Никого из захватчиков и карателей не интересовала судьба людей, а тем более их жизни, они пришли сюда, чтобы грабить и наслаждаться грабежом, убийствами и изнасилованиями, и их не волновали ни общечеловеческие ценности, ни толерантность, ни даже ненависть по отношению к ним.
Они чувствовали себя хозяевами на этой земле, а что должны делать хозяева? Правильно — наслаждаться свободой! Делай, что хочешь, и ничего тебе за это не будет!
Даже наоборот. Ты станешь героем, и будешь рассказывать своим друзьям за рюмкой ракки, скольких ты убил и сколько награбил в походе на этих вшивых, граждан Оранжевой республики.
Но Графит, не собирался, никому, ничего прощать. Да закон сейчас не работал. Да шла война и объявленная и необъявленная. Но законы военного времени тоже никто не отменял и он в своём праве, также мог казнить и убивать, но не прикрываясь, торжеством закона, а всего лишь реализуя нормы морали.
Он воплощал в жизнь, своё право защищать свой дом, свой мир, своих близких, и не очень, людей; — своих граждан. Вся вина, которых была в том, что они жили на этой земле и значит, были виновны. И значит, он тоже был в своём праве и свободе выбора. И сейчас он его реализовывал.
Остановившись в сожженном посёлке на час, он отдал приказ, найти всех погибших и захоронить их, и первым полез в сгоревшую двухэтажку, где вынес на своей плащ-палатке первые останки погибших — в скорбной череде собираемых и захороненных в братских могилах.
Первым, взял сапёрную лопатку, и на окраине «Счастья», начал копать могилу. Он копал, и скупые мужские слёзы стекали по его коричневому от шрамов и ожогов лицу, попутно смешиваясь с пылью грязных дорог и потом от жаркого летнего солнца.
Он копал и вспоминал, всех тех, кого уже не было с ним рядом; и тех, кто на его глазах, сражался до конца: — за себя, за свою страну, за своих детей, и погиб в неравной борьбе.
Потому, что когда ты защищаешься — борьба всегда неравная, ты к ней не готов заранее. Это не ты пришёл, чтобы убивать или грабить, — а к тебе.
И слезы капали, стекая на сухую землю, а лопата выбрасывала комья земли, копая яму, и туда же уходили, бесследно исчезая — все переживания, все планы на будущее, весь инстинкт самосохранения, — оставляя только одно чувство — чувство неизбежной справедливости и он знал — оно будет.
Он собирался остаться здесь на час, а остался на три! Перед выездом из «Счастья», он не выдержал и построил всех своих бойцов, с удивлением обнаружив, что его отряд ощутимо пополнился.
— Не все, сбежали из посёлка: — кто-то смог выжить, кто-то спрятался, кто-то был в отъезде, и теперь все они сейчас стояли в его строю, с горящими от мести глазами и заплаканными лицами, и смотрели на него не отрывая глаз.
На правом фланге фланге стоял старый мужчина и сжимал в руке старое охотничье ружьё, рядом с ним стоял мальчик лет 10 и держал в руках кухонный нож и столько ярости было в его глазах, что Олег не выдержал и сходив к БТРу принёс свой старый АКСУ, которого называл «Малышом» и отдал его пацану.
Тот, тут же повернулся к мужчине и сказал: — Деда, научи как стрелять, я их всех убью!
Встав перед строем, Олег сказал:
— Братья! Граждане Оранжевой республики.
— Я вижу, то же, что видите и Вы.
— Так, скажите мне, сколько мы будем терпеть издевательство над нами и над нашим народом, скольких мы должны потерять, чтобы понять, что кроме нас, нас никто защищать не хочет.
— Что, нами пользуются и издеваются все, кто захочет, или кто считает себя сильнее, — реализовывая своё право силы.
— Что, нам навязывают чуждые нам идеи и грабят не стесняясь, низводя нас до уровня рабов и проституток.
— Мы должны это прекратить! — Сейчас! Я, призываю Вас, отдать все силы в предстоящем бою. Нас мало, нас очень мало и мы слабее, и хуже обучены, но ради чего тогда жить! Лучше умереть в бою и умереть человеком! А, не сдохнуть в канаве, пресмыкаясь и унижаясь перед врагом.
К оружию братья! По-машинам!
И весь строй в одном порыве, схватился за автоматы. Защелкали, предохранители, клацнули затворные рамы, щёлкнул патрон, загоняемый затворной рамой в патронник автомата, и только спусковой крючок оставался нетронутым — его время ещё не пришло.
Люди бросились к бронетехнике и к своим машинам, — заурчали басовито двигатели грузовиков, пыхнули вонючим сизым дымом несгоревшей солярки двигатели «мотолыг», весело затренькали бензиновые движки лёгких багги.
И вся колонна, развернувшись, двинулась на максимально доступной скорости впёред, пытаясь догнать далеко ушедшего врага, подкрадывающегося к очередному посёлку и не подозревавшего, что его там ждёт сюрприз, который приготовил ему Графит, оставив, для подготовки его, своих лучших бойцов и минёров.
Враги.
Энвер Такош с радостью пошёл в этот поход, надеясь заработать денег, славы, ну и удовлетворить все свои низменные потребности. Ведь его сверстницы, в основной своей массе, были не сильно хороши, если не сказать, что просто страшные, да ещё и с безобразными расплывшимися фигурами. Всё достоинство которых, была в их рыхлости и мягкости, но их толстые икры и ягодицы, не возбуждали его.
— А, вот истории о красавицах республики, он достаточно наслушался, как в своём городке затерянном в предгорьях Албании, так и у походных костров в полевых лагерях со своими инструкторами готовившими их к войне.
— О, воевать он умел, это вам не запоминать на уроках географии, столицы ненужных ни ему, ни любому из его класса государств и не пыхтеть над логарифмами, сути которых, он просто не в состоянии был понять.
Здесь было просто и не нужно думать — беги, прячься, целься, стреляй и мишени падают одна за другой от его выстрелов. Он был молод, ему хотелось приключений и много красивых женщин и конечно денег, чтобы купить, всё, что захочешь.
А для этого надо было всего лишь вступить в ряды альянса, научить воевать и всё, можно идти и брать всё, что разрешат командиры, ну а те разрешали почти всё, в походе, только с незначительными ограничениями.
Взял например девушку в бою, в «плен», если красивая — то сильно не пользуйся, оставь её своему командиру, а тот, может презентует её более старшему начальнику.
Не жадничай — делись с начальством, в том числе и награбленным, и оно тебя заметит, выделит и может даже не будет посылать тебя в самое пекло боя.
— Красота!
Энвер, сидел рядом со своим турецким другом, в броневике открытого типа, без бронированной крыши. Вместо неё у них был установлен крупнокалиберный пулемёт на станке с противопульным щитом. И вовсю вертел головой по сторонам.
Они на большой скорости вместе с передовым отрядом приближались к очередному посёлку, надеясь застать их слабую охрану врасплох и добиться лёгкой победы, как в начале похода.
Предыдущий посёлок, так просто не сдался, и защищался, как мог, за что и был полностью сожжён. Энвер, там славно порезвился и хоть молодых красавиц ему, увы, не досталось, но зато попалась уже не молодая: — женщина лет сорока, — мать двоих детей и ещё умудрившаяся сохранить красоту и фигуру, хоть и немного расплывшуюся с годами.
С которой он славно порезвился, на глазах маленькой дочки и одиннадцатилетнего сына, конечно при детях это было не красиво и где-то в глубине души, у него даже, что-то шевельнулось, но он старательно задавил порыв своей слабой совести, ведь он же воин и не абы какой.
С женщинами надо быть суровым, он же в конце концов её не убил, — её убил — кажется седьмой на очереди, из тех, кто на ней скакал. Он не считал, он был занят, уже другим делом, — копался во всех шкафах маленького частного домика, ища драгоценности хозяйки, нашёл правда только одно обручальное кольцо, её рано умершего мужа, но и то хлеб.
Ничего впереди ещё много посёлков и ещё больше, маленьких частных домиков со сладкими хозяйками.
Вглядываясь через прицел, на приближающиеся крайние дома посёлка, Энвер радостно вскричал и получив разрешение на стрельбу, нажал на гашетку.
— «Яяхуууу» и длинная пулемётная очередь прошила стенку ближайшего к дороге домика.
— «Яхуууу», и следующая — прошила стоящий во дворе небольшой дощатый сарай, оказавшимся обычным деревенским туалетом, развалив его напополам.
Щепки, напополам с кирпичной пылью начали расползаться и отлетать во все стороны, откуда из-за дома метнулась тень и раздался истошный визг старой бабки, не успевшей никуда спрятаться, а может решившей встретить свою смерть на кровати, но не выдержавшей ужаса войны и попытавшейся спастись в огороде, где её и нашла смерть долго ждавшая свою добычу.
Крупнокалиберная пуля, легко разорвав иссохшее тело старой женщины, подкинуло её в воздух и бросило на старую яблоню, которая ещё помнила её, молодой и красивой, и постаревшая вместе с ней.
Старуха медленно сползла по дереву, орошая яблоневую кору своей кровью. От удара старая яблоня сбросила свои немногочисленные плоды на свою хозяйку, засыпая её в безуспешной и уже ненужной попытке спасти.
И переломившись в стволе от очередной пулемётной очереди, рухнула, закрывая своими ветвями её труп, словно стыдясь того, на что способны люди в своей ненависти.
— «Яхуууу», упиваясь восторгом, своей силой и вседозволенностью, — кричал Энвер.
— «Яхуу», — пока земля не вздыбилась — внезапно, под колесом их броневика.
— «Яхухррр», — очередной крик у него не получился, из-за того, что он вылетел из броневика, подорвавшегося прям посередине поселковой дороги.
Его броневик поймав передним колесом мину, опрокинулся на полном ходу в кювет, где перевернувшись, убил водителя и смял пулемёт. Остальные находившиеся в нём, получив травмы, попытались вылезти из него.
Но ловко подкинутая граната, поставила крест на их планы, разметав их по сторонам изломанными куклами. Сам Энвер выпав на дорогу и не получил не одной травмы, отделавшись только ссадинами и царапинами.
Вскочил и бросив автомат, бросился бежать назад, завывая от ужаса, надеясь найти спасения у своих, идущих слаженной колонной позади, но увы увидев произошедшее впереди, вся колонна стала расползаться — стремясь выйти из под удара и съехать с опасной дороги.
Один из броневиков совершая резкий манёвр, не увидел Энвера, а может, ему было, наплевать на него, ведь своя жизнь дороже, — когда идёт бой, и её надо спасать — в первую очередь.
Тем не менее, уходящий с дороги броневик, зацепил краем своей угловатой морды бедро Энвера и откинув слабое тело далеко с дороги, сломал ему бедренную кость в открытом переломе, из-за чего острые края кости разорвав мясо, сухожилия и артерии и вылезли далеко наружу, после чего, оставил, истекающего кровью Энвера, на обочине дороги; — умирать.
Но это не спасло броневик, ведь его водитель не знал, что обочина и всё пространство в обе стороны от дороги, то же заминировали и взрывы мин слились, в один нескончаемый гул, подорвав и раскидав все передовые машины на въезде в посёлок.
А, чуть позже, прогремели дистанционные взрывы, заложенных мин, ещё в самом начале дороги, когда, обороняющиеся убедились, что враг сгрудился перед посёлком.
И когда, вся колонна, шедшая бравурным маршем, застыла в недоумении, что лёгкая добыча сорвалась, — то подорвали мины радио детонатором.
Эти мины немало унесли жизней любителей лёгкой поживы и уничтожили много техники, но основной бой был ещё впереди и отборный отряд Графита, его выиграть, к сожалению, не мог — слишком не равны были силы.
Графит