— Да, государь, а мы ведь с подарком, — вспомнил Дмитрий. По его знаку, стоявший с краю одним из первых Никита незаметно испарился. — Жаловался ты, что чарки у тебя украли. Так эти молодцы помогли мне их найти.
Петр заинтересовался:
— Те ли? Покажите-ка?
Никита на большом серебряном подносе — еще одной трофей схватки с разбойниками — с поклоном поднес чарки царю.
Петр внимательно осмотрел чарки — Дмитрий перестал дышать — внимательно оглядел — кивнул:
— Те! Вон буква «а» — покойный Гордон хвастался, что русский язык знает, нашел бумагу для писания, чертяка.
Оглядел строй:
— Молодцы, дворяне!
— Рады стараться, государь, — слаженно прозвучало в ответ.
— Хорошо служите, — не удержался он, подозвал одного из своих денщиков, что-то прошептал на ухо. Продолжил: — пока поставлю вас в четвертую и пятую роту. Но буду смотреть, вы у меня одни из кандидатов в первую, мою любимую роту.
В строю раздался радостный гул. Дмитрий сделал зверское лицо. Новобранцы, глядя на него, стихли. Петр, чувствуя, что их взгляды сменились от него вправо, с интересом посмотрел на Дмитрия.
Тот не успел разгладить физиономию, чем насмешил царя:
— Да ты готовый дядька для гвардейцев. Если так будешь проводить мои задания, готовь офицерскую шпагу.
— А за чарку я вас сейчас награжу.
Подскочил денщик с двумя бочонками. Петр самолично открыл один, кивнул денщику:
— Наливай.
Денщик быстро разлил жидкость по чаркам, запахло водкой.
Второй денщик по знаку царя понес поднос с чарками к строю новобранцев. Петр стал угощать дворян: сначала чарку с водкой, затем на закуску соленый огурец из другого бочонка, принесенного денщиком. По молодости лет некоторым чарка водки была слишком большой дозой, но отказывать царю никто не смел. Царь угощает, честь-то какая! В итоге строй разделился на две части — впереди стояли трезвые, пускающие слюни в ожидании угощения государи, позади хмельные и даже пьяные, покачивающиеся и сонные. Этим Дмитрий показывал кулак, демонстрируя сталинскую политику «правители приходят и уходят, а народ остается». И этот народ может хорошо получить по мягкому месту после ухода государя.
Петр прошел строй, посмотрел на недорослей, ухмыльнулся:
— Эх, молодо-зелено, кровь пускать уже могут, а водку пить — нет. Сержант Шмидт, ведите их отсыпаться, да похмеляться не давай, рано им еще в запой уходить.
Шмидт, тоже получивший чарку водки, ухмыльнулся, дал команду и повел опьяневших новобранцев по плацу, оставив царя с денщиками и Дмитрия одних.
— Теперь давай с тобой, Дмитрий Лексаныч, — поднял он чарку, — за тебя. Везде-то ты успеваешь — и с продовольствием, и с порохом, вон теперь с новобранцами.
И опрокинул чарку, не дожидаясь ответных слов.
Дмитрий выпил чарку, не чувствуя водки. Государь не только назвал его по отчеству, что еще по старомосковскому обычаю означало великую честь (по отчеству поначалу назывались самые знатные. Позже, в ХVII веке, их круг расширился, но не сильно), но еще и выпил в его честь. А карьера-то круто пошла вверх!
Под это дело не завернуть ли ему к Хилковым? Правда, незваным, но с порохом он обещал помочь, и пока обещание выполнял слабовато.
Глава 15
Он зря беспокоился и придумывал разные причины. Даша была ему откровенно рада, повисла на шее, никого не стесняясь, в первую очередь. С бабьей истомой буквально простонала: «Любый мой»!
Александр Никитич Хилков на это демонстрацию дочери внешне никак не отреагировал, но когда она вышла, развил бешеную активность, явно опасаясь, что Даша войдет.
— Государь хвалит меня, за этот год ни разу не ругал. И не только потому, что пороху стали давать больше. А потому, что я, извини, не посоветовавшись с тобой, сказал, что ты теперь много работаешь в Яузе, когда бываешь в Москве. И все, я стал для него своим человеком. Вот я думаю, а если у меня еще дочь выйдет за тебя, а?
Об этом думал и Дмитрий. Мельком посмотрев на него — не шутит ли? Нет, князь был вдумчив и серьезен. И тогда он горячо согласился с женитьбой.
— Но, конечно, первая причина — это Даша. Пришла ей пора мужчину иметь и детей рожать. Так меня заела, аж не могу! Мой характер, — и с гордостью, и с досадой договорил он и насторожился.
Дмитрий тоже прислушался. Легкие девичьи шаги прокрались к двери и застыли. Кажется, здесь начали подслушивать?
Князь пришел к такому же мнению, но не обозлился, а, наоборот, развеселился. Осторожно подошел к двери и резко открыл ее на себя.
Даша стояла в интересной позе: на карачках, с прижатым ушком там, где было отверстие для ключа. Пойманная на горячем, она не смутилась, только слегка покраснела. Какой она была красавица!
Оба мужчины замолчали, любуясь, вгоняя ее в непонятное томление.
Князь первым заговорил:
— А, мы, Дарьюшка, говорили о вашей женитьбе. Все, как ты хотела!
Даша от этих слов неожиданно заалела, укоризненно посмотрела на отца, сказала:
— Ну, вы тут, мужчины, поговорите между собой, а я по хозяйству похлопочу — обед скоро, — и вышла из комнаты.
Дмитрий с сожалением посмотрел ей в след. Потом настороженно на князя Александра. Пожалуй, он впервые так жестко, можно даже сказать грубо, повел себя с любимой дочерью. Судя по характеру, не самодурствует, специально прогнал, чтобы поговорить с будущим зятьком.
Дмитрий выжидательно посмотрел на князя, изобразил на лице большое внимание.
Князь Александр его понял. Гулко откашлялся, заговорил:
— Дшерь моя даже не вышла за муж, взяла тебя в мужья. Люб ты ей. И за мужскую неброскую красоту, и за надежность и за прочность. Я, ты знаешь, вначале колебался. Очень уж ты не богат и не знатен. Соромно княжне Хилковой за такого худого жениха выходить.
Видя, что собеседник пытается что-то сказать, предупреждающе поднял руку:
— Подожди! Это было давно. Сейчас я Дашу выдаю, дорогой мой родственник. За нее выдаю два крупных сел с тянущими к ней деревнями. Итого семьсот шестьдесят душ. Да железоделательный завод в Вымпале в Подмосковье. Триста душ! Тебе понравится. Сами перерабатывают руду, выплавляют железо, а потом всякую всячину выделывают: ножи, серпы, литовки, замки и прочие изделия. Петр Лексеич смотрел, ему завод показался, свои дал заказы на ружья, да на пули.
Дмитрию приданое понравилось. Особенно завод. Да и крестьяне очень даже в тему. Отправлю всех в Питер. Пусть дураки и трусы повизгивают да постанывают, что де опасно и страшно. Прибыльно там да богато.
— В Питербух всех повезешь? — проницательно посмотрел на Дмитрия князь.
Эк его, сразу и не спрячешься! А впрочем…
— Туда! — решительно махнул он рукой, — и дом буду строить, царь велит, чтобы новая столица была красива и богата.
Дмитрий был так красноречив, что князь не удержался. Хлопнул кубок мальвазии, которую саам налил из иноземного стеклянного графина и потребовал:
— Строй мне там же! Денег я дам, строителей тоже.
Он даже удивился энергии князя, внимательно посмотрел.
— А ты как думал? — усмехнулся он, — Даша, поди, с тобой поедет?
— Я бы не взял, — смалодушничал под напором будущего тестя, — да ведь она сама приедет.
— А как же, — поддержал дочь князь, — Всевышний наш требует, чтобы жена во всем была с мужем. И в горе, и в радости. В том будет и клясться тебе в церкви на венчании.
Князь замолчал. Долго замолчал, Дмитрий даже забеспокоился — что с ним?
Наконец заговорил:
— Говорю тебе, как мужчина. Сказывал уже. Три сына у меня было. Всех Господь прибрал. Одна надежда на дочь. Поэтому вы от меня так не отбрыкаетесь. Как женитесь, в течение года родите сына — сына и надежу рода. Пусть растет, да меня радует. А там, глядишь, еще Господь порадует, второго Даша принесет.
Дмитрий аж покрутил головой. Простой какой князь. Дело, конечно, молодое… а вдруг дочь?
— А коли дочь, — понял правильно Дмитрия князь, — так у кого осечек не бывает. Хотя я и от внучек не откажусь. Но внука дай!