороче? Как-никак, а речь о столетнем развитии флота.
— Хм. А мне Михаил говорил, что Вы — русский, — рассмеялся Николай.
— Конечно. Там был русак чистопородный, правда, с примесью ханской касимовской крови, но кашу маслом не испортишь. Разве это что-то меняет?
— Смеетесь? Вы думаете, мне сейчас легко перекладывать руль в сторону Германии? Ведь тут же поднимется в продажных газетенках визг и гвалт…
— Про царя германских кровей, да про его царицу немку?
— Разве не логично? Думаете, господа французы и их друзья на такое не способны?
— Обязательно начнут поносить. Но Вам то, что? Ваше величество? Вы в своем праве и правоте. А с моей точки зрения, это вполне законный повод для того, чтобы Зубатов господами газетчиками занялся предметно. У Плеве с этим, как-то не очень.
Но корень Вашей тревоги, он ведь глубже зарыт, не так ли? Национальный вопрос в России давно уже принял уродливые формы. С одной стороны, простите, дурость. Вроде насильственной русификации. С другой — недальновидность: длительное сохранение всех этих Польш-Финляндий в виде обособленных национальных анклавов.
То же и по еврейской теме, раз уж мы это затронули. Слава Богу, что Вы решились отменить дискриминационные законы в их отношении. Собственно говоря, есть лишь два пути для ликвидации главной революционной закваски, баламутящей все общество. Или признание их равноправия, или тотальное выселение. Причем второй вариант в будущем нам непременно аукнулся бы их непримиримой враждой в мировом масштабе. А оно нам надо? Нравятся они нам, не нравятся — второй вопрос. Если живем под одной крышей, то с пониманием того, что взаимопомощь гораздо лучше скандалов на кухне. Деятельность клана мировых финансистов и прикормленных ими масонских лож не может являться ярлыком, каиновой печатью для всего еврейского народа.
— Пусть благодарят Бога. И вас с Мишей. Вы меня в сём убедили, — холодно произнес Николай с расстановкой, — Да, проблему надо снимать. Но буду откровенен, решение я принял после того, как осмыслил с вашей помощью роль САСШ для развития России. Указ будет после нашего возвращения… Хотя, возможно, второй путь был бы проще.
И вернемся уже к флоту. Излагайте так, как Вам будет удобнее.
***
— В нашей истории, за столетие, с 1905-го года считая, в военном кораблестроении и, соответственно, в доктринах применения флота, произошли пять революционных скачков. Заставившие все морские державы существенно скорректировать «ассортимент и вес» корабельного состава. Имея их в уме, можно не только оптимизировать типы и качества своих кораблей, но и существенно сэкономить, не влезая в тупиковые ветви.
Кратко, о каждом из этих революционных изменений. Первое целиком и полностью на совести англичан. Это уже известный Вам, Ваше величество, корабль «Дредноут». С его появлением все морские державы втянутся в лихорадочную «дредноутную» гонку, поскольку все наличные броненосцы устареют. Чисто внешне мы должны выглядеть «как все». Но главный упор необходимо сделать на том, что поможет нам эти самые дредноуты успешно топить. Это — морское подводное оружие. Мины. И, в особенности, — торпеды. Согласитесь, что все нынешние «уайтхеды» выглядят детскими игрушками в сравнении с «рыбкой», несущей в себе полтонны взрывчатки, и проносящейся больше 10-и миль на скорости в 40 с лишним узлов.
Второе породили немцы. Через десять лет в нашем мире. В ответ на подавляющий численный перевес английских дредноутов над германскими, они начали массово строить подводные лодки, которым удалось морской блокадой поставить Альбион на грань голода и поражения в войне. Сейчас мы можем перехватить у Тирпица этот приз.
Важно лишь самим не спровоцировать в Германии ускоренного развития подводного кораблестроения, что в нашей истории сделали именно русские, заказом трех субмарин конструкции Эквиллея у Круппа. Нам пока и того, что Джек Фишер всерьез подлодками заинтересовался, хватит для геморроя. Хорошо бы продумать пару диверсий там, кстати. Чтоб выглядело натурально, а в случае чего можно было бы на ирландцев свалить.
— Вот так вот, в мирное время? Вы меня откровенно пугаете.
— С волками жить, по-волчьи выть, Ваше величество. Грех на свою душу возьму…