— Вы превосходный специалист, Аэлита Львовна. Даже жалко, что переманить вас не удастся. Особенно теперь. — Взгляд его мазнул по Титову, а после вернулся к столу, и Бобров принялся писать какую-то бумагу.
Сыскари опять переглянулись, причём Брамс уставилась на поручика с явным вопросом в глазах, ожидая толкования намёка. А поручик только и мог, что растерянно пожать плечами: он этого намёка тоже не понял.
— Вот, отдайте майору Русакову, он на «Взлёте» начальник охраны. Окажет всестороннее содействие. Скажете на проходной, чтобы его позвали.
— Михаил Петрович, разрешите вопрос? — осторожно проговорил Титов, с благодарным кивком принимая бумагу.
— Я даже знаю, какой. Не задумывайтесь вы об этой таблице, она никакого отношения к вашему делу не имеет. Вот и Аэлита Львовна подтвердила, это нечто совсем иное. Мне просто интересно было взглянуть на реакцию вашей спутницы, — отмахнулся Бобров. Кажется, любопытство сыскаря не вызвало его неудовольствия. — Держите меня в курсе расследования, если вдруг окажется, что замешан кто-то из моих подопечных. Удачи в поисках, — подытожил он, ясно давая понять, что разговор окончен.
Спорить просители не стали и, распрощавшись, вышли. Но на крыльце под козырьком остановились, и Натан заглянул в выданную бумагу. Полномочия та давала самые широкие, по ней сотрудникам охраны «Взлёта» надлежало оказывать всяческое содействие полиции под страхом серьёзных служебных проблем вплоть до увольнения.
— Как думаете, что это было? — полюбопытствовал Титов, складывая бумагу в планшет. — Что за вещь он вам показывал и, главное, зачем?
— Не знаю, — глубоко вздохнула Брамс, всё больше хмурясь. — Вот только… Натан Ильич, не знаю, что это было, но это было неправильно, — тихо, упрямо проговорила она.
— Неправильно? — уточнил поручик.
Брамс неопределённо поводила в воздухе рукой, потом махнула ей.
— Не знаю. Я сама еще не понимаю. Но я подумаю. А что ещё вас обеспокоило?
— Мне не нравится интерес к этому делу со стороны Охранки. Особенно если оно норовит пересечься с каким-то другим делом, лежащим в столе у начальника этой самой Охранки. А я не верю, что он «просто хотел показать», такие люди ничего не делают «просто».
— Почему вы так к ним настроены? — удивилась Брамс.
— Потому что главная их служба — политика, а это из грязи грязь. Уголовный сыск тоже имеет дело с отбросами общества, но здесь всё как-то прозрачнее и честнее: нужно поймать преступника и предать его суду.
— А там не так?
— Не всегда. Порой их оставляют и используют, порой меняют, да и сами дела обычно грязнее, потому что речь идёт в большинстве случаев о предательстве. Впрочем, я забегаю вперёд, не стоит пока торопиться с выводами. Давайте для начала прокатимся до этого «Взлёта» и познакомимся с майором Русаковым. Может быть, кривая вывезет и обойдётся в итоге без Охранки.
— Натан Ильич, а у вас, может, плащ какой есть? — задумчиво поинтересовалась Брамс, поглядывая на серое, низкое небо, с которого пока ничего не сыпалось, но это явно было делом времени.
— Чтобы у коренного петроградца не нашлось плаща? — весело переспросил мужчина. — Мы с ними рождаемся, Брамс. А некоторые, самые удачливые, с жабрами.
Аэлита обвела мужчину задумчивым взглядом, особенно задержавшись на шее, а потом осторожно спросила:
— Это ведь была шутка, да?
— Местный колорит, — пояснил Титов.
— Смешно, — задумчиво похвалила вещевичка. Натан в ответ расхохотался — не над шуткой, конечно, а уже над девушкой, но продолжить этот в высшей степени занимательный разговор им не дали. Приоткрылась дверь, и на крыльцо выглянул молоденький белобрысый дежурный. Заметив сыскарей, он просветлел лицом:
— Ещё не уехали?
— Уже уехали, — со вздохом ответил поручик. — Что такое?
— Ваши звонили, очень просили вас в Департамент вернуть.
— Что случилось? — нахмурился Титов.
— Я толком не разобрал, какую-то они покойницу нашли. Опять, — пожал плечами дежурный.
Натан едва не выругался в сердцах, но зацепился взглядом за Брамс и передумал, только вновь вздохнул глубоко и благодарно кивнул белобрысому.
— А где — не сказали?
— Да я и не спрашивал, я вас побежал ловить.
— Хорошо, спасибо, — кивнул поручик. — Пойдёмте обратно, Брамс. «Взлёт», похоже, откладывается.
Глава 13. Дурачек
Третий труп обнаружили не на мысу, а ниже стрелки, уже в реке, на краю протоки между берегом и Коровьим островом. То ли убийца проявил чрезвычайную осторожность и знание психологии, то ли полицейские оказались недостаточно старательными в своей засаде, и их заметили, однако никакой пользы эта мера не принесла. Титов не сомневался, что усиление патрулей не поможет предотвратить новое убийство, если речь шла именно о серии, но надеялся хоть так их остановить. Увы, преступник оказался хитрее, а место спуска тела в воду было ему неважно.
Натан к трупу не подходил и выловить его не помогал — слишком неуверенно поручик сейчас стоял на ногах, боялся оскользнуться на истоптанном коровами глинистом берегу. Да и что там разглядывать, в самом деле? Кроме места находки, тело ничем не отличалось от предыдущих: молодая женщина сходной наружности, со следами удара на затылке и признаками утопления, спущенная в воду прежним образом, убитая вчера вечером. Только обнаружил труп не рыбак, а пригнавший стадо на водопой пастух — снулый тощий детина с плоским, рябым, неумным лицом. Взглянув на него и перемолвившись парой слов, Титов отпустил парня восвояси — проку от олуха не было и быть не могло.
От судебных медиков сегодня присутствовал другой специалист, не Филиппов. Немолодой, невыразительный и молчаливый, он производил не самое приятное впечатление своими рыбьими глазами и редкими, сальными седыми волосами. Однако дело как будто знал крепко, был в курсе предыдущих случаев и обещал управиться со вскрытием в кратчайшие сроки.
Картина умбры, снятая Аэлитой, полностью повторяла предыдущую, с тенью некоей вещи, и, пока судебные, скользя и ругаясь, с помощью городового вытаскивали тело, Титов крутил в голове это обстоятельство. Откуда взялась разница? Почему на первом трупе умбра была стёрта подчистую, а на двух других — остались следы? Та вещь, которая их оставила, появилась у преступника после первой смерти? Прихватил на память У Наваловой?
Картина маньяка вырисовывалась еще чётче. Первое убийство, может быть, совершённое в аффекте или с другим, вполне весомым мотивом, стронуло что-то в шаткой психике вещевика, и он принялся избавляться от женщин, похожих на первую жертву, прихватив у неё на память некую вещь. Может быть, даже не задумавшись, что это не просто украшение.
С другой стороны, оберег этот мог и не принадлежать Наваловой, а появиться у убийцы иным путём.
Увы, поиски с собаками на этот раз тоже не принесли никакого результата: не то добирался убийца не по берегу, а по воде, не то еще что, однако след не взял ни один из трёх охотников, хотя скрупулёзно обошли весь берег до самого моста.
Титов бегать за собаками и их хозяевами не мог, но всё равно доходился до того, что к моменту свёртывания поисков был, кажется, способен лишь лечь и помереть. Ну или утопиться в такой заманчиво-близкой тёмной речной воде, и зарядивший дождь лишь подстёгивал угрюмые мысли. Благо еще поручик перед поездкой прихватил из дома форменную плащ-накидку, неплохо спасавшую от сырости. Брамс же категорически отказалась от любой другой верхней одежды, кроме своего анорака, и настаивать мужчина не стал: роба была длинная, до середины бедра, и действительно защищала от непогоды, так что за здоровье подопечной можно было не волноваться.
— Натан Ильич, у меня из головы не идёт та таблица, которую нам в Охранке показали, — негромко поделилась Аэлита, когда сыскари медленно шли в гору к дороге. Титов бы и ещё медленнее ковылял, однако упрямство не позволяло.
— И как? — уточнил мужчина, радуясь возможности отвлечься на разговор.
— Не знаю, как объяснить… — она замялась. — Мне очень странно говорить такие слова, но та умбра принадлежала чему-то живому.
— Вы меня окончательно запутали. Как это — «чему-то живому»?
— Я и сама запуталась, — тяжело вздохнула Брамс. — И сама не понимаю, как подобное вообще может быть. Видите ли, стереть умбру с живого человека до конца нельзя, некоторое её количество — или, точнее, некоторое количество вещевой силы, — постоянно вырабатывается нашими телами. У вещевиков и живников — больше, у прочих — меньше. После смерти эта собственная умбра очень быстро истаивает, буквально за считаные минуты. То есть, сняв умброметром показания с живого человека, мы получим определённую картину, по которой, говорят, живники даже могут какие-то болезни обнаруживать. Животные и растения тоже при жизни вещевую силу вырабатывают, но меньше. Самое главное, умбру человека, животного и вещи невозможно перепутать, они очень сильно отличаются. А вот в той таблице было что-то среднее между умброй человека, причём вещевика, животного и вещи. Я с первого взгляда даже внимания не обратила, а ведь там же был явственно завышен уровень… — проговорила она, но, бросив взгляд на поручика, осеклась и заметила нейтральней: — В общем, очень странная картина.
— А не мог это быть, скажем, человек, на котором надета какая-то хитрая и сложная вещь? Или человек со зверем на плече?
— Определённо, нет. Помимо прочего, там еще недоставало некоторых важных показателей. И замаскировать их вот так, в отдельности, совершенно невозможно. Как думаете, нужно об этом тому дяденьке сказать? Или они без нас разберутся?
— Да Бог их знает, — вздохнул Титов. — С одной стороны, не хочется лишний раз привлекать внимание Охранки, без него здоровее будешь. А с другой, вдруг это действительно важно? Если бы это говорили не вы, кто-нибудь иной, я бы, может, и отмахнулся. В конце концов, в Охранке своих спецов хватает. Но… — он пожал плечами и качнул головой, а после решительно махнул рукой: — Думаю, уточнить стоит, только рваться ради этого на приём не будем. Раз уж нам велено держать Охранку в курсе, вот как дойдёт дело до следующей встречи — так и сообщим заодно. Ну что, поедемте на «Взлёт»? — предложил поручик: они как раз добрались до дороги и оставленного там верного «Буцефала».
Брамс рассеянно кивнула, укладывая чемоданчик в багажную сетку. Натягивая краги, искоса поглядывала на мужчину, а потом вдруг резко обернулась к нему и неожиданно твёрдо проговорила:
— Нет, для начала мы поедем в Департамент.
— Зачем? — растерялся Титов.
— Пообедаем, а главное, вы отдохнёте! — непримиримым тоном заявила вещевичка, даже грозно упёрла руки в бока. Выглядело это, правда, довольно потешно.
— Отдохну от чего? — не удержался от улыбки поручик.
— От прогулок! И совсем не смешно, — чуть сбавила тон девушка, но упрямо нахмурилась и продолжила: — Я же вижу, как вам тяжело! Вы утром хромали не так сильно, а теперь вообще почти на ногу не опираетесь, и ещё кривитесь на каждом шаге… Натан Ильич, ну нельзя же так, взрослый же человек! Что вы себя совсем не бережёте?!
Отповедь вещевички Титов слушал с улыбкой. И смешно было, что эта рассеянная девица ему выговаривает за упрямство, и неловко, потому что говорила Брамс дело, и как бы ни хотелось поручику обратного, а поберечься и впрямь следовало, ведь не просто так его из кавалерии турнули. А еще от искреннего негодования и волнения Аэлиты, оттого, что вообще обратила внимание при всей её рассеянности и ненаблюдательности, делалось очень тепло и сладко на сердце.
— Дурак, наверное, — легко согласился Натан, пожав плечами. — Значит, едемте в Департамент, всё одно вы за рулём. Не пойду же я до завода пешком.
От такого ответа Брамс совершенно опешила и на мгновение обмерла — она-то всю дорогу подбирала слова, настраивалась на долгий спор, а поручик взял и послушался! Пару мгновений Аэлита ещё растерянно хлопала глазами, ожидая, что мужчина передумает, но тот продолжал разглядывать её с тёплой, ласковой улыбкой и не спешил заявлять, что пошутил. Несколько смутившись под таким взглядом, вещевичка молча кивнула и принялась заводить «Буцефала».
Титов же, уже привычно устраиваясь позади девушки на жёстком сидении, вынужден был признать одно несомненное достоинство железного коня перед живым: в седле бы поручик сейчас точно не удержался, а тут вроде и ничего…
— Случилось что-то ещё? — растерянно спросил у Элеоноры Титов, когда они с вещевичкой после обеда заглянули в двадцать третью комнату. Кроме делопроизводительницы, присутствовал один только Бабушкин, раскладывающий за столом большой пасьянс.
— Разное, — лениво отозвалась женщина, глянув на поручика поверх газеты, которую со скучающим видом изучала. — На Соловьиной поножовщина, по всему видать, на бытовой почве, туда Валентинов поехал, он такое любит…