— Он обнимался на берегу ручья с какой-то ведьмой! — воскликнула Хэзер, и в ее голосе послышалась глубокая обида. — В их поцелуях было столько страсти… Он никогда не целовал меня так!
— Как же это возможно, — вздохнула Бломме, — Не могу поверить, я знаю, что Онн любил тебя и только тебя! Никто не убедит меня в обратном… Столько лет видела я вашу любовь, она вдохновляла меня на песни, ведь в балладах говорят о чувствах, что соединили вас!
Хэзер поднялась, задумчиво прошлась по комнате, словно какая-то мысль не давала ей покоя.
— Теперь я понимаю, в чем дело! — с торжеством произнесла она. — Зеленое одеяние! Эльфийские повадки! Корона из палок! Поцелуи с ведьмой! Все это так же далеко от моего мужа, как если бы я вдруг выпила белены, пошла в берсерки и бросилась убивать бриттов!
— И что же это значит?
— То было лишь его тело, — вздохнула Хэзер. — Существо, что живет в нем сейчас — не мой муж. Он же сам, скованный нерушимыми чарами, спит где-то далеко, в потаенных колдовских пещерах.
— Так разбудим его! — воскликнула Бломме. — Тебе нужен муж, Олафу нужен брат, а людям нужен их король! Нам всем нужен Онн, и мы вернем его! Неужели не справимся с какой-то ведьмой! Ведь боги не могут допустить такого…
— Как? — губы Хэзер дрогнули в печальной улыбке. — Она — могущественная колдунья! Ее чары сильны, кто мы против нее…
— Я знаю силу, что сильнее ее чар, — тут же возразила Бломме.
— Это только в твоих песнях любовь побеждает любые беды и воскрешает мертвецов, но если бы ты видела, — королева безнадежно махнула рукой и вновь застыла, будто обратилась в скорбное изваяние, не желая продолжать разговор.
— Я знаю способ разбудить его, другой способ! Не тот, о котором говорила ты, — произнесла она вдруг задумчиво. — И я испробую его! Я пойду до конца, но спасу своего мужа, пусть и пожертвую всем, что удалось мне создать за эти годы!
Бломме почувствовала в ее словах что-то недоброе, и сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Сама-то она считала, что лишь истинная любовь сильнее любви колдовской, и встреча с любимой способна разбудить дремлющую под властью чар душу короля.
Глава 8. Иная магия 8.3
Прошло несколько месяцев с той ночи, когда Бломме и Хэзер пытались придумать способ, как вернуть конунгу рассудок.
Онн и Бертильда как обычно сидели в своей тесной хижине у очага, ели похлебку из грубых деревянных мисок, но выглядели при этом счастливыми и полностью отрешившимися от окружающего мира и той жизни, что шла за стенами этого крошечного, но весьма уютного жилища. Зачем им дворцы и замки, зачем сокровища и яства, ничто не может сравниться с тем счастьем, что знали они сейчас, глядя в глаза друг другу, слушая, как шумит колдовской лес.
— Сегодня я снова видел эльфов, — сообщил Онн, — Они опять требовали назад свои сокровища… Как же назойливы эти создания! С ними приходили карлики-цверги и гномы, и просили, просили!
— Не думай о них! Забудь! Забудь обо всем, — Бертильда потянулась и поцеловала своего возлюбленного. — Не стоит омрачать жизнь такими думами.
— Эти сокровища мои, — начал было конунг. Но Бертильда перебила его.
— Нет, они не твои. Эти сокровища принадлежат темным альвам, твой предок, альв Леорелл, выкрал их у своего рода. Но сейчас это не важно. Все в мире неважно, есть только мы. Мы вдвоем. Ведь так?
— Так, — согласился Онн, послушно кивнув.
— И ты любишь меня? — лукаво спросила ведьма.
— Я тебя… — начал он, но не договорил, потому что в это самое мгновение совершенно неожиданно травяной полог вдруг шевельнулся, и к изумлению хозяев, на пороге возникла темная фигура непрошеного гостя, закутанного в длинный шерстяной плащ. Это была Бломме.
Несколько мгновений смотрели они друг на друга. Онн — изумленно, Бломме — с осуждением. Картина, что открылась перед ней: горящий очаг, приготовленная пища, и конунг в своих странных лесных одеждах, обнимающий сидевшую рядом с ним на травяной подстилке простоволосую ведьму, пусть и правда удивительно красивую, и юную, — все это показалось ей вызывающим отвращение, а потом Бломме заговорила, и в ее голосе послышалась печаль.
— Так вот ты где, брат мой, — произнесла она. — Мы думаем, что же с тобой случилось! Выплакали все глаза. И я, и Олаф, и твоя жена. И наш сын, малыш Гуннар плачет по тебе! И твои люди, верные братья-дружинники. И храбрые ярлы! И простые жители Вальхольма! А ты проводишь дни в праздности, с этой женщиной…
— Тебе что за дело? — грубо перебил Онн. — Ступай, откуда пришла!
— Я пришла, — невозмутимо продолжила Бломме, — Чтобы сказать, что вот уж более года, как тебя нет дома. Наверное, ты не знаешь. Мы искали тебя! И мне непросто было найти дорогу сюда.
— Как же нашла? — усмехнулась Бертильда и колдовской огонь опасно блеснул в ее глазах. — Дорогу сюда не найдет ни один смертый!
— Обменялась со старым троллем. Прочла ему балладу, но остановилась на самом интересном, не закончив. Старику так хотелось узнать, что было дальше, что он согласился связать себя клятвой и показать мне путь к этой хижине.
— Вот любопытный тролль, — возмутилась Бертильда, однако в ее голосе не было гнева, а напротив, казалось, она нашла случившееся забавным, в отличие от Онна, который, нахмурившись, произнес:
— Мой дом теперь здесь. Уходи, сестра. Людям тут не место!
— Но ведь и ты — человек!
— Я — король эльфов, каким был мой предок, — откликнулся конунг, и Бломме вздрогнула, увидев, как полыхнули вдруг колдовским зеленым пламенем его глаза. В них больше не было колючих льдинок, только колдовской огонь, обжигающий, смертельный, такое же пламя плескалось в глазах прекрасной ведьмы, что сидела с ним рядом.
— Хорошо, я уйду, — кивнула женщина, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул и звучал уверенно. — Но сначала…. Сначала отдам тебе кое-что.
С этими словами Бломме, превозмогая страх, приблизилась, прошла мимо смотрящей на нее немигающим взглядом Бертильды, которой вся эта сцена по-прежнему казалась очень забавной, и вытащила из кожаного мешочка, висевшего на поясе, засушенный цветок вереска. Этот темно-лиловый цветок протянула она конунгу, и тот взял его, сжав пальцами, растерянный, не зная, что же с ним следует делать.
Онн долго-долго с недоумением всматривался в растение, что держал в руке, и, глядя на мелкие сиреневые цветочки, казалось, что-то вспоминал, какие-то обрывки мыслей мелькали в его голове, никак не желая связываться в единую картину. Ведь с момента, как было произнесено заклинание, он помнил лишь одно слово — Бертильда. И сейчас вдруг с удивлением вспомнил другое. Он вспомнил название этого цветка и удивленно прошептал: Хэзер…
А дальше… распались колдовские цепи, проснулась душа короля: Бломме была права, не было другого способа разрушить злое наваждение. Лишь магия более сильная, чем та, что владела Бертильда, магия истинной любви, что соткала полотно жизни и привела все вокруг в вечное движение, могла исцелить пораженное темным заклятием сердце.
— Хэзер… Хэзер! — воскликнул Онн, вдруг вскакивая на ноги в неудержимом порыве.
— О боги! Где она? Где моя жена? — а потом замер, растерянно оглядевшись по сторонам, и вдруг пробормотал, — А где… я?
Он с удивлением оглядывал эту жалкую хижину, свой убогий зеленый наряд, а потом его взгляд упал на Бертильду, и тут конунг осознал произошедшее.
— О нет! — прошептал Онн, и его всегда железный голос дрогнул. — Как же могло такое случиться… Помогите мне, светлые асы…
— Брат мой, ты пробудился, так скорее уйдем отсюда! — позвала Бломме, взяв его за руку. — Тебе тут нам место!
— Уйдем, сестра!
Стремительно поднявшись, Бертильда преградила им дорогу.
— Ты не отнимешь его, — произнесла она, и в ее голосе послышалась угроза. — Не отнимешь! Конунг мой!
— Твои чары рассеялись, ведьма, — твердо ответила Бломме. — Уйди с дороги!
На секунду ей показалось, что Бертильда заносит руку, словно собирается испепелить их с помощью своей магии, но ведьма вдруг снова опустила ладонь и как-то печально произнесла:
— Ведь будет только хуже. Послушай меня! Не совершайте ошибки!
Но Онн и Бломме не слушали ее, они вышли из хижины и, не оборачиваясь, пошли прочь.
— Словно я спал и проснулся! — на губах конунга мелькнула улыбка. Бломме радостно обняла своего родича, а Бертильда продолжала смотреть им вслед. Женщина твердо знала: то, что принадлежит ей — никуда от нее не уйдет.
— Как благодарить тебя, храбрая валькирия! — обратился Онн к Бломме, когда они уже приближались к замку. Та лишь с улыбкой покачала головой.
Она спасла его и сделала это не только ради него самого, но и во имя всего королевства. А значит, благодарности не требовалось.
Глава 9. Чума 9.1
А дальше — все горожане высыпали на площадь встречать своего короля. Бломме предусмотрительно принесла в холщовом мешке обычные штаны и рубашку, чтобы он мог снять свой странный эльфийский наряд — появиться в таком виде перед воинами, значило бы покрыть себя позором до конца дней! Толпа кричала, благодарила богов, разливаясь широкой людской рекой по улицам замка. Викинги обнимали его, даже многие суровые мужи не могли сдержать слез, малыш Гуннар подпрыгивал от восторга и просился на руки, а принц Олаф, хоть воин и не должен позволять себе подобного, навзрыд плакал от счастья, увидев брата живым и невредимым. И никто из подданных не стал бы осуждать его за подобные проявления чувств.
И сам конунг был счастлив вновь обрести себя, свою душу, избавиться от злых чар, что держали его в плену все это время, только сейчас он ощутил, как тосковал по замку, по своим людям, и конечно же по семье. По маленькому Гуннару, который вытянулся за этот год. По красавице-сестре Бломме, по любимому брату. И конечно, по Хэзер.
Хэзер?!
— А где же моя жена? — Онн растерянно огляделся по сторонам, пытаясь разглядеть жену в толпе, но ее нигде не было, — Почему не встречает меня? Или обида, что причинил я ей, слишком велика? Не может простить измены? Но ведь то были злые чары, воля моя подчинилась колдунье, чья магия столь сильна, что и эльфы прислуживают ей!
Конунг нахмурился, он знал, что пусть и невольно обидел жену, но считал, она могла хотя бы поприветствовать его вместе с другими подданными!
— Хэзер здесь нет, — тихо ответила Бломме, слегка побледнев, — Когда она увидела тебя на берегу колдовского озера и поняла, что ты под действием злых чар, то совсем потеряла покой: искала лишь способ вернуть тебя. Днями и ночами говорила только об этом. А потом… Я решила пойти своей дорогой и нашла Бертильду, чтобы отдать тебе цветок. Чтобы позволить магии истинной любви разрушить темное волшебство. Хэзер же не верила в силу вереска и выбрала иной путь — считала, лишь только то может вернуть тебя к жизни, что любил ты больше всего на свете.
— И что это?
— Битва.