Год 1944. Где-то на территории Восточной Европы.
Дождь лил уже три дня. Его бесконечный поток размыл почву и превратил её в болото. Окопы заполнились водой, их края осыпались, оставаться в них было опасно. Но бой не прекращался.
Штурмовая дивизия СС раз за разом бросалась в суицидальные наступления, оставляя десятки тел на подступах к лесу и высоте. Фрицы шли в бой, будто русские штрафники, в спину которых смотрели пулемёты. Наступление сменялось залпами артиллерии, ряды защитников таяли, как и патроны. Подкрепления не было. Оно завязло на размытой дороге.
В какой-то момент рядовой Настас остался один. Его рота и сержант были мертвы или позорно бежали. Но Настас бежать не мог, осколок сильно повредил его колено.
Боль была очень сильной, режущей. При каждом неосторожном движении металл задевал нерв, и Настаса сворачивало в клубок. Окопная грязь, впитавшая заразу от мёртвых тел, уже попала в рану, и Настас чувствовал, как внутри её разгорается пожар.
Оставалось лишь одно. То, о чем уже давно твердил Дух Волка, живший в нём. Даже не с начала этого боя, а самой высадки, где он чудом не словил пулю в голову, и потерял всех, кого вообще знал с учебки.
Настас убьёт всех врагов. Отпустит вожжи.
Тёмная ночь и пелена дождя скрывали горизонт так, что даже его глаза не могли разглядеть врагов. Но они шли вперёд. Он слышал это и чувствовал запах, ослабленный и прибитый водой. Скоро они будут здесь. Настас расстреляет магазин в их сторону, потом второю, кинет гранату, когда они будут близко. И вторую оставит для себя. Он видел, как такое делают.
Или он вернется домой. Если откроет клетку…
Настас молился духам земли, деревьев, травы и неба, солнца и луны, предкам и ещё живущим. Чтобы они дали ему сил и простили его за то, что он сделает.
Тело начало ломаться и рваться. Это всегда было настолько больно и страшно, что можно было сойти с ума. Из последних сил он сорвал с себя рубашку и жетон. Его поле зрения сузилось до одной точки. Звуки стали объёмными и громкими, запахи потных тел, гари и трупов невыносимыми. Но сам Настас был очень далеко от всего что происходит.
Страшный рык вырвался из его пасти. Дух Волка бросился вперёд. Где-то из глубины Зверя Настас ощутил пьянящий вкус крови на губах и невероятную мощь. Колено больше не болело. Металл выдавился из него, и тут же оно заросло новой, могучей плотью.
Издалека донеслись выстрелы и вопли, полные ужаса.
Дух Волка был доволен. Он упивался своей силой, кровью, плотью и страхом своих врагов. Врезался в их ряды и разбрасывал их, словно кегли. Вспышки слепили его, он не мог набрать скорость по скользкой траве, грохот оглушал, но он был жнецом и брал свой кровавый урожай. Пока что-то не подбросило его вверх и не ударило об землю. Куски металла впились во всё тело, и с ними стало так тяжёло двигаться. Уши перестали слышать, грудь обмотало стальным жгутом. Смертные наконец-то дали отпор разъяренному чудовищу.
Второй хлопок рядом, третий, комья земли взлетают вверх и падают, капли разбиваются о них, вспышки разрывают темноту.
Тяжело дыша и хромая, раненный Дух Волка побрёл прочь, скрылся в лесочке, прорвался сквозь деревья, пошатнулся, свалился с обрыва и теперь тонул в воде и грязи. Крупные капли гулко падали на его череп, обтянутый плотной кожей.
Настас вглядывался в темноту и пытался понять, что происходит. Больно. Рукой он вытер кровь с губ, то ли свою, то ли своих врагов. Сил обратиться назад не было. Дух Волка отчаянно сражался за свою жизнь, но трясина была сильнее.
— Что… ты… делаешь?.. — донёсся издалека искажённый голос.
— Умираю, — подумал Настас.
Никто раньше не приходил в его темноту и не видел, как Настас занимает место в клетке, предназначенной для Зверя. Непроглядный, чёрный горизонт изошёлся струящийся сеточкой чего-то ещё более тёмного, словно тяжёлое грозовое облако повисло где-то рядом. От этого было неуютно.
— За… чем? — в голосе отразилось нечто похожее на удивление, изменившиеся неуловимым оттенком на боль. Невидимому собеседнику словно было тяжело подбирать слова и эмоции.
— Такова моя судьба, — вздохнул Настас.
Могучие лапы зверя беспомощно цеплялись за мокрую почву и срывались вниз. Раз за разом раненый Дух Волка погружался в лужу грязи всё глубже и глубже. Силы были на исходе. Хватать воздух пробитыми легкими становилось всё тяжелее, раны затягивались слишком медленно, Зверь слабел.
— Почему ты… проклят? — что-то разглядывало Настаса из темноты.
— Кто ты?
Настас был благодарен, что не чувствует и десятой доли того, что свалилось на Зверя. И тут, в темноте, в свой последний день, он не хотел быть один.
— Здесь так холодно. Я тоже тону. Нам нужно выбраться. Выбирайся! — крик чужака был полон боли и агонии.
— Я не могу, — беззвучно прошептал Настас.
— Ты проклят. Это будет повторяться снова и снова. Так хотел твой Отец. Умирать за других. Снова и снова. Я вижу эту цепочку. Ты должен выбраться. Выбирайся! Выбирайся! Выбирайся!
Настас не хотел умирать. Он ушёл, так и не сказав своей Лилуай то, что всегда хотел. Что вообще толкнуло его пересечь океан и сражаться за другой народ в этой войне? Зачем он здесь? Почему он умирает?
Лапы зверя соскользнули, и он полностью ушёл под воду. В груди жгло и давило, сил, чтобы дотянуться и всплыть, не осталось.
— Лилуай! — закричал он так громко, что впервые за всю его жизнь, Зверь смутился и отступил.
Кости его снова сломались, мышцы разорвались, и всё тело сгорело словно в огне. Пули и осколки с нестерпимой болью вышли наружу. Настас устремился вверх и руки человека мёртвой хваткой вцепись в могучий корень, оголённый и торчавший из почвы.
— Лилуай! — пронзил ночь его крик и утонул в раскатах грома и отдалённой пальбе.
Темнота в его глазах и в том месте, откуда он вернулся, смешались. Не все его раны смогли затянуться, он ещё терял кровь. Тяжело дыша, свернувшись в клубок, он лежал, прячась за спасительный корень древнего дуба. Капли воды бились о его изможденное оголённое тело, земля рядом с ним осыпалась и кормила трясину. Кругом были враги, но они прошли мимо. Кровь всё ещё стыла в их жилах, они не хотели идти в чащу и снова встречать то, что будет сопровождать их в кошмарах до самой последней секунды. Этот обломок леса заволокла пелена и скрыла Настаса.
— Останься, — донёсся издалека голос. — Не уходи. Побудь здесь, пока я не уйду.
— Хорошо, друг, — подумал Настас. — Где ты?
— Не знаю. И здесь, и далеко. Я не могу выбраться, — метался голос.
— Кто ты такой? — Настас говорил с новым духом, духом темноты, и говорил с ним так же ласково, как и с всеми остальными.
— Мне не дали имени. Не уходи. Побудь со мной, — умолял голос.
— Хорошо…
Медитация VIII. Дом
Утро началось неприятно, как для жителей резервации, так и для Лиама. Оперативники в чёрной форме вышвыривали сонных гражданских на улицу. На людей кричали, сбивали их в кучки, ставили на колени, лупили прикладами и крушили их дома. Их лидер Чарли был бледнее мела, и смотрел на происходящее глазами, полными страха за своих близких.
После ночной заварушки им следовало ожидать такой реакции. Так же было во время операций — стоило кому-то из местных засветиться в качестве террориста или им сочувствующего, и страдали все. Лиам старался реагировать спокойно и профессионально.
Местные могли доставить проблем даже днём, но знали, чем это кончится, и всеми силами сдерживались от превращения. Чарли никто не трогал, и он ушёл в свой дом. Тут он был бессилен. Кристиан присоединился к группе чёрных жилетов и пытался пресечь излишнюю жестокость с их стороны.
Йован затащил Лиама в дом Чарли. Тот сидел за столом на первом этаже и с легкой дрожью в руках хлебал травяной чай.
— Чарли, я думал мы друзья. Сколько раз мы с тобой пропускали по пиву? Я, чёрт тебя дери, был на крестинах твоего сына! — с первых секунд Йован сразу же начал давить.
Чарли молчал и смотрел прямо перед собой.
— Ты будешь говорить! Или всё ЭТО кончится сегодня же! — голос Йована заставил Лиама съежиться.
Чарли посмотрел ему в глаза и спокойно ответил:
— Тогда задавай свой вопрос.
— Как давно у вас появились боевики? Кто их подготовил? Я знаю, что это не ты. Просто, скажи мне имя. — Йован облокотился на стол и застыл в сантиметре от лица Чарли.
— Что? — на лице Чарли отразились удивление и страх. Сербу это не понравилось, он сильно сдерживался, чтобы не начать бить Чарли.
— Не дури меня, Чарли! — заорал он вожаку в лицо. — Не дури меня, брат! Хватит этого дерьма! Много людей погибло вчера. Им перерезали глотки и оставили подыхать в своей крови. Ты альфа, и я уверен — ничего не происходит без твоего ведома и приказа. Так что не дури меня, Чарли. Какого чёрта Вы затеяли? Лучше тебе начать петь, как Дженнифер Лопес. А то я быстро теряю мир в сердце, друг мой!
Чарли ощутимо вспотел и одним глотком осушил чашку. Некоторое время он молчал и думал.
— Что… здесь… происходит?.. — протянул он, неудачно пытаясь унять дрожь в голосе.
Лиам сделал шаг назад и упёрся спиной в кухонный гарнитур. Подмечать детали. Чарли напуган и не понимает, что происходит. Не нужно быть экспертом, чтобы разглядеть это.
Некоторое время Йован не сводил оценивающего взгляда с лидера общины, затем вздохнул, расслабился и сел рядом. Спокойным голосом он поведал события прошлой ночи. Лицо Чарли вытягивалось всё больше, глаза бегали, он хранил молчание. Минуту или две он изучал фотографию водительских прав вчерашнего стрелка.
— Это бред. Мы не имеем к этому отношения! Это вообще не наш парень. Он не местный. Ты же сам видишь, он из Луизианы! — в сердцах вскричал Чарли, встал и начал нарезать круги по комнате.
Йован некоторое время наблюдал за ним и затем примирительным тоном сказал: