— И, конечно, с моими отпечатками пальцев?
— Не только, — с некоторой долей мстительности продолжал Роман. — «Бычок» был хороший, длинный и сохранил след от вашей туфельки!
— Так-так, значит, я уже ощипана, поджарена и готова к подаче на стол…
— Нет — к тому, чтобы быть полностью реабилитированной! Командор собирался сказать вам об этом завтра, да я вот почему-то не сдержался… Во-первых, тропинку, по которой вас и остальных вели к месту убийства, и точку, откуда стреляли, разделяет несколько десятков метров — их же по воздуху не перелетишь! А ваши следы имеются только на сигарете под сосной, где нашли стреляную гильзу. И во-вторых, очертание губ на фильтре есть, хотя и тоже смазанное, но совершенно иной личности!
— С чем сравнивали? — мадемуазель Ласкэ отчего-то немного покраснела. Роман улыбнулся:
— В одной из комнат на подносе стоят три стакана, из которых пили вы, Младшая Королевна и Мстислав. Все трое вне подозрений.
— Но тогда необходимо проверить и других!
— Уже сделано. Человека, оставляющего такие следы губ, в данный момент на станции № 4 нет.
— Вот это номер… — прошептала Ольда и на несколько секунд как бы отключилась. Затем она вдруг подскочила к сыну Командора, оттащила его от окна, закрыла «иллюминатор», затемнила и сказала:
— Мне кажется, тебе всё-таки лучше выйти через дверь — так, наверное, безопаснее. Но сначала присядь на диван — я хочу кое-что рассказать.
Заинтригованный Роман опустился на мягкое сиденье, а Ольда, взгромоздившись на покрывало с ногами, ухватила молодого человека за руку и горячо зашептала ему на ухо:
— Понимаешь, так сложились обстоятельства, что я и Малинка решили этой ночью бежать… ах, не спрашивай, почему! И куда — тоже. У нас имеется специальная глушилка, и технически подслушать, как мы обсуждали свои планы, было невозможно. И всё-таки придуманный способ побега стал известен одному человеку, который называет себя «Незнакомцем в маске». Кстати, о страшных «голубых елях» сообщил именно он, хотя и довольно странным способом…
— Что?! — Роман порывисто схватил девушку за плечи. — Ты… ты его видела?
— Видела и встречала где-то раньше, но так и не узнала и не вспомнила. Неприятная такая личность неопределённого возраста и пола в чёрной куртке с капюшоном, очень похожей на мою. Я сначала подумала, что это кто-то из работников Станции в специально подобранном гриме. Он мог тайком подобраться к окошку, за которым Младшая Королевна беседовала со мной, и всё элементарно выведать. Только ему, «Незнакомцу», было выгодно задержать нас здесь — не спрашивай опять, для чего… Вот он меня и подставил, показав вдобавок свою решимость. Знаешь, Рома, по-моему, среди вас тоже есть нахвальщики… Но этот проклятый окурок со следами неизвестных губ всё запутывает до невозможности!
— Думаю, объяснение найдётся, — тоже тихо произнёс Роман, по-прежнему не выпуская девушку из рук. — На этого «Незнакомца в маске» мы сами охотимся и точно знаем, что он из нашей Цивилизации и сейчас работает у Иоганна Ладвина. После того, как начальник Станции с группой своих людей покинул Базу и направился по вызову моего отца сюда, на четвёртый «цветок», чужой разведчик тайком выехал вслед за ним на другом гравикатере или на коне. Спрятал транспорт неподалеку в лесу и действует!
— Если так, то вам нужно немедленно связаться с Главной Станцией, — предложила Ольда, и глаза у неё загорелись. — Запросите, кто из рабочего персонала на месте, а кто отсутствует и по какой причине!
— Правильная мысль, я так и сделаю, — сказал Роман, — но сначала…
Он стал медленно притягивать Ольду к себе — её руки тотчас упёрлись ему в грудь, но по мере движения стали легко складываться. Долгожданный поцелуй получился почти таким же головокружительным, как и в первый раз, но, когда молодой человек захотел большего и резко завалил девушку на спину, то встретил очень сильное сопротивление. Решив, что оно лишь временное, Роман продолжил свои настойчивые, мягкие атаки, подбадриваемый молчанием Ольды, но затем ему вдруг почудились слезы в её прекрасных глазах. Остановившись, он вгляделся и понял, что, к сожалению, не ошибся. Пришлось с превеликим трудом оторваться от гибкого женского тела, отчаянно перевернувшись, скатиться на пол и замереть в горизонтальном положении. Ольда тоже поднялась, поправила волосы, запахнула халат и туго подпоясалась надорванным пояском. Потом она уселась на коленях рядом с сыном Командора, осторожно погладила его по голове и негромко сказала:
— Спасибо за благородство и понимание: ещё немного, и я бы не выдержала… А потом чувствовала бы себя порядочной дрянью и…
— …и поменяла бы мнение обо мне, — глядя в потолок, сказал Роман голосом смертельно раненного. Девушка подумала, а потом возразила:
— Вряд ли. Красивые мужчины лишь внешне представляют собой восьмое чудо света, а о женщинах и вообще говорить не приходится. Просто у всех нас упрямым зверьком сидит мечта о каком-то идеале…
— На самом деле, как мне кажется… — фон Хётцен-младший запнулся на мгновение, а затем всё же решил закончить: — Мне кажется, на этом свете нет лицемернее зрелища, когда женщина одной рукой отталкивает мужчину, другой одёргивает платье и с жаром выкрикивает: «Отойди! Вам только одно и нужно!»
— Это правда, — грустно согласилась Ольда. — Как будто нам нужно всерьёз что-то другое…
— А любви, наверное, всё-таки не существует.
— Не существует… Однако я буду очень благодарна, если ты найдёшь в себе мужество и определишься в отношении Младшей Королевны и меня. С нами, кажется, всё уже ясно: обе девицы из Замка Рэчери постепенно теряют головы от некоего Романа фон Хётцена…
Мелодичный, но неожиданный звонок прервал выяснение отношений — молодые люди суматошно вскочили и уставились сначала друг на друга, а потом на дверь. Поколебавшись, Ольда включила переговорную панель, и в комнате раздался звучный, слишком хорошо знакомый голос. Мадемуазель Ласкэ вопросительно глянула на Романа, а тот с отчаянным видом махнул рукою: «Впускай…»
Появившийся на пороге Командор сначала быстрым взглядом охватил помещение, затем оценил внешнее и внутреннее состояние потревоженной парочки; мощно, раскатисто крякнул и торопливо вошёл, убедившись при этом, что в свидетелях оказался он один. Отмерив несколько раз в полном молчании расстояние от стены до стены, он вдруг резко остановился посередине и внушительно осведомился:
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, налицо явный сговор с охраной!
— Ошибаешься, — немного неприязненно отозвался Роман. — Вон то окошко никем не контролировалось, а не мешало бы!
— А для чего? — удивился Командор, взглянув на сына как на незнакомого. — Я вполне намеренно так поступил, дабы мадемуазель Ласкэ не считала себя униженной или задержанной на самом деле — надеюсь, она оценила сей весьма прозрачный намёк? Только вот я не ожидал эдакой прыти от вас, молодой человек!
— У меня было деловое свидание, — стиснув зубы, отозвался Роман. — Не знаю, какая фантазия пришла тебе в голову!
— Да о чём ты! — осклабился Командор. — Какие могут возникнуть фантазии при виде столь безукоризненно одетой леди? Но вот что мне остаётся подумать, глядя на родного сына — измятого, измочаленного и запылённого с головы до ног? Похоже, что дел при свидании у тебя действительно было невпроворот!
— Ты убедишься в этом, когда мы переговорим, — заверил его Роман и, повернувшись к девушке, коротко спросил: — Можно?
— Да, конечно, — сразу же согласилась она и добавила: — Только без одной подробности, пожалуйста…
— Я понял-понял, — успокоил её фон Хётцен-младший и толкнул плечом отца: — Пошли, папа, есть срочное дело.
…Внимательно выслушав сына, Командор хотел было всё-таки уточнить, о чём тайно секретничали Малинка и Ольда, но, заметив непреклонное выражение лица своего отпрыска, передумал и поинтересовался:
— Кто станет делать запрос на Базу: я или Ладвин?
— Естественнее это было бы выполнить законному начальнику Станции, — подумав, предположил Роман. — Но… кажется, после разговора с ним ты забеспокоился?
— Да каким-то уж больно флегматичным он выглядит! — хмыкнул Командор. — И даже не удивился, что спешно вызван сюда, а зачем — неизвестно… И когда приехал, интереса не прибавилось! А уж его реакция на гибель лысого Шедуэлла! Почти как: «Помер Максим, ну и…»
— Вдовушка тоже не выглядит опечаленной…
— А вообще кто-нибудь выглядит? Не похоже! Один лишь Феликс Бартальски нервничает, но, кажется, только от страха. Он же с Эриком всегда был в одной связке, и вдруг — «пожалуйте бриться!»
— Значит, посторонних вмешивать не станем. Так, теперь ещё одна проблемка имеется: с кем говорить соизволим? Я не убеждён, что на этой Станции можно хоть кому-то доверять! И к десантникам на планетолёте не обратишься — вдруг спугнут?
— Резонное замечание, — согласился Командор. — Однако у нас выбор небогатый: либо чета Фогенов, либо Гар-Гекоевых, больше на Базе никого нет. Предлагаю выбирать из мужчин — бабы что-то поднадоели…
После недолгого раздумья решено было связаться из командирского вездехода со станционным техником Куртом Фогеном. Это удалось сделать без проблем. Машинально повторив довольно непритязательную просьбу, недоуменный мужской голос сразу же ответил, что с Базы никто и никуда не отлучался. Обе супружеские пары на месте и сейчас собираются затеять длинную партию в покер. Ничего не оставалось, как извиниться за беспокойство и закончить сеанс связи.
— Что-то здесь не то, — задумчиво проговорил Командор, устало вытянув ноги, — нутром чую! Либо мы не угадали, и господин Фоген нам спокойно солгал, либо запахло самой настоящей мистикой! Четверо на главной Станции, двое с Эльзой, остальные тут — а в результате имеются лишние губы! Бред какой-то…
— А прикус можно сымитировать, то есть подделать?
— Наверное, хотя чёрт его знает! Но и в этом случае мы ни на шаг не продвинемся. Правда, тогда можно позабыть про бесовщину. Уже не будет сомнений, что «Незнакомец в маске» находится здесь, и это кто-то из роковой шестёрки на выбор: Дэвид Сач, Феликс Бартальски, Уэнди Шедуэлл, Злата Йоркова, Инга Инфантьева или… или сам Иоганн Ладвин, но тогда он — актёр!
— В это я не верю, — решительно возразил Роман. — Когда же его успели завербовать?
— Знаешь, спроси что-нибудь полегче…
Ещё немного поломав головы, мужчины решили, что пора и на покой, так как силы определённо подошли к концу. Они отказались от мысли провести эту ночь на малой станции, предоставив свою личную комнату начальнику Базы и двум его подчинённым, а сами остались в вездеходе. Усталость, накопившаяся за день, и впрямь оказалась неподъёмной: отец и сын в сон буквально-таки провалились…
Следующие сутки не принесли практически ничего нового. Командор дал вялое задание Гуннару связаться с Эльзой («…если это вообще возможно…»), но больше не проявил к старшей дочери никакого интереса. У него хватило мужества элегантно извиниться перед работниками главной Станции за невозможность предложить им намеченную интересную программу действий и попросил задержаться здесь на время предварительного следствия. Отдельно он заверил, что это самое время не будет очень долгим («…не больше сорока восьми часов»). Роман спросил, чем вызвана такая точность, на что без энтузиазма заметили: «А вряд ли мы вообще чего-либо добьёмся!» Пришлось несколько шутливо посетовать на столь ранний упадок боевого духа у родителя, хотя и у самого улыбающегося чада в голосе никакой боевитости не ощущалось.
К чести Командора необходимо было отметить, что ему удалось взять себя в руки и сохранить хорошую мину при хорошей же игре. Он важно расхаживал по станции и вокруг неё, много беседовал со своими людьми, значительным тоном отдавал толковые распоряжения и подолгу пропадал в комнате всё ещё не освобождённой мадемуазели Ласкэ якобы для допросов. На самом же деле это были расспросы о том, как ей отдыхалось, когда он, Командор, мучился возле Сафат-реки. Однако талантливая Ольда тоже умела строить беседу и не шиша существенного не сообщила. Ещё меньше поведал полностью выздоровевший Мстислав, который по его словам никуда не отлучался и ни с кем, кроме своих витязей, не вступал в контакт. Что те и подтвердили.
Перед Романом была поставлена самая сложная задача: попытаться всеми правдами и неправдами разговорить Младшую Королевну. Давая указания насчёт «неправды», отец настолько увлёкся, что посоветовал сыну официально сделать Малинке предложение. «Какое?» — несколько ошарашенно переспросил Роман, полагая, что ослышался, однако Командор невозмутимо повторил: «Предложи ей стать твоей женой, а там видно будет…» Сообразив, что папенька сейчас находится в таком возбуждённом состоянии, когда ему лучше не возражать, сынок поспешил заверить его, что обдумает интересную мысль, и отправился на поиски девушки в короне. Правда, вначале он почему-то отыскал пищевой синтезатор и подкрепился всё той же, столь ценимой отцом, «Эвой».
Особого вдохновения это ему не принесло, как и какого-либо успеха в состоявшейся длительной беседе с Младшей Королевной. Роман подступал и с одной, и с другой стороны, вертелся буквально-таки ужом на сковородке, предпринимал неоднократные попытки обольщения, но всё было впустую: его собеседница не поддавалась никаким способам расшевеления. Наконец она неожиданно расплакалась и призналась, что разговаривала утром с мадемуазелью Ласкэ, и та строго-настрого наказала… («Ой, прости меня, пожалуйста, но я ничего не могу рассказать!»)
Сообщив отцу о полном провале своей миссии и выслушав мрачное: «Опять опередили…», Роман в сердцах спросил, чем он ещё может быть бесполезен. Командор вгляделся в расстроенную физиономию сына, криво ухмыльнулся, а затем поведал, что подобный же вопрос — но в отношении самого себя — приходил в голову и ему…
В конце концов решено было уединиться и как следует ещё разок обо всём подумать. В качестве традиционной беседки для размышлений и медитации была выбрана генераторская, где глава могущественной фамилии и будущий наследник добросовестно проторчали до глубокой ночи, коротая время в мучительном молчании, хождениях из угла в угол и по самым немыслимым траекториям. Несколько раз Командор порывался вызвать лейтенанта и поинтересоваться, нет ли весточек от милой доченьки, но так и не сумел преодолеть свою проклятую гордость. Возможно, он надеялся, что подобную инициативу проявит его сын, всегда сохранявший с Эльзой хорошие отношения, но тот целиком и полностью полагался на офицерскую точность Гуннара Озолса.
Сам же Роман обстоятельно мусолил одну не слишком свежую мыслишку, в основе которой лежали всё те же его внешние мужские достоинства. Он видел, что Уэнди Шедуэлл, как и все здешние женщины, непроизвольно на него засматривается и совершенно не намерена играть роль скорбящей вдовы; заметил, что Инга Инфантьева тоже украдкой посылает ему весьма заинтересованные взгляды — отсюда возникла идея поближе познакомиться с одной из дамочек, дабы вытянуть из неё хоть что-нибудь важное для дела. Однако к растрёпанной, диковатого вида Уэнди приближаться инстинктивно не очень хотелось, а Инга, напротив, отпугивала своим чисто учительским обликом: светлая водолазка, идеально выглаженный коричневый брючный костюм и никакой косметики. Её овальное, красивое лицо несколько портил тяжёлый, крупный нос классической формы, но со слегка расширенными ноздрями, что в сочетании с заметной угловатостью плеч придавало молодой женщине явно андрогинные черты. Очень длинные, прямые чёрные волосы, разделённые на голове ровным пробором, струились вниз двумя одинаковыми потоками, которые у основания тонкой шеи круто уходили назад, под заколку сложной конструкции, и дальше падали на спину узкой блестящей полоской. Инга явно занималась каким-то видом спорта — это выдавала и её строгая осанка, и пружинящая походка с профессиональной постановкой ступней на одну линию. Вполне подходящая супруга для Кирилла Инфантьева, подумалось Роману; он чувствовал, что к такой особе необходимо найти совершенно иной подход, нежели, скажем, к мадемуазели Ласкэ. Если у Ольды в глазах чаще всего светились ум и лукавство, то угольные зрачки Инги не выражали ничего, кроме бесконечной усталости.
Поскольку мужественная мысль посвятить себя работе исключительно с женщинами пришла в голову довольно поздно, то усиленная мозговая подготовка к ней затянулась за полночь. Закономерным итогом такой деятельности явилась резкая и внезапная отключка в кресле где-то около двух часов ночи — Командор отошёл ко сну значительно раньше. Он же первым и проснулся ровно в семь, растолкал сына и заметил с некоторым удивлением, что неплохо отдохнул. А у Романа ломило всё тело, так как в отличие от папы он не догадался своё собственное кресло разложить. Тем не менее, ему показалось, что головушка у него вполне ясная, только вот вспомнить, над чем же она размышляла последнюю треть суток, никак не удавалось…
Теперь родственникам требовалось сойти вниз и не попасться кому-либо на глаза до приведения своих внешностей в минимальный порядок. Этого сделать не удалось, ибо в кольцевом коридоре, невдалеке от душевой, стоял Дэвид Сач со Златой Йорковой — они торопливо переговаривались. Тут уже быстрота и слаженность действий отца и сына заслуживали всяческой похвалы: Командор в мгновение ока одёрнул свой спортивный костюм и принял барственный вид, а Роман сорвал с плеч измятую куртку и перебросил её через руку. Причесаться он успел ещё наверху, и теперь те же спортивные брюки в комплекте с модной пляжной майкой создавали полное впечатление, что их владелец недавно вернулся с обычной утренней прогулки или пробежки, чем и объяснялась его небольшая утомлённость. А вот станционные работнички выглядели, как ни странно, много хуже: у одного — спутанная и всклокоченная борода, у другой — смятые, неопрятные кудряшки, и у обоих — бледные и усталые лица.
Заметив главу разведки Сектора, Дэвид Сач как-то неловко отодвинул женщину локтем, сделал несколько шагов вперёд и с напряжением в голосе спросил: