А вот принцу Олафу и Бломме судьба даровала сына, чудесного малыша, лицом напоминавшего отца, и которому уже сравнялось восемь годов. Ему дали имя Гуннар, в честь прадеда, и конунг души не чаял в племяннике. Он надеялся, что однажды боги смилуются, и у него тоже появится сын, но если нет, малыш Гуннар станет новым королем. И потому конунг большое внимание уделял образованию и воспитанию племянника.
Хотя с такой матерью, как Бломме, иначе и быть не могло. Она проводила с малышом все свое время, учила его грамоте, счету, рассказывала о диковинных землях, объясняла, что значит быть хорошим королем и честным человеком. Бломме пыталась вложить в сына то, чего не знали ее муж и его брат, воспитанием которых занималась суровая Ингрид: любовь к людям, милосердие, сострадание.
Кюна Ингрид к тому времени умерла от горячки, оба сына тяжело переживали кончину любимой матери. Бломме и сама чуть было не оказалась в небесных чертогах, так тяжело дались ей первые роды. И она, и принц Олаф понимали, что вряд ли женщина сможет выносить еще одного ребенка. Это печалило, однако они не оставляли надежды на лучшее, ведь Бломме была все еще молода.
И потому каждый год они приносили жертвы богам, а Бломме непрестанно молилась всемогущей Фригг, прядущей на своем веретене нити, сплетающиеся в полотно мира, и верила, что однажды прекрасная богиня откликнется на столь горячую мольбу и пошлет им с Олафом еще детей, сына или дочь, — для Бломме это не имело значения. Она боялась потерять Гуннара и остаться в одиночестве: в те трудные времена дети часто умирали прежде, чем взрослели. Их уносили вражеские набеги, голод, холод, но чаще всего — болезни, справляться с которыми лекари еще не могли, а боги равнодушно смотрели на страждущих с другой стороны радужного моста, даруя исцеление лишь избранным.
Часть 3. Колдовской лес. Глава 7. Бертильда 7.1
Один ей дал
ожерелья и кольца,
взамен получил
с волшбой прорицанья, —
сквозь все миры
взор ее проникал.
"Прорицание вельвы"
Роковой день начался с того, что Онн выехал с рассветом и встретил на дороге, ведущей к лесу, Бломме и ее сына Гуннара. Малыш, весело лепеча себе под нос, бежал впереди, а Бломме, одетая в красивое зеленое платье, вышитое по подолу серебряной нитью и оттого весьма тяжелое, едва поспевала за ним. Она тоже смеялась и кричала сыну, чтобы тот не убегал так быстро и подождал мать, но Гуннар мчался дальше, не обращая никакого внимания на запреты, и Бломме приходилось ускорять шаг, чтобы хотя бы не потерять его из вида.
Конунг остановил коня, натянув поводья, когда поравнялся с невесткой, та подняла глаза и с улыбкой приветствовала короля.
— Куда это ты спешишь, сестра, в такую рань? — поинтересовался Онн.
— Гуннар хочет показать мне «таинственное озеро», которое он обнаружил в лесу, — смеясь, откликнулась Бломме, — Вот и приходится бежать, что же делать! Такова материнская доля. Не оставлю же я малыша одного!
— Таинственное озеро? — усмехнулся Онн. — Что ж за озеро такое?
— Озеро то есть, то его нет, — ответила Бломме, — Наверное, зависит от дождей. Но те, кто верит в колдунов, считают, что его скрывает завеса магии. Когда она поднимается — люди могут увидеть озеро. Вот мне и предстоит увидеть это чудо прямо сейчас! Так считает Гуннар, его не переспоришь. А куда ты собрался спозаранку, брат мой?
— Решил поохотиться. Честно говоря, только, умоляю, не говори Хэзер: с тех пор как походы остались в прошлом, мне некуда девать силы. Они копятся во мне, копится и гнев. Боюсь, однажды все это взорвется! И тогда страшно представить, что может случиться! Охота помогает хоть немного остыть, приносит успокоение. Особенно я люблю бывать в лесу один. Там так тихо! Кажется, будто слышишь, как переговариваются альвы под землей!
— Как же я рада, что настал мир! — улыбнулась Бломме, — Что больше не льется ничья кровь. Что я могу спать спокойно, не тревожась за судьбу мужа и за твою судьбу! Каждый день благодарю за это богов, великих и милосердных.
Онн спешился и, шагая рядом с женщиной, обнял ее за плечи.
— А все благодаря тебе и Хэзер! — улыбнулся конунг, — Ты — мой добрый дух, моя светлая альва! Без твоего ума, без твоих советов, мы не могли бы построить то королевство, что построили. Ты первая показала мне милосердие. И потому, боги послали тебе наследника. А моя Хэзер так и не может иметь детей… За что нам это проклятье…
— Не отчаивайся, — улыбнулась Бломме, растроганная его неожиданными словами. От сурового короля не часто услышишь подобное! — Однажды наследник появится, вы должны верить! Приносите жертвы богам — и он обязательно появится!
— Что ж, если и нет, — Онн нахмурился, — Олаф мне дороже, чем сын. Пусть владеет моим королевством, если что-то случится со мной. Олаф, Хэзер, ты да Гуннар — самые дорогие люди для меня. Я счастлив, когда вы рядом! И никто не может отнять мое счастье! Мы укрыты надежно от любой беды!
— Не говори так! — испуганно воскликнула Бломме.
— А кто сможет? — хвастливо взглянул на нее конунг. — Врагов я не боюсь, замок отразит любой удар! Я сильнее теперь, чем сам Тор!
— Нельзя так говорить, — прошептала женщина, вздрогнув от суеверного ужаса, — Нельзя вставать рядом с богами, они могут разгневаться! Их нужно почитать! Я тревожусь за тебя брат… Такие речи, разве ж можно…
Но Онн уже не слушал ее слов, да и стоит ли слушать женскую болтовню! Конунг одним движением вскочил обратно в седло, тронул поводья и стремглав помчался к лесу, скоро он скрылся вдали, оставив лишь столпы пыли, что подняли копыта его лошади.
А Бломме вместе с сыном в задумчивости и тревоге отправилась в заросли, где мальчик показал матери то самое таинственное озеро. Оно ничем не отличалось от других лесных озер, чья темная поверхность, казалось, скрывала неведомое. Возможно там, в глубине и были спрятаны ходы, что вели в подземные мастерские альвов, где денно и нощно, не покладая рук, крошечные умельцы ковали непобедимое оружие и украшения, равных которым не могли создать люди. Однако полюбоваться гладкой, как зеркало, черной поверхностью колдовского озера не удалось: сгустились тучи, все вокруг стало мрачным и пугающим, а небо прорезали сиреневые изгибы молний. В этих краях дожди шли часто, иногда не прекращаясь целыми сутками, и Бломме с Гуннаром помчались домой, что было духу, надеясь добраться до замка прежде, чем капли забарабанят по земле и листьям деревьев.
Им это почти удалось: лишь несколько капель дождевой воды было на зеленом платье Бломме, когда они с Гуннаром добежали до замка и спрятались под его крышей от непогоды. Женщина радовалась своей удаче и нисколько не переживала за конунга — тот всегда найдет способ укрыться в лесу, столько лет провел в походах, привык к жизни под открытым небом!
А Онн с луком в руках медленно шел по лесу, и еще до того, как начался дождь, ему встретился первый олень. Онн вскинул лук, прицелился, туго натянул тетиву, замер, обратившись весь в слух, стараясь различить мягкую поступь животного, но в последний момент замешкался — олень успел его заметить. Гигантским прыжком он скакнул в заросли и понесся прочь, а конунг, так и не выпустив стрелы, отшвырнул лук и помчался за ним, но разве поймаешь оленя, когда тот спасает свою жизнь!
Споткнувшись, Онн остановился. Несколько капель упало на землю, вокруг потемнело, начинался дождь. Ветер принес непогоду, возможно, будет буря, которая закончится теперь нескоро! Конунг вернулся назад, подобрал лук и огляделся в поисках укрытия.
Вскоре он спрятался под раскидистым деревом, даже сильные струи дождя не могли пробиться сквозь его густую листву, а молнии к счастью прекратились. Зато поднялся холодный, пронизывающий ветер, об охоте не приходилось и думать. Конунг отпустил коня пастись, а сам присел между могучих корней дерева, подкрепился едой, что захватил в замке: ему достался отличный пирог с олениной, как раз из мяса того зверя, что сам убил несколько дней назад.
Сегодняшнему оленю повезло — он смог убежать. А теперь — какая уж охота, добраться бы только домой! Таинственное озеро, наверняка, выйдет из берегов после такого ливня! Онн рассмеялся богатой фантазии мальчика, а потом вспомнил, что мудрецы, и правда, говорили что-то о магических озерах, на берегах которых притаилось колдовство. Сам конунг считал, что колдовству нет места в его землях, потому никогда не слушал эти россказни. Здесь все принадлежит ему, а значит, никакой магии тут быть не может и точка! Но Гуннар еще ребенок, ему покуда позволено верить в сказки о колдовских озерах.
Наконец, спустя пару часов, дождь перестал, земля подсохла, и можно было трогаться в обратный путь. Уже вечерело, день прошел впустую. Онн вздохнул, ему каждый раз было трудно пережить неудачную охоту, хотя это, конечно, куда лучше, чем проигранная битва! Когда конунг уже шел по прямой просеке, что должна была вывести из леса на дорогу, его чуткий слух снова различил хруст ветки. Он остановился, придержав коня. В следующее мгновение треск повторился, и Онн увидел еще одного оленя, не такого крупного, как предыдущий: молоденькая самка оказалась на удивление близко! Конунг почти мгновенно снял лук с плеча, вытащил из колчана и вложил стрелу, почти не целясь, выстрелил — но промахнулся, стрела скользнула совсем рядом с животным. Олениха вздрогнула, вскинула голову, повела бархатным влажным носом и молнией бросилась в чащу. Конунг помчался за ней сломя голову: нет, второй раз за день он не упустит оленя! Такого позора просто не переживет! Этому не бывать или же он не король здесь! И тут, к счастью, снова раздался хруст ветки, но совсем с другой стороны. Как только олениха могла оказаться там настолько быстро! Это почти невозможно! Недоумевая, Онн бросился в сторону, откуда донесся звук, развел руками густые ветви деревьев и оказался у самого устья небольшого темного ручья, впадавшего в такое же темное озерцо — одно из тех магических озер, о которых шептались местные старики.
Глава 7. Бертильда 7.2
Каково же было удивление конунга, когда прямо перед собой, у кромки озерной воды, увидел он молодую женщину в длинном белом платье. Ее густые темно-русые волосы были не убраны. Женщина подняла голову, она была очень хороша собой. Глаза точно такого же болотно-зеленого цвета, как и у самого конунга, обрамляли длинные, но довольно светлые ресницы. Она зачерпнула воды, чтобы напиться, однако, увидев Онна, застыла, так и не успев поднести пригоршню ко рту.
Она не выглядела напуганной, отнюдь! Молоденькие красавицы, столкнувшись с незнакомцем в лесу, да еще с тем, кто держит в руках оружие, должны бежать прочь со всех ног! Да нет, о чем это он, молоденькие красавицы и вовсе не должны ходить в лес в одиночку!
Внезапно Онн вспомнил, как встретил вот так вот Хэзер, одну на пустыре, и на секунду в его голове мелькнула мысль воспользоваться столь неожиданной встречей с красавицей — как давно он не совершал подобного! Но конунг тут же прогнал эту мысль, после истории с Хэзер ему было страшно и подумать о таком, да и встреча совершенно не располагала к более близкому знакомству: женщина не кричала, не убегала, не смотрела глазами испуганной жертвы, не умоляла о пощаде. Напротив, ее взгляд был серьезным и даже, возможно, чуть дерзким. А если присмотреться, то, пожалуй, и слишком дерзким! Но главное — она не удивилась их встрече, как если бы только и ждала ее. Она и заговорить-то осмелилась первой!
— Зачем ты пугаешь моих оленей, храбрый воин? — с неприкрытой насмешливостью спросила она.
— Ты смеешь говорить со мной? Считаешь, имеешь право? — Онн нахмурился, — Так знай, женщина, что это мои земли. И все, что здесь есть, принадлежит мне. И олени. И ты сама.
— Ошибаешься, — спокойно возразила женщина, — Все, что есть в этом лесу, — принадлежит мне, а не пришлым чужестранцам.
— Да как ты смеешь! Ты говоришь, как лесная ведьма! — воскликнул Онн в гневе, а женщина поднялась, небрежно вытерла руку о свое белое платье и со смехом взглянула ему в глаза.
— Я и есть лесная ведьма, — ответила она. — Все здесь — мое. Я — леди Леса. И раз уж ты ступил на эту землю, подошел к ручью и посмел приблизиться ко мне, теперь и ты — мой. Нельзя тебе было смотреть мне в глаза, нужно было отвернуться!
И вдруг Онн словно перенесся на многие-многие годы назад, в те земли, где родился, где некогда жили его отец, и отец его отца. И вспомнилась ему встреченная в лесу старая хэкса, раскладывающая руны на зеленой траве, и вспомнил он теперь ее темное предсказание. Конунг почувствовал, будто чья-то холодная рука сжала сердце, но воин не должен бояться, и потому, помрачнев, он крикнул:
— А ну, убирайся отсюда! Прочь!
Та не послушала, напротив, сделала шаг вперед и остановилась прямо рядом с конунгом.
— Зачем прогоняешь меня? — спросила она с улыбкой. — Разве не видишь, что я красива? Или не нравлюсь тебе? Посмотри же на меня!
Онн швырнул лук на траву, выхватил меч из ножен и, взмахнув им в воздухе, прижал лезвие к горлу женщины.
— Если не уберешься сейчас же, клянусь, снесу тебе голову!
Капля крови выступила на ее нежной шее, в том месте, где его коснулся клинок, но она лишь рассмеялась.
— Хорошо, — ответила лесная ведьма, — Я уйду сейчас. Ты сам придешь ко мне. Ты будешь искать меня. А чтобы было проще найти — знай, меня зовут Бертильда.
— Что за глупости ты говоришь, женщина! Будь проклят твой язык! Зачем ты мне сдалась, чтобы искать тебя? — бросил конунг раздраженно.
Он опустил меч, с досадой, негодуя на себя за то, что не хватило духу отрубить голову красивой молодой ведьме, поднял лук и пошел назад, туда, где оставил коня. А Бертильда, улыбаясь, смотрела ему вслед, потом ее губы зашевелились, и она прошептала слова заклинания: в то же мгновение золотая цепь, что носил король на шее, расстегнулась и упала в зеленую траву, где и лежала, пока рука Бертильды не подняла ее.
А конунг вскочил в седло и направился домой, стараясь поскорее забыть этот неприятный день, надо же: не убить ни одного оленя, зато встретиться с колдуньей! Наверняка, она прокляла его стрелы, потому он и стрелял мимо, будто мальчишка, что никогда не держал в руках лук!
С досадой он пришпорил коня, устремившись к воротам замка, где были его жена и родичи, которые уже успели начать вечернюю трапезу, отчаявшись дождаться хозяина.
Этой ночью, уставший после тяжелого дня, конунг спал спокойно, словно младенец, и никакие сны не тревожили его.
Но не спала Бертильда. У себя, далеко в убогой лесной хижине из тонких бревен, покрытой камышовой крышей, она повесила старый закопченный котел над очагом, где горели дубовые поленья. В руках она держала целый букет разнотравья, одно за другим бросала в котел соцветия, шепча заклинания. А после вытащила небольшую коробочку со странным цветным порошком, бросила несколько щепоток, снова произнесла слова заговора, под конец бросила в котел и золотую цепь, что подобрала в лесу. Толстой суковатой палкой ведьма помешивала свое варево, продолжая шептать слова на языке, которого не знал никто в этих краях, никто кроме нее одной.
Бертильда была колдуньей от рождения. Люди со столь сильным магическим даром рождаются нечасто: жрецы-друиды искали ее благосклонности, альвы и тролли приходили к ней с поклоном, но девочка решила пойти своей дорогой, она всегда хотела быть одна, чувствуя, что уготована ей необычная судьба. В чем именно состояла эта судьба, Бертильда не знала, но свято верила, что иначе быть не может, и потому развивала свой дар, пытаясь сделать его совершенным, чтобы уж точно не упустить шанс, что будет послан однажды на ее дороге.
Едва услышав о короле Онне, она решила прийти в замок, чтобы посмотреть своими глазами на завоевателя, о непобедимости которого ходили легенды. А едва увидела его, взглянула в глаза, так напоминавшие ее собственные, но словно скованные льдом, в то время, как в ее взгляде всегда плясал колдовской огонь, поняла — вот он, шанс! Если целые войска не могли победить короля северян, если мечи и стрелы оказались бесполезны, то она, Бертильда, сможет! Ее сила справится с ним, от нее не убережешься, никто не спасет короля от чар: ни высокие стены, ни крепкие замки, ни дубовые двери, ни сотни стражников, ни родная кровь. Она сказала правду — тот, кто ступил на берег волшебного ручья, ее ручья, — принадлежит ей. Так было всегда и так будет впредь. Онн не смог убить ее, когда у него был шанс. Не сможет и дальше. В мире нет магии, что была бы сильнее той, которой владела она. Теперь король-викинг будет с ней отныне и навсегда.