АНГЕЛЫ: Анабазис - Ольга Ворон 16 стр.


Пленник с трудом сел, потряс головой, словно вытрясая из ушей навязчивый белый шум, и посмотрел на раненого. Глаза Маугли остались сонными, тяжело жмурясь и напряжённо пытаясь сфокусироваться. Нос кровоточил, не переставая.

— Понусмотрежно, — пленный сморщился и дрожащими пальцами обжал виски. Подержал так мгновение, потом поднял на капитана взгляд и устало кивнул.

Медведеву не надо было объяснять, в каком состоянии может быть заговаривающийся. Но вариантов не было, да и пленник явно выразил согласие с предложением. Капитан подхватил его под мышки и рывком поднял на ноги. Доволок разделяющие два метра и усадил рядом с раненым. Вячеслав посмотрел на тэра и отвернулся — он сделал уже всё, что было в его силах. Вид Ворона не оставлял сомнений в том, что он скончается, не приходя в сознание.

— Славян! — позвал Зубров. — Смени меня!

Маугли прижал к повязке ходящие ходуном пальцы. Сморщился, приподнял плечи, словно прикоснулся к чему-то холодному или противному. Отнял руку и покачал головой.

— Всё. Меня не хватит.

Медведев нервно оттёр оцарапанную в пути щёку. Присел рядом с пленным, тронул его за плечо. Тот тут же дёрнулся, отодвигаясь от руки, затравленно глянул исподлобья — не иначе в ожидании тяжкого избиения. Капитан досадливо чертыхнулся про себя: «Вот, ведь, забит-то стал насколько… Попробуй его теперь растормоши!». И через силу, успокаивая пульс, спросил:

— Как тебя зовут? По-настоящему. А?

Маугли облизал губы и отозвался:

— Всеволод. Из школы Миромира, — и добавил, словно это что-то значило: — Ведомый.

Сзади к пленнику подошёл Зубров, и тот сгорбился в ожидании удара. Инстинкты превыше рассудочности. Сражаться с ними — дело тяжкое. Неподъёмное, когда так истощён.

— Севка, значит, — улыбка у Михаила получалась натянутая, дрожащая, нервно пляшущая. — Вот что, Сев… Попробуй помочь Ворону, постарайся — и проси, чего хочешь. Выполню.

Всеволод из школы Миромира облизал губы и, запрокинув голову, взглянул на Зуброва. Тот опустил ладонь ему на плечо и кивнул. Маугли вздрогнул, задумался на миг, прислушиваясь к себе, и, неуверенно кивнув, вновь потянулся к ране.

Медведев наблюдал за происходящим и пытался остановить внутренний волчок, завёдшийся на всю катушку в миг начала атаки и до сих пор продолжающий бешено вращаться, сверля живот и поясницу. Ему не в первый раз приходилось терять людей. Но привыкнуть к этому невозможно. Боль со временем становится слабее, но когда снова с кем-то из своих оказываешься по разные стороны смерти — вся боль утрат взваливается на плечи невыносимым грузом. Дрожат на очертаниях камней и людских фигур отражённые в памяти лица, слышатся голоса, и ловишь себя на желании позвать по именам. Словно новое умирание вдруг распахнуло дверь Туда, и видишь заждавшихся друзей…

А волчок неостановимо гудел, будоража тело и сознание.

Маугли резко оторвал руки от раненого и тяжело, натужно закашлялся. Сквозь пальцы, закрывшие лицо, широким потоком полилась кровь. Зубров подхватил согнувшегося и оттащил в сторону. Уложил его на бок, снял свою куртку и бросил поверх. Маугли, сворачиваясь калачиком, продолжал сотрясаться в кашле. Зубров обернулся к капитану:

— Пусть поваляется. Он выложился.

— Вижу, — отозвался Медведев.

Он действительно видел. Он да Полынцев. Остальные назад, на центр круга, не оглядывались. Просто — заняты ожиданием атаки. Просто — не верят в чудеса. Потому-то только трое смогли заметить в темноте неяркое свечение от рук. И только они услышали, как сменилось дыхание раненого — от хрипа с бульканьем пополам до тяжёлых вздохов с едва заметным посвистом. Медведев склонился над Вороном и тронул его горло. Кожа горячая. Под пальцами — трепещущая нитка артерии. Придвинулся ближе к лицу. Увидел, как блестят капельки пота на лбу раненого.

Из-за спины вынырнул Славян и плечом потеснил командира. Михаил молча отодвинулся — он уже уверился в том, что чудо существует, теперь настала очередь медика. Славян облизал губы и неловко улыбнулся — убедился. Подхватил автомат и смылся в сторону периметра.

Взгляд побежал по окружающему, заскользил, ни на чём не концентрируясь. Тёмные тучи, скрывшие небогатый ночной небесный свет. В редких прорехах — мелкие брызги звёзд. Силуэты высящихся камней — щербатая пасть дракона, в которой оказались и вырвутся ли — бог весть! В проёмах каменных клыков — ночная гора, и дальше — ниже — сплошное чёрное покрывало отяжелевших от влаги и снега крон. Неровность этого покрывала — как волны в реке — выше-ниже — высоты… Сердце звенело. Сердце хотело выплеснуться наружу. Этому сердцу вдруг стала тесна клетка рёбер и перины лёгких. Медведев поймал себя на том, что самым вопиющим образом улыбается. По-идиотски, детски, наивно, как никогда. Спохватился, собрался, скрыл улыбку в ладонь, взявшись по старой привычке усиленно тереть подбородок. Наткнулся на взгляд Полынцева — задумчиво-растерянный, — снова не сдержался и ухмыльнулся. Хотел подколоть: обо всём на свете знаете, да не всё руками щупали, — но сзади почудилось странное, и он стремительно обернулся. Своей интуиции Медведев доверял.

Зубров, сгорбившись, стоял у высокого пограничного камня и держался за выступ. И веяло от тёмной фигуры неожиданной слабостью.

— Юрка!

Зубров, не оборачиваясь, махнул рукой, мол, всё в порядке. Не поверив, Михаил подскочил, прижал к камню, отодвигая от угрозы сквозной щели.

— Ты что?

Зубров нырнул головой в сторону, скрывая кровь на лице. Не получилось.

— Отстань, противный, — прогнусавил он и упёрся рукой в плечо друга, наклоняясь.

— Тьфу, ты! Чёрт!

Медведев отступил. Нос у Зуброва кровоточил часто. По его рассказам — с того времени, как был сломан, всегда реагировал на напряжение и усталость. В принципе, ничего страшного. Только Юрий после обычно подолгу отдыхал, отлёживался, действуя по принципу дикого зверья: заболел — поспи! Как бы то ни было, на здоровье Юрия кровопотери не отражались — каждый последующий медосмотр убедительно доказывал, что волжанин крепок и здоров духом и телом.

— Да с чего хоть?! — Медведев развёл руками. Никаких сверхнагрузок за последние дни он не ощущал. А уж «железный» Зубров тем более!

— А хрен его знает, — философски отозвался Юра-сан, стряхнул с ладони последние капли и сел возле камня. Устроился: — Посплю я… Минут надцать. Ага?

— Спи, — Михаил кивнул другу и тот мгновенно вырубился. Вот что-что, а засыпать в тот же миг, как появилась свободная минутка, и просыпаться по первому зову, он умел отлично.

Медведев с некоторой растерянностью посмотрел на лежащих. Отнюдь не греющий душу ряд: Ворон, Маугли, Юра-сан… Под сердцем укололо предощущением дурного.

Сзади подошёл Полынцев.

— Однако мальчишка ещё силён, — задумчиво сказал он. — Я предполагал, что мы его вымотали до предела или около того. А ему ещё на такие фокусы сил хватает!

— Он спас жизнь моему человеку, — напомнил Медведев и исподлобья взглянул на Инквизитора.

— Так я же не спорю! — Раверсник расщедрился на ухмылку. — Просто констатирую. Но не забывай, что моего человека он убил.

— Полагаю, что Всеволод знает о противнике больше нашего… — медленно проговорил он. — И вполне мог догадываться о том, какая судьба ждала… твоего человека. — Очень хотелось сказать «вашего», но он сдержался. Однако Полынцев заминку подметил. Взглянул с прищуром, словно прицелился. Медленно кивнул, согласившись. — Вполне возможно, что пацан считал, что избавляет его от мучений.

— Возможно, — усмехнулся Степан, но глаза остались тёмными, злыми. — Но это не отменяет факта его смерти. Ведь ещё могли бы его вытащить.

— Не отменяет.

— А также не отменяет того, что сейчас мы ждём восстановления «твари» для того, чтобы добиться от него вызова их погранцев…

Медведев пожал плечами:

— Не думаю, что отряд Тэра может прибыть сиюминутно, как Старик Хоттабыч на ковре-самолёте. А значит — плюс-минус двадцать минут рояля не играют.

Полынцев покачал головой, но перечить не стал. Медведев же, убедившись в том, что возражений не будет, оглядел тёмное пространство новой обители. Тьма сгустилась, и в этой темноте камни и люди стали почти неразличимы.

— Батон!

— Туточки!

— В центр. Отсыпаться. Подниму через два часа.

— Есть!

Тёмная фигура вынырнула из проёма и, пошатываясь на неровностях, двинулась к центральному кругу. Медведев оглядел проёмы: «Кого ещё отправить спать? Ну, не «раверсников», однозначно. Пусть пока… Пока адреналин в крови гуляет. Чай, не уснут»

— Кирпич?

— Ась?

— На задрых.

Катько молча сдвинулся в центр круга.

— Как дела, Игнат? — Подсел к Родимцеву Медведев.

Темнота внизу казалась материальной. Кроны сосен едва уловимо переходили в тучи. И те, и другие были похоже на взбитые сливки. Черничные на чёрно-кофейном торте. Едва светились разводы туч в небе. Горизонт даже не угадывался. Сплошная пелена разводов. Чёрным по чёрному. Авангардизм. Тушь и сажа.

— Да никак. — Отозвался Родимец. — Не видно ни фига.

— Ну-ну…

— Командир, что здесь такая холодрыга, а? Вроде как теплее было…

— Вот Маугля проснётся, и спросим, — хмыкнул Медведев. — Что здесь за аномалия.

— Как-то оно здесь не так, — вздохнул Родимец, поведя плечами. — На мысли всякие наводит… — И бросил выразительный взгляд на капитана.

Назад Дальше