— Чему ты удивляешься? Если бы ты остановился, когда она просила, Бломме была бы жива! Но неуемное честолюбие гнало тебя вперед! — на глазах принца снова выступили слезы. — Желание славы одолевало тебя! Желание повелевать всеми! Желание сразиться с непобедимым воином, забрать себе то, что принадлежит ему! Стать королем над королями! Скажи, и много дает такая власть, брат? Дает ли она тебе счастье?
Онн молчал, и Олаф, не дождавшись ответа, заговорил снова.
— Бломме мертва теперь. Как и Хэзер. Как и тысячи других невинных людей. И моя душа болит сейчас. Моя душа просит мести! И я должен был бы вызвать тебя на поединок и сразиться с тобой. Но я не могу… не могу поднять меч против тебя… Ведь в тебе та же кровь. Ты мой брат и мой конунг. Я всегда любил тебя. Восхищался тобой. И восхищаюсь теперь.
Онн с тоской посмотрел на брата, печаль сжимала его сердце, и конунг знал, что так теперь будет всегда. И все же, он не хотел перебивать Олафа, хотел дать тому закончить свою речь, тот сказал еще не все, это было понятно. И действительно Олаф вскоре продолжил.
- Я люблю тебя… И все-таки моя душа словно в огне. Она жаждет мести. Души тысяч убитых тобой просят меня о мести. Я словно слышу их голоса, они неустанно звучат в моей голове! И я не могу заставить их замолчать! Как же исполнить их просьбы? Как я могу отомстить тебе, брат? — он взглянул на Онна, а потом крепко-крепко сжал того в объятиях, и конунг ответил тем же. Освободившись, Олаф вытер слезы, бежавшие по щекам, принц не пытался их больше сдерживать или скрывать, к чему теперь. Он поднялся. Олаф возвышался сейчас над сидящим на траве конунгом, стоял, сжимая в руках обнаженный меч, который успел незаметно вытащить во время объятий.
— Если только так, — твердо произнес он, глядя в глаза конунгу немигающим взглядом. А после пронзил грудь мечом, продолжая все так же неотрывно смотреть на него.
— Олаф! Брат! Что же ты наделал! — не помня себя от ужаса, Онн вскочил на ноги и подхватил оседающее тело. Кровь ручьем текла из глубокой раны, — На помощь! Ко мне! Помогите кто-нибудь!
Онн звал и звал, но все его люди были слишком далеко. Конунг пытался остановить кровь, но рана оказалась слишком глубока, жизнь необратимо утекала сквозь нее, а принц все продолжал смотреть на него. Лицо Олафа стало совсем белым, а потом взгляд остановился и дыхание замерло.
Опустив тело брата на траву, Онн двумя пальцами закрыл ему глаза. Сейчас принц Олаф лежал перед ним, прекрасный и спокойный, словно бог Бальдр, сын Одина, уснувший вечным сном, но ждущий своего воскрешения. Он был так хорош собой, что только боги и могли с ним сравниться, при жизни и после смерти.
Конунг положил голову брата себе на колени, а потом поднял лицо к небу и вдруг громко взвыл, как выли волки, не в силах сдержать терзающую боль.
Боль росла с каждым мгновением, она заслонила собой весь мир, а потом достигла пика — и что-то сломалось в его душе, железная воля северного короля не выдержала, и он продолжал теперь сидеть рядом с телом брата, неподвижный, не сделав и попытки пошевелиться, когда подошли верные викинги, чтобы забрать тело принца и подготовить к погребальной церемонии. Они не спросили, что произошло, каждому было ясно, что Онн не мог поднять меч на брата, а значит, Олаф не выдержал утраты и решил последовать вслед за женой.
Чуть позже к сидевшему все там же, на вершине холма, конунгу подошел старый Хлодвиг. Ярл еле таскал ноги, слишком много ему пришлось пережить в эти два дня. Все-таки он был уже стар для таких жарких сражений.
— Города больше нет, как ты и приказал, — сообщил Хлодвиг.
Онн молча кивнул.
— Мы нашли много золота и драгоценных вещей. Очень много, куда больше, чем было у нас! Никогда не видел такой славной добычи, Квентин и правда владел несметными богатствами!
— Теперь неважно… — тихо откликнулся Онн. — Местные жители… Кто-нибудь остался?
— Пара сотен, не больше. В основном женщины, дети, старики. Но наберется и десяток мужчин. Может, два десятка. Казнить всех? Или только воинов?
— Потом… Все потом.
— Мы сложили костры и положили на них тела. Принца и его супругу тоже. Зажжем их, когда ты скажешь, — сообщил Хлодвиг, а после, не дождавшись ответа, был вынужден уйти обратно в лагерь, а конунг так и остался на месте, словно обратился в камень, неподвижно глядя перед собой, ничего не чувствуя и не осознавая происходящего.
И так он сидел, пока легкими шагами не приблизилась к нему неизвестно откуда появившаяся Бертильда. Колдунья встала совсем рядом, но конунг даже не заметил ее присутствия.
— Итак, ты потерял все три сокровища, — произнесла женщина. Онн поднял на нее глаза, но не ответил и снова отвернулся.
Нисколько не смутившись его молчанием и презрением, ведьма спокойно села рядом, подобрав под себя ноги, и продолжила.
— Твой брат был красив, — вздохнула она. — Я знала немало красивых мужчин. Но никого, кто мог бы сравниться с ним… Я бы забрала его себе, если бы он был жив…
— Почему не забрала, пока был жив? — спросил Онн с усмешкой, — Ты же вроде знаешь, как это делается…
— Не могла, — Бертильда вздохнула. — Она… Я не знала никого, лучше нее… Светлая эльфа. Я отдала бы за нее жизнь!
— Что ж не отдала? Что ж не защитила ее? — Онн повернулся и зло взглянул на ведьму.
— Так решили боги. А как были прекрасны ее стихи и песни! Куда лучше моих…
— А ты писала стихи? — в безжизненном взгляде Онна мелькнуло удивление, конунг столько прожил в хижине с этой колдуньей, но понятия не имел, что и ведьма сочиняет висы!
— Пыталась, — усмехнулась та. — Но бросила, когда послушала ее… Поняла, что занимаюсь не своим делом. А каждый должен делать что-то свое.
Она помолчала.
— Почему все должно было произойти именно так? Почему боги не дали нам иной судьбы?
— Это моя вина. Так говорила старая хэкса. Да я и сам знаю… — ответил конунг. — А теперь уходи. И пусть никто не приближается ко мне! Я хочу быть один…
Бертильда понимающе кивнула и поднялась, а потом вдруг в ее руке сама собой возникла ветка белого вереска, редкого цветка, который лишь иногда встречается в этих краях. Колдунья протянула ее конунгу. Тот даже не пошевелился, и женщина положила цветок на траву рядом с ним.
— Мне кажется, мы еще встретимся, король эльфов, — еле слышно прошелестела она и мгновенно скрылась из виду, как не умел никто, кроме нее.
Онн проводил ее взглядом, а потом из его глаз потоком хлынули слезы, что столько лет сдерживал могучий воин. Они смывали кровь сражений и копоть пожара с его лица, и грязь с его души, и так сидел он рядом с догорающим замком, среди трупов, что не успели убрать, сидел и смотрел на разрушения, что принес в этот некогда благодатный край. В край, где родилась и выросла Хэзер, в край, где и сейчас, прорываясь сквозь пепел пожарища, цвел вереск.
Часть 5. Новый мир. Глава 12. Последнее сокровище 12.1
Онн продолжал неподвижно сидеть долгие часы, и глаза его оставались безжизненными, а в лице было не больше выражения, чем у каменных исполинов, высеченных в скалах народами древности. Скрылось солнце и поднялось вновь, а конунг не покидал вершины холма, и его верные ратники начали волноваться за рассудок своего предводителя.
Время шло, и казалось, ничто не способно вывести конунга из оцепенения. Никто не осмеливался приближаться. Догорели погребальные костры, догорели руины замка. А Онн все так же оставался недвижим, не чувствуя ни голода, ни холода, ни боли. Он не ждал будущего и не вспоминал прошлого, ничто более не имело для него значения.
А потом позади раздался легкий размеренный стук, доносившийся сначала откуда-то издалека, а после приблизившийся. Онн, разумеется, его и вовсе не услышал.
На вершину холма, где сидел конунг, медленно и плавно, словно вырастая из-под земли, поднимался седой старик в длинном белом одеянии. Он опирался на деревянный посох, и стук этого посоха разносился по округе. Седая борода старца спускалась на грудь, а глаза были окружены густой сеткой морщин. Казалось, он был древнее, чем сама древность, и он странно смотрелся на поле брани, среди покрытых кровью тел в своем снежно-белом одеянии. Все это казалось здесь неуместным.
Онн заметил незнакомца, лишь когда тот встал совсем рядом. Конунг повернулся, и его губы слегка шевельнулись.
— Я же приказал, чтобы никто не смел подходить… — еле слышно произнес он, — Ты что, хочешь лишиться жизни, старик?
— Я не слышал такого приказа, прости, — спокойно ответил тот.
— Кто ты?! И что тебе тут нужно? Какая нелегкая принесла тебя? Ты пришел просить о чем-то? — голос конунга звучал совсем слабо и тихо, как если бы у него не было сил даже говорить.
— Я друид, служитель лесных духов. Ты слышал о нас? — старец обернулся и доброжелательно взглянул на конунга.
Услышав эти слова, Онн нахмурился, а его глаза в миг потемнели.
— Не люблю разных колдунов и духов. Довольно мне от них было бед! Я прикажу казнить тебя!
— Зачем? — спокойно спросил старый друид, опускаясь на траву рядом с конунгом. — Ты ведь в первый раз меня видишь?
И Онну показалось, что в его глазах мелькнули искорки смеха.
— И то правда, — устало вздохнул конунг и вытер взмокший лоб, убирая непокорные рыжие пряди. Днем солнце здесь на вершине палило нещадно, — Так чего тебе нужно?
— Я пришел сказать, что тебе делать дальше, — все так же безмятежно ответил незваный старец, располагаясь поудобнее, ничуть не смущаясь тем, что конунг явно не желал его общества. Посох он положил рядом, бережно опустив на землю.
— Что?! — в лице Онна вспыхнул гнев, и он резко повернулся к друиду, — Послушай-ка, глупый старик! Я потерял жену, сестру, брата! Всех, кого любил. Моя жизнь кончена, мне ничего более не нужно. И не тебе, старому троллю, говорить, что мне делать дальше! А ну, немедленно убирайся, пошел прочь! Не то снесу тебе голову!
С этими словами Онн схватился за лежащий рядом клинок, но на лице старика не отразилось и тени страха. Он оставался таким же спокойным и доброжелательным, как прежде, и, твердо глядя в глаза Онну, вдруг произнес:
— Как звучало пророчество, что вело тебя по жизни?
Онн уже привык не удивляться трюкам колдунов, поэтому не стал уточнять, откуда старик знает про пророчество.
— Что я получу много славы, завоюю острова, стану великим королем, встречу на своем пути любовь, — ответил конунг, пожав плечами, — А после потеряю три сокровища, что были даны мне судьбой…
Здесь он замолчал, бесмыссленно уставившись в пустоту, но старик продолжал испытующе смотреть на него.
— И… Дальше!
— И это все, — ответил конунг.
— Нет, — возразил старый друид. — Ты просто забыл. Много лет прошло! Это не все. Было сказано, что ты лишишься трех своих сокровищ. Потеряешь все, одно за другим. Так и вышло. А когда потеряешь — обретешь четвертое. Твое главное сокровище. То, ради чего появился на свет.