Глава 13
Сержант Преображенского полка Дмитрий Кистенев был птицей невысокого полета, но все же из общего числа выделяющейся. Как никак по воле царя!
Поэтому, по прибытии он побывал у воеводы, разъяснил задачу, с которой он прибыл, отобедал с ним и решил, что смычку с местным начальством сделал, а на большее и не рассчитывал.
Прошел к писцам, которые теперь работали в госорганизации с новомодным названием канцелярия, узнал о селениях, где больше всего есть дворянских недорослей. Чиновники были рады услужить заезжему москвичу, посланному самим царем. Поговорили. Среди мест, куда следовало съездить, Дмитрию особенно запомнился Арзамас. В ХХI веке он уже был там и ему захотелось побывать еще раз. Будет ли особая разница в состоянии города в триста лет?
Город встретил москвичей колокольным звоном. Разумеется, колокола звонили не в их честь — в средневековой России в городах было много церквей и звонили всего лишь к обедне. Но шум был, как в крупный религиозный праздник. Заметив, как Гриднев перекрестился, Дмитрий сделал то же самое. Не то что бы он вдруг стал верить в бога, — нет, нужно было полностью соответствовать своему времени. А ХVIII век, как и прочие средневековые столетия, был буквально пропитан религией. Она была всюду и сопровождала все мероприятия государства и общества. И отдельный человек церковью полностью контролировался — от рождения, когда священник совершал таинство рождения, до того момента, когда умирающий человек касался хладеющими устами креста.
И выходить за привычные рамки религиозного мира было нельзя — если не убьют, то выбросят. Появлялись в это время уже и атеисты, и богохульники. Тот же Карл ХII, ставший соперником Петра, в бестолковом периоде молодости приносил жертвы в церкви, заливая кровью и внутренностями. Но все эти отдельные бунты могущественных богохульников только оттеняли могущество церкви.
— Приедем, надо будет вечерню отстоять, — сказал Дмитрий, — уберег господь, легко доехали.
Савелий серьезно кивнул. Да, к религии здесь относились без шуток. Хотя дорога у них была обычной. Разбойнички не нападали, под лед не проваливались, в мороз не замерзли, в буран не заплутали. Да и буранов как таковых не было. Тихая ныне зима вышла. Чем не повод возблагодарить бога и не обогатить попов на несколько копеек.
Местного арзамаского воеводы на месте не оказалось — возглавил операцию по ловле разбойников, совсем уж распоясавшихся и грабивших местных крестьян. Правильно, Дмитрий весточку не прислал, вот никто и не встретил. Поделом тебе, государев человек!
Завернул к губному старосте. Сын боярский Антон Широков, отставной военный, на старости лет занявший эту хлопотливую должность, оказался человеком практичным и деятельным. Преображенцев он поместил в своем большом доме, выделив по чину — Савельеву комнату поменьше, Кистеневу — побольше. Но оба помещения были жарко протоплены, чистые, с большими кроватями, на них призывно лежали пышные перины.
— Придут, — уверенно сказал он, — им все равно служить. И лучше бы сразу попасть на глаза государю, чтобы военная служба медом была. Есть, конечно, и такие, кто стремится скрыться с государевой службы, но их мало и не они определяют общий настрой. Дворяне понимают, что именно они должны служить и боронить страну от ворога. Я тебя поддержу, и Силантьич, наш воевода, поможет.
На второй день прискакал Никита. Еще в вотчинном сидении Никита неоднократно беспокоил Дмитрия и просил протекции на службу в Преображенском полку. Служба в дворянском ополчении по своей бесполезности и пустоте ему давно обрыдла. И, когда Дмитрий получил приказ на набор дворян, сразу же дал знать Никите: пора!
Никита служил в Подмосковье. Десятки почему-то не распускали, хотя война в их понимании окончилась. Несколько человек «отпросились» домой по неотложной нужде. Никита с ними Полутысячник сначала заартачился, но пять мешков ржаного зерна оказались весомы аргументом и на него махнули рукой. Из дворянского ополчения — войска весьма ненадежного и откровенного устаревшего — брать людей разрешалось и Дмитрий с чистым сердцем включил его списки новобранцев Преображенского полка.
В следующие дни было проведено несколько, можно сказать, сборов а можно собраний. На них Дмитрию пришлось не раз выступать с агитационными речами. Не скрывая трудностей (а где их нет!), он красноречиво обрисовал плюсы: служба на глазах царя, быстрая карьера, большое жалованье. И напоследок пообещал каждому рубль серебром сразу же, как только он запишется добровольцем.
Соблазн был большой. Дворяне были побогаче крестьяне, но мелкие помещики жили преимущественно натурой, деньги к ним от крестьян поступали редко. И, тем более, дети дворян. Эти получали определенные деньги только после женитьбы и получения самостоятельного участка. В этом отношении рубль для них был огромным богатством. Три дня и Дмитрий собрал нужные пятьдесят человек. А люди все шли на разошедшиеся по округе слухи о благодатной службе. Дмитрий теперь уже говорил только о трудностях, но молодежь переломить было трудно. В итоге получилось шестьдесят два человека!
Последней дюжине Дмитрий честно сказал, что обещать службу не может. Все в руках государя.
Новобранцы — здоровенные парни под два метра с пудовыми кулаками, выращенные на меде и сметане, негромко загудели, переговариваясь, и согласились пойти с Дмитрием под свой риск. Тот ободряюще улыбнулся. Парни ему понравились. Крепкие, выносливые, из таких пойдут сержанты — ветераны. И в отличие от крестьян, дворяне с детства готовились к службе. Жесткая дисциплина, наверняка, понравится не всем, но переживут этот период они куда легче.
Оставалось только совершить марш-бросок по зимним дорогам и привести новобранцев в Москву, как к нему «на огонек» зашел воевода. Силантьич, как его запросто называли знакомые дворяне, был озабочен:
— Нашли мы шайку Митьки-душегуба. И что дальше? У него девять человек, замаранных кровью, а у меня два инвалида и я третий.
Он помолчал и попросил:
— Ты б помог мне, Лексаныч, по одной земле ходим.
Воевода мог бы и не продолжать. Разбойники Дмитрия особо не пугали. Впятером на одного они смелые, а так, и новобранцев испугаются. И хотя у него трое опытных — он сам, Савелий и Никита, но и среди молодежи были люди, успевшие хотя бы немного повоевать. Отрядом в три десятка они раздавят банду, не напрягаясь. Но была одна проблема.
— Оружия дашь?
— Этого добра у меня много. Стрельцов разоружали, целый арсенал образовался, а никуда не требуют. Да и кому оно надобно? Оружие старое — пищали, секиры, сабли и прочее. Армию сейчас таким добром не снабжают. Ежели только опять же разбойников, — усмехнулся воевода.
Дмитрий кликнул добровольцев в рядах новобранцев. Вызвались все, что его весьма обрадовало. Нормальных мужиков набрал, за кустиком прятаться не будут. Почти треть изъявила желание получить пищали. Остальных вооружили саблями и секирами. Вооружившись, таким образом, дворяне чуть ли не пищали от радости.
Дмитрий и Савелий в оружии не нуждались, имея стандартное вооружение, принятое Петром I для своих посланцев — солдатская шпага, два пистоля, тесак. Умелый воин с таким оружием один отобьется от всей банды. А тут и в помощь чуть ли не рота.
Поехали на временно конфискованных крестьянских санях. Возчиками были сами крестьяне, надеющиеся таким образом сохранить животинку и имущество.
Двести верст на север по зимнику пролетели быстро — за четыре дня. Но в лесу, где снега было выше колена, лошади быстро устали даже не смотря на то что шли по старой колее. Пришлось вставать на лыжи, прихваченных запасливым воеводой. Еще преодолели несколько верст густого леса, едва проводя сани с лошадьми. Преодолели и это.
Разбойнички никого не боялись. На большой поляне была открыто поставлена большая охотничья заимка, склады, больше похожие на крестьянские избы и хлева со скотом. Широко расселись. Одного Дмитрий не понимал, — ну тупые, ну дремучие, но чувство самосохранения, имеющееся у всех живых существ, должно быть? Они, что, думают, государство позволит им так жить?
Окружили сооружения. Дмитрий разделил людей на три группы. С одной стороны стоял Савелий Гриднев, с другой, — Никита, а третью, прикрывающую дорогу, возглавлял он сам с воеводой. Сам он руководил атакой.
Что-то вроде часового у душегубов все же присутствовало. Если, разумеется, назвать часовым блюющего человека у входа. Так сказать, за неимением лучшего сойдет и такой.
— Петр, — позвал он стоящего за деревом молодца, который, просясь в отряд (в нем уже было полсотни человек, так что надобность в добровольцах отсутствовала), наплел с три короба про свою меткость, — вот тебе цель. Попадешь, переведу в первую полусотню.
Петр Морозов был сообразительный малый, понимающий, что у него есть шанс твердо гарантировать себе место в Преображенском полку. Пищаль уже была заряжена, он зажег фитиль, тщательно прицелился.
Оглушительный выстрел прогремел в лесу. Даже с тридцати метров было видно, что пуля попала в грудь и умирающий в агонии упал в снег.
— Эй, разбойнички, — позвал воевода, — пришла пора вам каяться у иконы перед смертью.
Ответом были крики, больше напоминающие звериный вой. Человеческого у душегубов было уже маловато. Сдаваться они не собирались, а брать штурмом заимку, сооруженную из стволов в два охвата и не имеющей окон, было очень кровавым мероприятием.
Ну для этого есть и другие возможности. Дмитрий замахал поднятыми над головой руками. По этому сигналу Никита с десятком парней споро подтащили сухие березовые стволы, бересту, сухую хвою, облили скипидаром и подожгли. А когда костер стал большим, навалили стволы толщиной с бедро. Теперь огонь гарантировано перекинется на стену заимки.
Разбойники сгорать в заимке не захотели. Они выбрались через узкую дверь, мешая друг другу, заревели, замахали оружием (в основном обычными топорами, лишь у одного был кистень, а у другого — сабля).
Подбадривают себя, — понял Дмитрий, — увы, ничем не могу помочь.
По его сигналу пищали сделали прицельный залп. Для разбойников этого оказалось достаточно, все они были убиты. Вот и нет шайки Митьки-душегуба!
Заимку быстро потушили, забросав снегом и занялись обыском. Если зерно в рогожах, различная рухлядь и скот были видимы визуально, то денег и драгоценностей в результате первого поверхностного обыска не нашли.
— Поторопились с разбойничками, — искренне огорчился воевода, — надо было оставить одного, выпытали бы.
— Все мы остры задним умом, — вздохнул Дмитрий, — узнаем умное опосля.
После того, как перебили разбойников и потушили заимку, внутри ее внезапно обнаружили десяток женщин, обслуживающих бандитов. Хозяйственно и, как понял Дмитрий, сексуально. Когда на заимку напали, женщин связали по рукам и ногам, заткнули рты кляпами и спрятали под шкурами. Если бы заимку не потушили, все бы они погибли.
Страх у этих жертв насилия перед разбойниками был таким большим, что они наотрез отказались выходить из дома и еще попеняли освободителям, что их развязали. Мол, их накажут, нещадно изобьют, да еще выгонят на ночь из дома спать в снег.
Пришлось их насильно вывезти и показать трупы бандитов. Разглядев своих мучителей мертвыми, женщины немного успокоились и появилась возможность попросить их приготовить ужин и помочь рассортировать имущество.
С собой они взяли четыре штуки сани про запас и еще пять взяли у разбойников. Но все равно пришлось сделать несколько волокуш, настолько велика была добыча. Только рухляди — шкур различных пушных зверей, в том числе соболей, было, по подсчетам Силантьича, на несколько сот рублей. А еще шерстяные, шелковые ткани, гобелены, десятки пудов сыра и масла. Позаботились разбойнички о своем питании.
Поздно вечером, точнее ночью, нашлись деньги и драгоценности. Зоркие новобранцы, вынося охапки шкур, обратили внимание, что в одном месте вроде бы рыли. Послали за Дмитрием и воеводой, разрыли. В тайнике оказалось три солидных бочонка с деньгами, такие тяжелые, что с трудом вытащили, различные безделушки из золота и серебра: посуда, гребни, перстни, сережки и так далее.
Дмитрий осторожно убрал с набора чарок землю.
— Понравились? Себе возьмешь? — деловито спросил воевода.
Дмитрий в ответ лишь подмигнул:
— Это брат-воевода такая вещь, что себе никак не возьмешь. Если я не ошибаюсь, любимые чарки государя Петра Алексеевича. Пропали они еще в прошлом году и царь до сих пор о них вспоминает. А они здесь оказались. Если так окажется, царская милость тебе обеспечена.
Силантьич пораженно перекрестился, отгоняя нечистого.
— Вот где настоящее-то сокровище, — прошептал он, — что деньги, пришли и нету.
Дмитрий молча похлопал его по плечу.
Выехали на следующее утро. Почти сутки выходили из лесу. Тяжело груженые сани становились совсем неповоротливыми. Местами приходилось их разгружать и нести на руках и сани, и груз. Но о том, чтобы часть грузов выбросить никто даже не заикался. Это была их добыча, законная и справедливая.
На зимнике части людей пришлось идти пешком. Много грузов, да и женщин тоже не бросать же в зимнем лесу. Не чужие чать, православные.
Так и шли-ехали, потратив почти целую неделю. Дмитрий не торопился. Погода была благодатная, почти безветренная, днем несколько градусов мороза, ночью холодало, но не очень, у костров согреешься. Пусть молодежь втягивается.
Продовольствие и рухлядь, захваченные у разбойников, почти все скупил Дмитрий. На деньги, тоже захваченные у душегубов и полученные в его долю. Вот такой бизнес. Воевода по старой дружбе продал очень дешево. Дмитрий стал владельцем нескольких четей пшеницы, ржи, овса, десятков пудов сыра, масла и мяса.
Еще ему досталось несколько сороков пушнины. Больше всего оказалось шкур волчьих, лисьих, медвежьих, но по паре сороков нашлось соболей, горностаев, куниц.