— В ходе эксперимента, чтобы нивелировать сбои из-за гормонов тебе чуть не отрезали яй…
— Достаточно! — прошипел голос. — Это действительно ты. Что ж, хорошо, потому что я уже давно хотел тебе сказать — пошёл ты нахер, Маки ван дер Янг!
Короткие гудки.
Что ж, мне повезло хотя бы в одном: я говорил именно с Эрвином. А значит, на него можно повлиять или надавить — но мягко, чтобы не вывести из себя. Набрал снова. В этот раз гудки длились долго — целую минуту.
— Да, — голос звучит уже не раздражённо, а устало и смиренно, из-за чего я почувствовал себя козлом и захотел тут же отключиться и никогда больше не звонить старому другу.
— Эрвин, прости, — искренне выпалил я, напрочь забыв про заготовленную речь. — Правда прости, приятель. Я… Я знаю, что виноват, это огромный косяк с моей стороны.
Вздох.
— Чего ты хочешь, Маки? Я только-только начал всё это забывать.
Теперь моя очередь вздыхать.
— Прости, но мне просто больше некуда идти и не к кому обратиться…
Эрвин перебил:
— Ха, представляю, в какой ты заднице, раз уж посмел связаться со мной.
— В полной, — не стал я кривить душой. — Хуже некуда. Мне нужна твоя помощь.
— О, какой же ты мудак! — взорвался Эрвин. — Моя? Моя помощь? Если тебе нужна страховка, мог бы просто позвонить в офис в рабочее время! Потому что я, — он подчеркнул интонацией это «я», — могу помочь только с этим.
Я помолчал, переваривая услышанное:
— Ты страховой агент?..
— Да, мать твою, я страховой агент! — Эрвин старался сохранять спокойствие, но выходило ужасно даже несмотря на то, что он был тем ещё забитым чмошником. — Что-то не так?..
— Всё так. Ладно, признаю, я не так выразился. Мне нужна ваша помощь.
Вздох.
— Нет, я не могу.
— Эрвин, ты же знаешь, мне никогда не нравилось напоминать о долгах…
— Долгах?! — он захлебнулся возмущением. — Знаешь, если говорить о долгах, то…
— Да-да, я всё знаю. Но я всё-таки спас тебя. И перед этим тоже, — не отступал я. — Всего одно дело. Один проект и мы в расчёте.
— Ты не понимаешь! Я долгие годы привыкал, старался забыть, вырабатывал хоть какую-то систему контроля, а теперь… А, впрочем, тебе же плевать, верно?
— Верно, — зачем-то кивнул я.
— Всего хорошего, Маки. Был рад поболтать.
— Стой! — негромко рыкнул я. — Эрвин, не заставляй меня превращать твою жизнь в ад.
Молчание.
— Ты тут?
— Да, — упавшим голосом ответил старый друг. — Боже, ну за что мне это?.. Я очень тебя прошу, не надо.
— Прости, но у меня нет другого выхода. И вообще, не будь козлом! — я решил немного надавить на чувство долга. — Когда тебе нужна была помощь, я пришёл, хотя мог и не ввязываться.
Тишина и тяжёлое дыхание, перемежаемое… Что это, всхлипывания?..
— Эрвин! — позвал я.
— Да, я тут, но я… Я не… Прошу, не надо. Я благодарен за спасение, но сейчас не могу ответить тем же. Хочешь, я дам тебе денег?..
— Не нужны мне твои деньги, — отмахнулся я. — Прекращай реветь и соберись! Предупреждаю, что если ещё раз услышу «нет» или «не могу», то отключусь навсегда и устрою тебе весёлую жизнь. Ты слышишь меня, Эрвин?
Пауза.
— Да.
— Ты знаешь, что будет?..
Он совершенно точно знал и ожидаемо ответил:
— Да.
— И что же будет, Эрвин, может, ты подскажешь мне? — продолжал давить я. Ещё немного и он сломается. Но главное не переусердствовать.
— Ты используешь слово, — всхлипывание и шмыганье носом уже начинали действовать мне на нервы.
— Да, я использую слово. А потом использую его ещё очень много раз, Эрвин. Я буду звонить тебе с разных адресов и произносить его, буду писать на почту, в сети и мессенджеры. Я даже закажу рекламу в Сети с одним этим чёртовым словом. У меня богатая фантазия и ты никуда от него не денешься. Так что подбери нюни и помоги мне.
Похоже, он уже вовсю рыдал. Совесть подала голос, но я безжалостно затоптал её в зародыше: сейчас не та ситуация, чтобы проявлять слабость.
— Ладно, — сказал, наконец, Эрвин и громко шмыгнул носом. — Чёрт с тобой. Я помогу, если ты этого так хочешь.
— Спасибо, — улыбнулся я. — Я знал, что ты сделаешь правильный выбор.
— Ой, да иди ты в задницу. Столько лет впустую. Столько усилий — и всё будет пущено прахом.
Я проигнорировал нытьё.
— Встретимся днём, — я быстро поискал какую-нибудь забегаловку в моём районе и скинул Эрвину ссылку на неё. — Вот здесь. В два часа дня.
— Не смогу, я же буду на работе. Менеджер меня…
— Мне это неинтересно! — огрызнулся я. — Отпросись, соври, уволься. Кстати, уволиться — это неплохая идея, потому что времени у тебя будет не так много.
— Прекрасно, просто прекрасно. А кто будет за мою квартиру платить?..
Я пропустил это мимо ушей и отключился.
Встал, прошёлся по комнате. Добрался до ванной, умылся ледяной водой и сказал, с отвращением глядя на себя в зеркало:
— Какой же я всё-таки козёл.
4
Кофейня пустовала, и это нервировало: я надеялся затеряться в толпе, но торчал как прыщ на ровном месте.
Небольшое заведение располагалось в двух шагах от здоровенного обшарпанного здания — то ли офисного центра, то ли производственного предприятия. Понять, что именно там находилось, я так и не смог, поскольку контингент, который входил и выходил из здания, был совершенно разношёрстный. Хватало и клерков-белорубашечников, и солидных мужиков в костюмах, и простых чёрных работяг в разноцветных банданах и синих комбинезонах.
Я сидел за столиком на летней веранде и почти час пытался заставить себя допить отвратительный капучино, в который вбухали целую кучу приторного миндального сиропа. Корпорации принесли с собой в Африку множество плохих вещей: нищету, насилие, рабство, неэтичные эксперименты над людьми, но это меркло и бледнело в сравнении с отвратительным кофе. Каждый раз, когда я пил подобную гадкую бурду, мне хотелось выплеснуть её в лицо бариста, потому что не научиться готовить кофе на континенте, где его выращивают, — это даже не лень, а гнусное и циничное преступление.
По идее, за мной никто не должен был следить, но я всё равно осторожно осматривался в поисках возможного «хвоста», однако так и не смог никого заподозрить. Улица как улица. Самая обычная, прилепившаяся к стене огромного бетонного зиккурата. Она пролегала на высоте примерно тридцати метров — практически на самом дне города, и на неё постоянно падала тень от автострады, что шелестела колёсами сотен машин и гремела консервными банками монорельса.