— Ты взял меня в жены, ты клялся разделить со мной жизнь, — быстро заговорила она, схватив его за руку, — Клялся заботиться обо мне и беречь. Клялся, что буду владычицей в этих местах, а теперь говоришь со мной вот так? Разве ты так должен говорить, муж мой?
Льдинки в глазах конунга стали куда заметнее, он буквально ранил Хэзер этими ледяными кинжалами, а его лицо потемнело от гнева. Да как она смеет! Или уже не помнит, с кем говорит?!
— Ты быстро забыла, кем была прежде! Из какой грязи я вытащил тебя, забыла, что ты всего лишь безродная британка из нищей деревни! Возомнила, что всегда была королевой! — бросил конунг резко, и лицо женщины вспыхнуло от обиды. Она тяжело опустилась на скамью, прижала ладони к лицу и горько зарыдала, а Онн вышел, оглушительно хлопнув дверью, чтобы хоть так выразить досаду. Поведение жены вызывало негодование, а тут уж недалеко и до наказания! Возможно, ожидание ребенка сделало ее такой? Наверное, родится воин с характером, подумал вдруг конунг, успокаиваясь. Отец рассказывал, что когда кюна Ингрид ждала старшего сына, то была будто сама Хель, а когда должен был родиться Олаф — напротив, оставалась кроткой и тихой. Что ж, значит, сын будет похож на меня, с удовлетворением подумал конунг. Ведь раньше Хэзер никогда не позволяла себе подобных выходок!
Через несколько недель викинги все же отправились в небольшой поход — разведать состояние дорог. И Онн сам возглавил дружину.
Возвратившись, конунг вошел в замок и его цепкий взгляд тут же заметил, что произошло неладное. Ничто на то прямо не указывало: кругом царили порядок и тишина, но Онна насторожило, что все, кто встречался ему на пути, от слуг-хирдманов, до дружинников, не приветствовали своего повелителя, а испуганно шарахались в стороны, словно зайцы, по чьим следам бегут собаки охотников. После того, как стайка молодых воинов бросилась врассыпную, конунг нахмурился. Казалось, те даже побледнели и задрожали от страха, увидев его. Очевидно, случилось что-то, о чем они не осмеливались говорить, опасаясь тут же получить сокрушительный удар булавой за дурную весть. Онн еще терпел это и даже посмеивался, покуда не столкнулся на лестнице с Бломме, которая, едва кивнув, тоже побледнела и опрометью бросилась в свои покои. Ну, а уж когда точно так же поступил и Олаф, конунг окончательно понял — случилось страшное. Неужели, что-то с ребенком? И как добиться, чтобы кто-то все же сказал ему, что произошло? Или придется пытать каждого, пока не заговорят? Лицо конунга сделалось сумрачным, он не любил ненужную жестокость, но и не знал, что может предпринять, чтобы выяснить правду. Уж если и брат боится заговорить с ним… Неужели, пропали сокровища темных альвов? Сердце Онна сжалось. Что если их украли! Конунгу вспомнилось страшное предсказание хэксы. Только не это!
Положение спасла кюна Ингрид: она одна могла говорить с сыном, не опасаясь его бешеного гнева.
И мать рассказала о том, что случилось: Хэзер тайком оставила замок, сбежала ночью со своей верной служанкой-британкой. Ушла от мужа, не простившись, ожидая скорые роды, что делало побег и вовсе опасным.
— Что значит, она сбежала?! — лицо конунга побагровело от ярости, — Я отлучился меньше, чем на две недели, мы собирали дружинников с соседних островов, смотрели дороги. Кто ее отпустил? Кто посмел?!
— Она сказала, что не королева и не жена тебе больше, — пожала плечами мать. — Что ты разбил ее сердце, и она больше не вернется. А чего ты хотел сын, женившись на безродной чужеземке? Незаконной дочери нищего крестьянина? О чем ты только думал!
Ингрид лукавила. В глубине души она была счастлива, что женой сына стала британка, да еще так похожая на нее. Глядя на Хэзер, кюна словно видела саму себя лет тридцать назад и потому в душе тяжело переживала побег невестки, но не считала нужным показывать сыну эти чувства. Пусть знает, что бывает, когда взял жену, не спросив благословения матери!
— И где же она? — Онн перешел на яростный шепот, что не предвещало ничего хорошего.
— Не знаю. Но поговаривают, она скрылась на Белом острове. Король Магнус приютил ее, полагаю, назло тебе, сын. Тебя многие недолюбливают, это же не новость, правда? Но ничего, великих воинов либо любят, либо ненавидят. Третьего не дано.
Но конунг уже не слушал мудрые слова матери. Выхватив свой меч, Онн рванулся с места и нанес сокрушительный удар по деревянному трону, на котором привык сидеть в главной зале, принимая просителей, а дальше, не в силах остановиться, — раскрошил королевское сидение буквально в щепки. Остальные с ужасом наблюдали за вспышкой ярости, но однако в полном молчании, опасаясь даже подать голос или шевельнуться: как бы тяжелый клинок не обрушился и на их головы.
После этого конунг, не оборачиваясь, ушел к себе и закрыл дверь. Никто не осмеливался входить туда, даже, чтобы оставить еду. Кюна Ингрид распорядилась приносить пищу и ставить под дверью, но к вечеру слуги забирали ее нетронутой. Онн несколько дней не выходил из своих покоев, а когда вышел — напоминал тень себя прежнего. Конунг был мрачен и молчалив, слуги и викинги сторонились, встречая его, отводили глаза, опускали головы, опасаясь вызвать новую вспышку гнева.
А тем временем гонцы доставили послание от короля Магнуса, который сообщал, что у него жена конунга и его будущий сын. В послании Магнус называл Хэзер и ее будущего ребенка гостями, но написанное в письме говорило об ином.
Глава 6. Белый остров. 6.2
Боялся ярости конунга и принц Олаф, но испытывал и тревогу за брата. Эти два чувства непрестанно боролись в его душе, в конце концов — тревога победила. Скрепя сердце, готовый к вспышке конунгова гнева, Олаф отворил дверь и вошел в покои Онна, куда тот снова удалился надолго.
— Брат, — подал голос принц, и Онн обернулся, посмотрел на него невидящим взглядом: его лицо стало безжизненной маской, которая не выражала никаких эмоций. Но он хотя бы не убил его сразу. Не метнул ни кинжал, ни булаву. И потому, осмелев, Олаф продолжил. — Я хочу спросить, долго ли ты намерен мучить себя? Я тревожусь о тебе. За что боги послали это проклятье? Ты не ешь и не пьешь. Если так продолжится, совсем скоро, поверь, окажешься в палатах, павших!
Онн снова ничего не ответил и отвернулся к узкому оконцу-бойнице, откуда открывался чудесный вид на зеленые луга и дальние горы.
— Что может вернуть тебя к жизни? — не унимался Олаф. — Что, как не поход! Мы же пойдем на Квентина Британского, как собирались? Лето скоро минует, если засидимся здесь, то не успеем выступить! Вспомни, ты дал ему слово! Поклялся, что поединок будет. Ты сразишься с ним — и ты победишь, брат!
Онн продолжал молчать, и тогда Олаф приблизился и крепко обнял конунга за плечи. На лице северного короля при этом мелькнула слабая улыбка. Он накрыл руку брата своей, а в глазах вдруг вспыхнул прежний огонь, как если бы кто-то озвучил то, о чем думал он сам, но не решался произнести.
— Ты прав, брат. Ты прав, как и всегда. Мы пойдем в поход! И выступим совсем скоро, обещаю! Но не на Квентина Британского, нет… Квентин и его чудесный замок могут подождать. Видимо боги благосклонны к британскому королю, если дарят ему так много времени на этой земле! А может, они просто не хотят принять его в Вальгалле! — Онн усмехнулся своей шутке, а потом горячо продолжил. — Мы пойдем на Магнуса с Белого острова. Клянусь, я разнесу его поселение так же, как разнес на кусочки свой трон! От него не останется камня на камне! Я перебью всех защитников крепости, всех, кто прячется за стенами. И за волосы притащу эту мерзавку обратно! Иди, готовь войско! Мы выступаем!
И ровно через три дня по приказу конунга вереница кораблей, что были подготовлены к походу на Британию, уже плыла по морю, но в противоположном направлении: на северо-восток, к Белому острову. Король Магнус был предупрежден и, разумеется, ожидал, что Онн выступит против него, не простив оскорбления, и потому хорошо подготовился к осаде. Его замок представлял собой крепость на высокой, почти неприступной скале, на самом берегу, и викинги, отчаявшись высадиться, были вынуждены огибать весь остров в поисках подходящей бухты, оставлять корабли и пешим ходом двигаться обратно к замку.
На этот раз штурм был быстрым и жестоким: Онн больше не сдерживал внутреннего гнева, что извечно полыхал в его сердце, подогревая радость битвы и удовольствие от собственной непобедимости. Мучимый болью, что с уходом Хэзер пронзила, казалось, все его существо, конунг не щадил врагов, и его викинги, стосковавшиеся по настоящим боям, радовались этому кровожадному разгулу. Железная рука короля не останавливала их, как в предыдущих походах, не удерживала от преступлений и насилия, и они с дикой, звериной радостью придавались убийствам, грабежам и мародерству. К концу битвы все подступы к замку были залиты кровью, кровь текла в реках и ручьях вместо воды, но ворота цитадели оставались несокрушимы, хотя те несчастные, кто не успел укрыться за ее стенами, были убиты или пленены. Онн знал, что сами норны привели его сюда, к порогу замка на Белом острове, ведь где-то там сейчас находится его сын, его продолжение, его наследник. И он подарит этот замок сыну, едва только голова Магнуса скатится с плеч!
Но вышло иначе: во время долгой осады, которую приказал начать конунг, рассчитывая взять крепость измором — ведь где добывать пищу на вершине голой скалы, — после ночного отдыха викинги готовились к очередному штурму, заготавливая бревна для тарана, веревки, чтобы карабкаться на стены и золото, чтобы выманить предателей, — ворота замка вдруг приоткрылись, и появился высокий мужчина. На нем были боевые черного цвета доспехи, в руках он держал внушительных размеров щит и меч, а его голова была покрыта прочным, но легким шлемом.
Он смело направился к викингам, потерявшим дар речи от изумления.
— Послушайте, северяне! — произнес незнакомец громко и твердо, — Хватит лить кровь невинных людей понапрасну! Вам не сокрушить ворота! Но мы не хотим, чтобы вы заморили голодом наших детей. Меня зовут Ролан, я — родич короля Магнуса и пришел с его позволения. Я готов вызвать на бой вашего вождя или любого другого воина. И пусть наш поединок решит исход битвы!
Услышав его слова, Онн, сидевший на пологом камне у одного из шатров и исподлобья наблюдавший за незваным гостем, тут же с готовностью поднялся. Внезапно конунг осознал, что ему, и правда, не нужны все эти смерти невинных людей. Да, его сердце болело и кровоточило, но желало оно совсем другого отмщения. Ему была нужна Хэзер, его жена. Только она. И он почувствовал странную благодарность к этому Ролану, появившемуся так неожиданно и так кстати.
— Я готов, — спокойно ответил он, сделав шаг навстречу Ролану. Онн даже не потрудился надеть доспехи и стоял сейчас перед противником в одних штанах и рубахе, сжимая в руках свой двуручный меч.
— Возьми хотя бы щит? — предложил Ролан.
— Он мне не нужен, меня хранит щит небесный, — ответил конунг.
Онн взмахнул мечом, демонстрируя свою готовность начать бой, Ролан приблизился, а со стен замка напряженно следили за поединком, как следили и викинги. Они свято верили в непобедимость своего вождя и потому даже не опасались за него, а лишь подбадривали криками время от времени. Ролан же оказался сильным противником и бился храбро, отражая удары конунга один за другим, отступая, когда нужно и нападая при первой возможности. Воистину, у короля Магнуса был достойный сородич! Несколько раз Онн чудом уклонился от рассекшего воздух клинка: тот просвистел совсем рядом с его правым предплечьем, чуть не отрубив руку. В другой раз, Ролан ударил так сильно, что Онн едва устоял на ногах. Ролан давно использовал этот прием и знал, что воин, получивший столь сильный удар — роняет меч. Но конунг в свою очередь знал, что в мире нет ничего, что заставило бы его бросить меч. Даже смерть — не повод выронить оружие! И потому, напрягая все силы, оттолкнул своего врага назад: на мгновение тот потерял равновесие, не ожидая отпора, и клинок викинга вонзился Ролану в живот, как раз там, где заканчивались доспехи. И меч выпал из его рук. Воин Белого острова медленно осел на землю. Онн опустился на колени рядом с ним и осторожно, почти ласково, закрыл ему глаза.
— Ты был храбрым, Ролан, ты был отличным бойцом, — прошептал он. — И уже сегодня ты будешь сидеть за столом с самим Одином.
Потом конунг поднялся и обернулся к своим воинам.
— Война окончена. Оставайтесь здесь. Не сметь никого трогать. Довольно людей полегло, валькириям и так достаточно павших.
И, к их величайшему изумлению, один, вооруженный лишь мечом, он вошел в ворота вражеского замка, и защитники крепости, потрясенные и испуганные, расступались перед ним, словно тот был не человеком, но полубогом, сошедшим на землю. Тяжелые ворота вновь закрылись.
Конунг медленно пересек небольшую площадь, представляя собой отличную мишень для любого лучника. Король Магнус, худой, сгорбленный и седовласый, с золотым венцом на голове, стоял на ступенях, ожидая его. Онн приблизился.
— Я пришел забрать то, что принадлежит мне, — произнес конунг вместо приветствия, твердо глядя в глаза иноземному королю, — Отдайте мое, или клянусь, викинги не оставят тут камня на камне! Мы разрушим ваш город до основания, убьем всех, но найдем ее. Так, где она прячется? Если отдадите — уйдем с миром.
— Зачем тебе меч, король северян? — произнес Магнус с чуть насмешливой грустью в голосе. Многие его подданные пали в этом сражении! — Если ты пришел с миром, как говоришь, почему держишь в руках оружие?
— Потому что хочу срубить голову предательнице, что вы приютили, — голос Онна дрогнул от злости. — Где она прячется?! Клянусь, спрашиваю в последний раз!
Глава 6. Белый остров 6.3
Магнус сделал неопределенный жест рукой, указав на лестницу, ведущую в башню, и Онн стрелой рванулся, не думая, что там может быть засада, что его могут поджидать вооруженные арбалетами и кинжалами стражники. Конунг равно верил, как в благородство противника, так и в собственную неуязвимость. Поднявшись по лестнице, он действительно оказался в богато украшенной коврами светлой девичьей спальне, куда вошел, вышибив ударом ноги тяжелую дверь, что была заперта на засов. Дверь с грохотом обрушилась на пол, и стоявшая у окна Хэзер, вздрогнув от оглушительного звука, резко обернулась. Или же она обернулась, потому что уже раньше услышала топот ног? Конунга поразила стройность ее фигуры: неужели, его сын уже родился? Повисла тишина. Хэзер первая нарушила молчание.
— Я здесь, — она с вызовом подняла подбородок и взглянула ему прямо в глаза. — И я вовсе не прячусь. Ты пришел за мной? Так вот я! Ты привык силой брать все, что тебе нужно. Иди сюда, чего же ты стоишь?
И тут конунг узнал, что он ошибался. Потому что в этот миг его пальцы разжались, и меч выпал из рук, со звоном упав на каменный пол. Это был первый и последний раз в жизни, когда Онн выронил оружие.
Король северян, несокрушимый Онн-победитель, стоял сейчас, нелепо переминаясь с ноги на ногу и опустив голову, словно смущенный растерянный мальчишка, не зная, что сказать и что сделать. Весь его гнев куда-то испарился, теперь он и сам не представлял, ради чего устроил всю эту жуткую бойню и зачем собирался отсечь сбежавшей супруге голову.
— Ты что, испугался меня? — все так же с вызовом спросила Хэзер, и в ее голосе послышалась явная насмешка.
И Онн сделал то, чего не делал никогда прежде. Конунг почти бегом приблизился к жене, подошел так резко, что Хэзер против воли отшатнулась и сжалась, ожидая удара. Конунг никогда не поднимал на нее руку, но женщина знала, что кулак у него тяжелый и после такого удара она уже вряд ли оправится. А их любовь и вовсе будет не спасти. И Хэзер, твердо верившая, что сможет до конца быть храброй, вдруг испугалась, и отвага покинула ее. Сердце женщины замерло от страха. Но Онн даже не замахнулся. Конунг обнял ноги жены, уткнувшись лицом в ее колени, и вдруг зарыдал, чего не случалось с ним с самого рождения. Его плечи вздрагивали, из груди вырывались хриплых звуки, и, напуганная этим зрелищем еще сильнее, чем грозившими ей побоями, Хэзер опустилась на пол вслед за ним, прижала к груди его голову, зарывшись пальцами в рыжие спутанные волосы, кое-где слипшиеся от запекшейся крови, и непрошенные слезы побежали по ее щекам. Они плакали вместе, крепко обнявшись, а потом женщина тихо сказала:
— Я потеряла ребенка, когда сбежала от тебя. Прости.
— Неважно, — отмахнулся конунг. — У нас еще будут дети. Много детей. Ты только не уходи больше.
— Столько людей погибло… — прошептала она.
— Сама виновата! Зачем ушла? Вернись ко мне!
— Ты не пойдешь на Британию? — она сжала его лицо ладонями и с надеждой заглянула в темно-зеленые чуть колдовские глаза мужа, — Не допустишь, чтобы снова гибли люди моей страны? Я не хочу, чтобы бритты умирали…
— Нет, — конунг покачал головой. — Никуда не пойду. Просто вернись. Мне ничего без тебя не нужно.
Радостно засмеявшись, Хэзер крепко поцеловала мужа, отказываясь верить своему счастью, а он так крепко сжал ее в объятиях, что рисковал раздавить.
Король Магнус позволил им покинуть замок целыми и невредимыми, а прежде, как ранее успел сговориться с Хэзер, — заключил с Онном соглашение, по нему Белый остров стал дружественным свободным королевством, с которым были возможны лишь военные союзы и защита, но исключались взаимные набеги.
Сначала Магнус приютил беглянку Хэзер в надежде, что когда королева родит ребенка, тот останется на Белом острове, как гарант мира, не станет же Онн-конунг рисковать жизнью своего первенца! Но когда Хэзер потеряла младенца, а Онн не проявлял ни малейшего беспокойства о супруге и напротив, грозился лишить ту жизни, Магнус понял, что им остается лишь держать оборону. Но продолжал надеяться, что эта история все ж послужит к выгоде Белого острова, и если король северян сменит гнев на милость и примет опальную жену — между Вальхольмом и Белым островом возможен союз, и весьма прочный! Так и вышло.
Все вместе они похоронили павших и так же вместе, как и положено союзникам, присутствовали на панихиде Ролана, храбрейшего из храбрых, родича Магнуса, погибшего в честном поединке, но подарившего своему народу мир на долгие, долгие годы.
Онн со своей королевой Хэзер вернулся в родной замок, где и остался, забыв отныне о походах и битвах. Как и обещал конунг возлюбленной жене, он посвятил себя мирной жизни, занимаясь градостроительством и пытаясь дать людям своей земли жизнь лучшую, чем они знали прежде.
В этих заботах прошли следующие десять лет: оказалось, что строить мирную жизнь, да еще подходить к этому разумно, куда сложнее, чем воевать и совершать варварские набеги.
За все прошедшие годы боги так и не подарили конунгу наследника, потому что Хэзер, потеряв первенца, лишилась и способности к деторождению. Лекари и повитухи говорили, что королева больше не сможет зачать ребенка, а детей другой женщины конунг не желал. Он никого не замечал кроме жены. Их любовь крепла с каждым днем, и подданные не переставали удивляться и радоваться столь прочному союзу между королем викингов и девушкой из британской деревушки.