— Да нет, вот это как раз постоянно происходит. Костя, наш брак был заверен тремя могущественными существами вселенского масштаба, а не, как изредка бывало, заштатной богиней любви системного ранга. — Эли говорила как-то нервозно, а за валуном что-то постоянно шелестело.
— И что это меняет? Ты все равно убила меня, добившись своих целей.
— О муж мой с небольшим количеством мозгов, это меняет многое, даже слишком многое. Такие сущности одним своим вниманием могут менять ход истории, а нас они благословили до того как я в порыве чувств оторвала в порыве твою голову. И вообще, ты сам виноват, это ты сделал мне тогда очень больно, и я была уверенна, что это мой последний миг, я не знала что ты так устойчив к моим феромонам. Нет их больше, а все ты виноват, злобный старый импотент!
— Ах ты тварь ползучая! Я виноват только в том, что пощадил тебя! Я не увидел в тебе зла и решил оставить тебе твою жизнь, за что и поплатился! — Плюнув на землю, я сел рядом со входом и прислонился спиной к закрывающему вход валуну. — Нельзя испытывать жалость к тебе подобным, в этом виновата моя мягкосердечность, что пришла со старостью.
— Спасибо за жизнь. — Камень слегка шевельнулся, я поднял свой топор в надежде, что Эли покажет свою голову, но из образовавшейся щели показалось только начало хвоста. Кончик подрагивал, словно был живым и имел свой собственный разум, и он боялся.
— Давай помиримся.
— Не понял, он ядовит? Или ты хочешь, чтобы я его отрезал? — Я уже примеривался, как одним ударом рассечь его посильнее, чтобы эта змея истекла кровью, и зажать хвост валуном.
— Не ядовитый, так у нас мирятся супруги, и виновный протягивает свой нежный конец хвоста супругу в знак своей вины и надеется, что супруг не сделает ему больно, хвост самое чувствительное место. — Она замолчала, а я рассматривал дрожащий хвост, что, казалось, вот-вот забьется в истерике от страха.
— Ты же не обидишь мой хвостик?
В голосе Эли послышались мольбы и какое-то отчаяние.
— Ты опять издеваешься? Или подготовила какую-то подлость? — Хвост замер в полуметре от моей груди и не собирался останавливаться. Вот он замер у лезвия топора, и, аккуратно его обогнув, коснулся моей руки и словно котенок начал тереться, изнывая от того что я не глажу его. Я схватился одной рукой за конец хвоста, а другой рукой надавил лезвием топора на самый толстый участок хвоста, до которого мог достать. Она почувствовала, но хвост не отдернула.
— Да, ты правильно догадался, можешь отрезать мне мой хвостик, на все твоя воля. Моя вина как супруги чудовищна. — Она замолчала, а я все глядел на дрожащий хвост, что был так беззащитен и все пытался потереться об мою руку.
— Как же я устал от всего этого дерьма. — Откинув от себя ее хвост, я побрел прочь. Не хочу, вот просто не хочу. Я слышал об этом от других, редких охотников, которые дожили до преклонных лет, что случалось, с нашей-то жизнью, очень редко. Жалость к врагу несмотря ни на что, видеть в твари самого себя, и после той наполненной кровью и смертями жизни ты и сам несильно отличаешься от тех тварей, что убивал.
Сзади валун освободил вход, а из пещеры выскочила Эли, до пояса она была прекрасной девушкой, одетой в белую просторную рубаху, а вторая половина была змеиной. Её белоснежные волосы были заплетены в тугую косу, а в руках она придерживала свой хвост.
— Ты куда собрался?! Тебе что, не понравился мой хвостик? Я не жирная, это все яблоки виноваты, они просто слишком вкусные! — Поняв, что их покровительница и помощница не желает, чтобы я уходил, местные с оружием наготове перекрыли мне путь.
— Эдален, скажи им, чтобы пропустили, я не хочу убивать. — А сам приготовился напасть и начать резню, может они убьют меня и моя душа наконец-то успокоится?
— Чивилоис! Костя, может, все же поговорим? — попросила она, я же в ответ сплюнул.
— Нет. Мне не о чем с тобой говорить.
Вечерело, идти в ночь по гористой местности было опасно, и у меня не осталось особого выбора, как остановится в харчевне на ночь. Я пил какую-то дрянь, но в ней все же был алкоголь, и к вечеру потратив десятую часть своих денег я смог достаточно захмелеть для того, чтобы перестать рваться в пещеру и намотать на копьё змеиные кишки. Мне никто не мешал, посетители приходили и уходили, так и не приблизившись к моему столу.
— Разрешите к вам присоединиться, доблестный боевой знахарь? — Передо мной стояла Эли, но уже без хвоста, в простом сером платье, что носили местные.
— Ты смерти своей ищешь? — Я потянулся к своему топору. Но его не было.
— Оружие убрали от греха подальше, — произнесла змеедева, садясь напротив, а мальчишка принес другой кувшин, который Эли ловко подхватила и разлила по стаканам содержимое с пряным запахом, смешанное с какими-то ягодами. — Яблочное, с горными ягодами и травами.
— Что тебе надо? — спросил я, смотря на то, как она залпом выпивает содержимое немаленькой глиняной кружки.
— А что, мне уже нельзя посидеть с мужем за одним столом? Знаешь, давай договоримся, у нас будет прогрессивная семья, как-никак я не твоего вида, а ты не моего. — Она улыбнулась, сверкнув своими жемчужными и слегка заостренными зубами. — И не надо смотреть на меня такими глазами, Костя. А ты знаешь, что в этом мире твое имя созвучно со смертью? Милый, ты пойми, выбора то особого у нас и нет.
— Выбор есть всегда, — твердо сказал я, взяв кружку и выпив ее содержимое, как и Эли, залпом.
— Знаю-знаю, пуля в лоб и кинжал в печень. Эх, мой старый, старый охотник, если бы все было бы так просто, вот сейчас расскажу тебе страшную тайну… — Эли слегка покраснела, выхватила стакан, что я наполнил, и, выпив залпом его содержимое, посмотрела на меня пронзающем взглядом.
— Хвостику понравилось касаться тебя, ты понимаешь? Мне приятно, я хочу, чтобы ты погладил его, перебрал чешуйки.
— Ты просто извращенка, вот и все, — хмыкнул я, забирая стакан.
— Извращенка? А сам то ты отвращение к хвостику испытывал, а? Забыл, что я мерзкое пресмыкающееся? Уж ты мне поверь, так мирно мы раньше могли сидеть только из-за договора, а теперь он ни тебя, ни меня не ограничивает. Да и пришел ты толком не подготовившись, тянуло тебя ко мне, впрочем, как и меня, но я не знала где и кого искать, то ли старца, то ли молодца, то ли умудренного годами мужчину. — Я не заметил, как начал пить прямо из кувшина и вино внезапно закончилось.
— Еще!
Вечер начал набирать ход, спорить со змеей оказалось пустой идеей, даже когда я метнул в нее посеребрённый нож, она его поймала и стала издеваться над тем, что я не целился в зоны, которые могли бы убить ее, а ранение в ногу не убьет даже человека. Мы пили, топя то ли горе то ли бессилие. Мы связаны путами, что не разрежешь ножом, Эли говорила, что иногда происходит предназначение и если его скрепляет могущественная сущность как, например, Хаос, то у простых смертных нет иного выбора, как подчиниться выверту судьбы, ведь что ни делай, все равно будет так, как предназначено.
Как мы оказались на улице, я уже не помнил, а Эли в лучах луны скакала своими босыми ножками по камням, в руках же у нее было мое копье. Отполированный наконечник сверкал в лучах луны, и, твердо встав на землю, она начала танцевать смертельный танец. Каждый взмах копья был ударом, она колола, била, выгибалась, отклоняла несуществующие клинки и уворачивалась, ее танец завораживал. В руке сам по себе появился мой топор, шаг вперед, удар снизу, лезвие, почти касаясь ее щеки, пролетело мимо, срезав пару ее белых волос. Наконечник копья лишь слегка проскользил по моему боку, срезав ткань. Удар свободной руки в челюсть был заблокирован ударом ее ноги, что, как и мой, не попал в цель.
Вихрь ударов, что не попадали в цель, закончился совершенно внезапно, и я оказался обвит змеиными кольцами, ее руки держали мою голову, а я держал нож у ее горла, наши губы были так близко, что всего миллиметр и они соприкоснутся. Она приоткрыла свой рот, и ее язычок направился к моим губам.
— Нет. — Одно слово разрушило это наваждение, змеиные кольца пропали, а передо мной вновь стояла она в образе человека.
— Забавно, да? Хлоя хочет любви, это ее часть галактики и мы в ее власти. — Эли развернулась и пошла в сторону гор. — Старый козел.
Конец главы.
Глава седьмая часть первая
Горы только начинали просыпаться, а я уже шел по горной тропе в соседний поселок. Хмурое настроение было не только из-за выпитого ночью вина, все мои мысли занимала она, и сейчас я думал о том, что мне делать теперь. Я предполагал, что все кончится поединком, честным и в этот раз уже без всяких неожиданностей для меня, идя к пожирательнице яблок я думал, что останется только один из нас. Да что там, даже из слов Хаоса было понятно, что они хотели увидеть поединок, и в этот раз он должен был пройти без подлостей со стороны змеи. Гребанная подколодная тварь все испортила, а я… А я веду себя как последний дурак и вместо того чтобы порубить ее на куски ещё чуть-чуть и оказался бы вместе с ней в одной постели. На ум пришло простое решение: уйти в соседнее селение и изучить язык и мир, а после разобраться со змеюкой.
У ручья я начал смывать остатки хмеля холодной горной водой, а после присел, схватившись за голову, хотелось выть. Теперь я игрушка богов, дожил, раньше я был достойным противником, то ли охотником, то ли жертвой, а теперь игрушка, на которую довольно эффективно влияют.
Только когда идешь против течения понимаешь, почем стоит настоящая свобода, и я хочу получить свою свободу. Свободу от влияний могущественных сущностей, свободу выбора, как жизненных путей, так и того места, где она, эта жизнь, оборвется. «Просто так никому не дается свобода, из неё нет выхода и в неё нет входа». Она или есть или ее нет. Всю свою жизнь я смеялся в лица тем, кто отобрал у меня эту свободу, им была нужна только моя жизнь, и я привык к этому. Привык к сражениям и смерти, что ходила за мной по пятам, но мои чувства и чистота разума были в моей власти и никто не имел права в них вмешиваться. Память, словно издеваясь, прокрутила ночные события, и омерзительна была не сама ситуация, а чувства, что я тогда испытывал.
Сорвавшись с места, я пустился в стремительный бег, старясь скоростью и кровью, что застучала в висках, выветрить те мысли, что крутились в моей голове. Я сам себе омерзителен, нет ничего страшнее, чем испытывать ненависть к самому себе, я такое уже проходил. И второй раз я могу такое и не пережить.
До поселка в горах я добрался к обеду, солнце приветливо светило мне в спину, иногда скрываясь за тучками. Поселок был в несколько раз меньше поселка, где обитала Эли, и по сравнению с этим местом поселок Хтосе выглядел в несколько раз богаче. Поселок Гтарсу стоял также на торговом пути, на том, что выходил из гор, Гтарсу был на последнем перевале предгорий, который должны были преодолеть караваны, а после уже либо идти в пустыню, либо в степи, но они все равно всегда проходили через Хтосе.
Небольшая харчевня стояла на небольшом расстоянии от поселка, что был огорожен частоколом и у ворот которого стояли двое суровых на вид воина. У харчевни также был воин, что следил за караванщиками и за местными. Он внимательно осмотрел меня и, поняв, что я его не понимаю, так же как и в Хтосе начал изрекаться знаками. Его очень заинтересовал амулет боевого знахаря, как я стал его называть и который я достал из-под одежды только по требованию стражника. Тщательно его осмотрев, страж спросил про Хтосе и пожирательницу яблок, и, узнав, что я оттуда и что любительница яблок жива и здорова воин пропустил меня в харчевню, одобрительно похлопав по плечу и что-то сказав хозяйке, что накрывала на столы вместе с детьми. Воин знаками попросил убрать все мое оружие и одобрительно поцокал языком, когда я зачехлил копья, а топор и вовсе убрал в мешок. Хозяйка, а это была именно хозяйка харчевни, приветливо мне улыбнулась и показала на самый дальний стол в укромном уголке. Мальчик, что принес мне нехитрую похлебку с игристым напитком, источающий яблочный запах, имел черты того воина что стоял на охране. Наверное, это семейное дело, люди здесь в основном спокойные, но и в цивилизационном мире бывают драки, которые заканчиваются ножом в боку. А здесь с этим строже, и топор и короткое копье у воина с щитом на входе давали понять, что он сможет управиться с несколькими разбушевавшимися посетителями в харчевне хотя-бы из-за привычности помещения и опыта ведения боя в замкнутом помещении. Как говорится, в родном доме и стены помогают, особенно когда воин опытный.
Внутри было совсем немноголюдно, кроме меня сидели человек шесть и не интересовались ни мной, ни чем-либо еще, их занимала только немудренная еда и питьё.
Как только я начал есть, снаружи раздался шум, а внутрь заглянул воин и, что-то сказав своей жене, начал приветственно голосить. Хозяйка отреагировала мгновенно, не привлекая внимания, она схватила кухонный нож, положила на поднос с кувшином и понесла его ко мне. Подойдя ко мне, она ткнула на свою шею, незаметно натянула веревочку на своей шее и как бы показала, что надо срезать или снять амулет знахаря. Мир иной, но порядки все те же, я не стал брать нож, а только подвинул кувшин, положив монетку, которой хватило бы на десяток сытых сильных обедов. Драгоценный металл даже не успел блеснуть в темноте харчевни, пропав ладони женщины. А я как бы ненароком потянул за шнурок бантика узла амулета, и он, больше не держась за шею, соскользнул вниз под одеждой к животу. Я еле успел наполнить кружку, как в харчевню влетел первый воин в темных одеждах и, раздав указания хозяйке, начал завешивать немногочисленные окна, а дети, стуча ведрами, понеслись к недалеко стоящему колодцу.
И вот вошли они, их было пятеро, полностью укутанных в белые одежды, да так что даже не было видно кто под ними. Встав посередине харчевни они, негромко разговаривая, дождались, пока им принесут пять ведер студеной воды из колодца, и закрыли двери. Только тогда они начали скидывать защищающую их от солнца ткань и стали, негромко разговаривая с хозяйкой, давать ей поручения, а она, аккуратно приоткрыв дверь, передавала еду и питье на улицу людям, по всей видимости, ожидающим этих пятерых.
Броня из сырой кожи с металлическими ставками полностью защищала каждого из этих пятерых, а мечи выделяли их среди всех воинов, что я видел. Похоже, что меч в этих местах был невиданной роскошью, и за все время, что пробыл в этом мире, я видел не больше десятка воинов, вооруженных не копьями или топорами, а именно мечами.
Знакомый тонкий запах начал распространяться по харчевне еще до того, как они сняли свои сплошные кожаные шлемы с узкими прорезями для глаз. Я интуитивно коснулся своего бедра, но там не было моего верного маузера, да и вертикалка отсутствовала, а упырей было пятеро. В замкнутом пространстве у меня не было и шанса, они быстрей, сильнее и живучей любого человека, и только огнестрел в прошлом помогал мне их убивать. Так что, попытавшись расслабиться, я начал пить из кувшина яблочное вино.
Упыри, облив друг друга из ведер водой, сели за стол и начали есть то же, что и остальные, а я украдкой рассматривал их, ища дефекты, что могли бы помочь мне в случае боя. Один прихрамывал на левую ногу, видать раздробленное колено срослось неправильно и теперь мешало ему своей болью, второй как-то неуверенно действовал левой рукой, постоянно беря все только правой. Остальные же трое казались более молодыми и не имели заметных дефектов, а по их действиям во время трапезы было видно, что они признавали старшинство этих двоих. Пока они ели с них стекала вода, которую собирала, ползая по полу с тряпкой, хозяйка. Они не проявляли агрессии, да и люди старались быть потише, так же не особо удивляясь пятерым упырям.
Упыри — это плод магического ритуала с жертвоприношением, при котором человек сам себя убивает, в то время как к нему подсаживают бестелесного паразита уткина. Переживает такой ритуал один из пяти, так как необходимо, чтобы тело умерло и паразит как бы начал занимать тело погибшего, а после резкого восстановления сознания паразит и человек соединялись воедино, образуя новое существо. Это уже не человек и не энергетический вампир, но и не мертвец. Упырь, что имеет разум, но подчиняется только своему хозяину, они были популярны в средние века среди магов, что специализировались на магических печатях и ритуалах. Пять таких упырей могли, при должном качестве обмундировании, уничтожить около полусотни опытных воинов. Быстрые, сильные и очень живучие воины, использующие для регенерации энергетическую систему, доставшуюся от паразита. Они имели массу слабых мест, солнце уничтожала верхний слой эпидермиса, то есть кожи, также они были очень чувствительны к серебру и ненавидели жару. Для пополнения энергетической системы им нужны были люди, желательно молодые и здоровые, а так как упырями обычно становились мужчины, то предпочитали они выпивать женщин. Часто имели небольшие гаремы и через женщин во время половых актов они получали энергию. Как говорилось в одном из трактатов, они совмещают приятное с полезным, их жены никогда не рожают, а в течение двух лет полностью угасают и упырь берет себе на замену новую жену, отрубив голову старой. Облик их не сильно отличается от людского, разве что кожа их всегда бледна, а глаза раздражены и покрыты сеткой лопнувших кровеносных сосудов, от чего они кажутся красными.
За свою жизнь я убил около шести упырей и каждый из них для меня был проблемой для, но ни одному из них я так и не дал приблизиться на расстояния удара. Эти твари безумно сильны и быстры, а еще живучи, помню, как один из упырей, лишившись нижней части туловища, понесся на меня, используя только руки, волоча за собой выпадывающие и волочащиеся по земле кишки.
Упыри время от времени поглядывали в мою сторону, а все из-за гребанных волос, что просто кричали о том, что я не местный. Седой волос в таком возрасте — это очень большая редкость в мире, где не существует красок для волос. Я методично уничтожал содержимое кувшина, и когда один из упырей окликнул меня, я поднял кружку и с улыбкой сказал, что не знаю их языка.
— Рано или поздно я заберу и ваши жизни, ублюдки. — После моего приветствия хозяйка заговорила с ними и, тыча в мою сторону, объяснила, что я простой путник, после чего они потеряли интерес к напивавшемуся до поросячьего визга страннику.
Упыри быстро поели и через полчаса вышли из харчевни. Еще через десять минут послышалось, как удаляются всадники. Нетвердой походкой я вышел из харчевни и посмотрел вслед удаляющимся всадникам, которых было всего пять десятков. Воин, что стоял у входа, произнес:
— Хтосе пожирательница яблок, есеко Карто, убить. — Он был хмур, а я, вскинув и разместив на спине свою поклажу, начал сначала неспешно идти к тропе, по которой пришел в поселок, но с каждым шагом я ускорялся, а хмель начал уходить, очищая мысли и тело.
Я бежал словно обезумевший, змеюка хоть и сильна, но она ослабла, и это было заметно даже мне. Ей не справиться с пятерыми обученными упырями, они убьют ее, и, если я правильно понимаю, то в прошлом она отбила нападение не бандитов, а тех, что собирали дань с поселения. А вот теперь на карательную операцию поехали настоящая сила, что не боится Эли и наверняка порубит ее на куски. И местное население не сильно-то ей поможет.
Но бежал я не для того чтобы спасти змеюку, я бежал чтобы предотвратить ту резню, что начнут упыри после убийства Эли. Паразит, что сидит в их телах, любит кровь, и если я не успею предупредить людей, то упыри будут умываться вечером не водой, а кровью, несущую в себе прорву энергии, что так любима упырями. Они не будут жалеть девушек как своих жен, они будут выпивать их за один раз, оставляя после себя холодные трупы.
Они верхом, но им надо огибать горы, я же несся напрямик не жалея себя, если я прибуду первым, то у Хтосе будет шанс выжить. Только бы успеть, только бы не упасть обессиленным на середине пути.
Глава седьмая часть вторая
В глазах все размывалось, бежать по гористой местности это не то же самое что марафонский забег на стадионе, подъем выпивает все твои силы, а спуск таит в себе опасность. Инерция все хочет, чтобы ты кубарем скатился по склону и переломал ноги ей на радость, и так десятки раз. Эмоций уже не было, ни злости, ни желания успеть, на полпути я уже начал забывать, зачем бегу, а уставшее тело кричало, что оно за себя не отвечает и вот-вот заберет у меня контроль.