Глава 1. Офицеры
АНГЕЛ — ПТИЦА СТАЙНАЯ
Наполни смыслом каждое мгновенье
Часов и дней неумолимый бег.
Тогда весь мир ты примешь как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь ЧЕЛОВЕК.
Р. Киплинг (пер. Лозинского)
Глава 1. Офицеры
Лес на той стороне реки казался гуще из-за осеннего подлеска. Вал красно-бурых кустарников выкатывался из-под пышных сосновых крон и нависал над глинистым обрывом. Сухие несброшенные листья пылали, используя последнюю попытку докричаться до окружающего мира и заявить о своём существовании. Но их хвойным собратьям было всё равно — ещё одно закончившееся лето, ещё одна опавшая жизнь. И не важно, что эта жизнь тоже прекрасна, что она дарит шелест соприкосновениями и тонкую нежность касанием. Соснам не понять. Флегматичные циники, они давно уже нашли свой путь — острую колкость в ответ на поглаживание. Что ж… Это позволяет им выживать, не засыпая на зиму. А у их корней хрупкими пальцами смороженных веток долгие шесть месяцев будут ловить отблески солнца навсегда оставшиеся романтиками младшие собратья. Чья судьба лучше?
А он-то, глупец, думал, что всё в своей жизни уже видел… И стал циником, как эти сине-зелёные хвойные громады на том берегу. Ан нет…
За спиной вновь задушено захрипел пленник, и плечи свело судорогой остановленного движения. Куда-то нужно было срочно использовать народившееся напряжение, и он в который уже раз наклонился почти к самой воде и поднял голыш. Холодный камень остудил ладонь и растревожил давний шрам, пролегший поперёк линии судьбы. Михаил подбросил камень на руке раз, другой, широко размахнулся и, словно гранату, швырнул вперёд. Проследил за плавной траекторией — голыш ухнулся, почти долетев до другого берега. Круги от падения мгновенно скрыла клокочущие волны быстрой воды. «Недолёт!», — усмехнулся Михаил и растёр закоченевшую ладонь о колено. На камуфляжном «хэбэ» уже появилось влажное пятно от частого вытирания руки. Что поделаешь, привычка. Услышав шаги со спины, он тут же определил человека. Ему можно было верить.
— Мих.
В плечо, глубокомысленно булькнув, ткнулась фляга. Он, не глядя, подхватил её из руки товарища и скользящим ударом ладони свинтил незатянутую крышку. Юрка присел рядом на корточки. Нервным взглядом обежал противоположный берег. За спиной снова вскрикнул истязаемый, и это поторопило руку Медведева. Горлышко фляжки ударило по зубам, а содержимое опалило глотку.
— Немирофф?
— Столичная.
— Ещё есть?
— У Игната две банки спирта неучтёнкой… — задумчиво сдал товарищ.
— Скажи — пусть отдаст тебе на раскупорку, — распорядился Михаил. — А звездюлей я ему по возвращении навешаю.
— Лады, — качнулся Юрий.
Помолчали. Прислушались. За спинами хрип перешёл в стон. Ударов уже не было слышно. На сегодня — всё.
— Ребята устали, Мих…
— Ты это мне говоришь?
— Не заводись.
— Не завожусь, — согласился он. — Уточняю, — и вернул флягу.
Юрий забрал протянутую фляжку и задумчиво побултыхал её возле уха. Плеск показался звонким. Хватит здесь ещё на раз для пятерых? Михаил едва заметно хмыкнул. В такие моменты понимаешь, что работа психолога — это чистой воды одурачивание. Вот настоящая работа в действии — не чинясь, дать ребятам глотнуть, выкурить с ними сигаретку-другую, поговорить, если получится. А потом, в тепле и спокойствии, можно и посидеть, накропать отчёты. Ничто ещё не сравнилось в эффективности с хорошей выпивкой и общением на равных.
— Зараза, — сплюнул Михаил. — Душу выматывает. Я не дурак подраться в охоточку, либо за дело какое. А когда вот так, равнодушно, как работу делают…
— Ребята говорят, — исподлобья взглянул Юрий, — если здесь ещё поплутаем немного, то «объект» не довезём. Либо он от побоев кончится, либо мы его сами пришьём, чтоб не мучился.
Командир егерского подразделения Михаил Медведев снова потянулся за голышом. Правильно ребята говорят… Рука подбросила ледяной камень раз-другой и пошла по широкой дуге за спину. Друг и помощник Юрий Зубров согласованным мягким движением сдал в сторону ровно на те сантиметры, что требовались для хорошего замаха. Правильно ребята говорят… Голыш сорвался с ладони и стылым метеоритом помчался к другому берегу. Вместо уже привычного плюханья в воду раздалось едва различимое за шумом реки чавканье — камень вошёл в мягкий глинозём крутого обрыва. Капитан Медведев невесело усмехнулся. «Правильно ребята говорят. Только Юрка не договаривает. Есть и третий вариант, о котором они наверняка треплются, но о котором сказать вслух нельзя. Либо пленник сдохнет сам, либо его добьют, либо, блин, этих положим нафиг»
— Никогда не думал, что буду работать при гестапо, — просипел Михаил и сплюнул на камни.
Вот уже почти неделю отряд плутал по лесу. Ориентиров нет, связь потеряна, долгожданная вертолётная площадка, к которой должны были выйти ещё шесть дней назад, так и не появилась. Более того — чем дальше продвигались, тем больше местность отличалась от карты. Старые схемы уже ничем не могли помочь. Навигационная система сдохла сразу после выхода из ущелья. Ребята, посланные обратно, до ущелья, с которого началось движение группы, не дошли — потеряли след. Да и пленник… Этот чёртов пленник! Капитан ненавидел его всем сердцем. Ему страстно хотелось, чтобы его вовсе не было, или вдруг не стало. Он даже был готов этому поспособствовать. Но сам же понимал, что ненависть к пленному лишь отголосок происходящего внутри. Не впервые за службу ему становилось противно дело, которое делал, но в первый раз ум и совесть настолько оказывались не в ладу. Презрение к работе оборачивалось ненавистью к внешнему раздражителю. Так было проще. Но Михаил не искал лёгких путей.
— Читаешь мои мысли, — скупо прокомментировал Юрий.
Медведев вздохнул. Пожалуй, это мысли не только офицеров отряда. Посмотреть, как Славян волком смотрит на «раверсников» или как Родимец косится. Да те же Батон и Ворон! А уж Кирпич-то до чего спокойный мужик, а видно — едва сдерживается. Уж он бы опустил свои лапищи на шеи ненавистных «инквизиторов»!
Так уж получалось, что и в штатном режиме всегда сталкивались интересы «Р-Аверса» и охраняющих их егерей. Одни — в комфортабельных условиях закрытой базы, другие — вечно на сухом пайке мотаются по лесу. Одним — высокие зарплаты и особые условия отдыха семействам на берегах морей, другим — дай Бог, если хватит копейки на проживание бабе да детям. Одним — во всём и всегда приоритет, другим — шиш с маслом. А вот теперь столкнулись в одном задании «таёжники» и «раверсники» — и оказалось, что разница в чём-то более важном, пусть не в глобальном, но в самом нутряном, духовном. И глядят друг на друга волками.
Всё так, да только есть такое слово… И хотя «Тайга» совсем не для военных дел создавалась, а как карманное подразделение одного начальника, и от обычных армейских проблем оказывалась далеко, но что такое «приказ» тут никому объяснять не нужно было.
Офицеры молча смотрели в воду. Быстрое течение в каменистом русле создавало неспокойную поверхность, непривычную для взглядов волжан. По водным завихрениям то здесь, то там появлялись тонкие перья белоснежной пены, но тут же исчезали под новыми волнами. Вода была ледяной. В этих местах рано становилось холодно, и в первую очередь это отражалась на воде. Здесь реки, в силу своего природного неспокойного характера, остывали рано, вставали нескоро, но зато надёжно. По таким рекам зимой армии водить можно. Да так и было в стародавние времена.
Медведев смотрел на воду и думал о том, что, как не крути, а в хорошее время они попали в эти леса. Пусть и плутать приходится порядочно и нервничать по поводу окружающих странностей, а всё равно хорошо: ни летнего гнуса тебе, ни весеннего звериного гона, ни ледяного дыхания зимней стужи. Здешняя осень благоволила к странникам. Днём ещё тепло, солнышко подчас припекает, так что можно и погреться и даже позагорать, а по ночам уже схватывает морозцем и тем спасает от комарья и мошкары. Зверьё перед зимой очумело носится, занятое запасом продовольствия на зиму — хоть голыми руками бери. Птицы на юг подаются. Летят стройными клиньями, перекликаются. Опять же цвета какие! В заволжских лесах по этой поре красное и жёлтое преобладает. А здесь вся радуга на ветках, не исключая и тёмных тонов, которыми кое-где окрашиваются листья. Благодать.
По воде мимо понесло сорванный лист. Жёлтый в бурую крапинку. Закрутило в бурунах. Два офицера молча сопровождали взглядами кружение листа в волнах, пока его не уволокло за резкий поворот. Там, на повороте, обрыв противоположного берега реки плавно переходил в залысину пологого «языка».
— Смотри-ка! — Громким шёпотом привлёк внимание друга Юрий. — Никак лиса!
Михаил присмотрелся и увидел почти неприметную на фоне осенних кустарников тонкую мордочку выходящего из леса зверя. Быстро подпрыгивая тонкими лапами на каменном берегу, рыжая патрикеевна выходила к воде. За ней весело скакали три пушистых шарика. Лиса зорко оглядела пространство, недовольно подёргала чёрными ушами, увидев двуногих на противоположной стороне реки, но команды «отставить» своему выводку не дала. Только построже тявкнула, призывая щенков к порядку. Но тем и без того уже хватало забот — большие валуны, громоздящиеся на берегу, оказывались серьёзным препятствием для слабых ещё лап. Лиса запрыгнула на один из камней и пригнулась к воде.
— Хитрая бестия, — почти беззвучно сказал Михаил. — Хочет ног не замочить.
— Лап, — хмыкнув, поправил товарища Юрий. — Однако щенки накупаются.
Рыжая мамаша напилась, оглядела сверху лисят, безуспешно сражающихся с камнями и собственными лапками. Потом снова посмотрела на противоположный берег. Люди её беспокоили. Она откровенно подёргала носом, вбирая новый запах, подумала, поглядывая на незнакомцев то одним, то другим глазом.
— Однако непуганая, — задумчиво произнёс Юрий. — Сразу чувствуется — с людьми ещё не сталкивалась. Запах наш уловила, но не убегает.
— Да. Далеко нас занесло…
— Мих, — Юрий потрясённо обернулся, внезапно осознав странность, — Осень же!
— И что?
— Дык! Щенки-то уже большенькими должны быть!
Михаил помолчал, потёр щетину и хмуро предположил:
— Может, поздняя случка?
— В диком лесу? — покачал головой Юрий. Глаза у него стали настороженными, былая лёгкая улыбка исчезла.
Лиса, видимо, решила, что пора домой и коротко тявкнула на выводок.
— Равняйсь! Смирно! Шагом марш! — прокомментировал Юрий.
Щенки засеменили за мамашей. Она высоко вскидывала тонкие лапки, чтобы бежать по камням, а они преодолевали препятствия большими, но не всегда умелыми прыжками. Лиса нашла прореху в плотной волне кустарников и одного за другим впихнула туда выводок. Последний раз посмотрела на людей и скользнула вслед за детьми.
— Да, за всю свою жизнь впервые вижу лису со щенками. Говорят, лисоньки очень пугливые мамаши. А, Миш?
— Говорят.
Он ответил лаконично. За спиной наметилось движение, шаги были непривычными. А, если это не свои, то методом исключения получается… Медведев посмотрел на друга, тот на него, и оба согласованно поднялись. Но уйти не успели.
— Сидите-сидите. Не помешаю, — устало махнул рукой капитан Степан Полынцев и присел рядом на берегу. Стянул с левой кисти полуперчатку, загрязнённую кровью и пылью. Опустил ладони в студёную воду. Кожа мгновенно покраснела.
«Будто Шер-Хан на водопое…» — неприязненно подумал Михаил, про себя помянув слова из книги, с детства вызубренной наизусть.
Юрий посмотрел на умывающегося и громко произнёс:
— Товарищ капитан! Разрешите обратиться к капитану Медведеву?